Квартира без номера (сб.) - Имерманис Анатоль Адольфович. Страница 8

Однако профессиональное любопытство одержало верх. Если уж приходится здесь сидеть, то нечего терять даром время. Прежде всего Шампион занес в записную книжку свои впечатления:

«Моим читателям даже трудно себе представить, в каких обстоятельствах я сейчас нахожусь. В камере всего два крошечных оконца, да и те под самым потолком. Одно выходит в коридор, второе — во двор. Оба они с решетками. Здесь так темно, что я с трудом пишу эти строки. Одного за другим приводят арестованных революционеров. Те, что посажены несколько часов назад, разместились на голом полу и лежат, как сардины в банке — в прямом смысле слова. Если одному из лежащих надо повернуться на другой бок, то остальным волей-неволей приходится поворачиваться тоже, иначе не хватает места. Только что познакомился с начальником тайной полиции. Выглядит он настоящим разбойником с большой дороги. От студента, любезно предоставившего мне свою спину в качестве письменного стола, я сию минуту узнал, что по правилам политические дела должна рассматривать жандармерия, но местные немецкие бароны при сведении счетов с революционерами предпочитают пользоваться услугами своего соплеменника Регуса. Помимо того, существует так называемая «охранка», в чьем ведении находятся главным образом шпики. Наименее опасными являются полицейские с совершенно непроизносимыми названиями: городовые, околоточные, урядники… Но вернемся в камеру. Здесь люди страдают, но не падают духом. То в одном, то в другом углу раздается революционная песня. Чувствуется, что эти люди уверены в своей победе. Ее не в силах отвратить самый беспощадный террор… Да простит меня читатель за то, что я прерываю свои заметки, но в данный момент солдат вызывает меня на допрос. Надеюсь, смогу дополнить корреспонденцию занимательным материалом».

Удовлетворенный представлением, которое он устроил в камере, Регус возвратился в свой кабинет. Посреди комнаты двое полицейских, вооруженных дубинками, связывали Грому руки, придерживая его, чтобы он не упал со стула. Лихеев, развалившись на диване, наигрывал на гармонике. На правой руке у него висела плетка. Шеф закурил сигару и тоже прилег с газетой на диван. При пытках особо опасных революционеров Регус и Лихеев имели обыкновение наблюдать за этим процессом лежа.

Полицейский внес поднос с напитками. Во время допросов Лихеев обычно подкреплялся тминной водкой. Шеф неторопливо опорожнил две кружки пильзенского пива. Они не спешили, так как отлично знали — ничто так не терзает арестованного, как ожидание.

— Александр Александрович, — обратился Регус к своему помощнику, — что новенького? Брачку еще не поймали?

Лихеев с сожалением отложил гармошку и ответил.

— Ничего, никуда не денется! Наш приятель Гром сделает нам любезность и даст адресочек.

— А Жених? Что-то я его нигде не вижу. Не в тюрьму ли его перевели?

— По дороге сюда его освободили боевики, Иван Эмерикович.

— И кто бы подумал?… — усмехнулся Регус. — Жаль, очень жаль!

Они перемигнулись.

— Эти разбойники становятся все нахальнее, — продолжал начальник с довольной ухмылкой. — Один только что прикинулся каким-то французским корреспондентом. Ничего правдоподобнее, наверное, не смог придумать…

— Постойте, постойте, Иван Эмерикович, может, он и настоящий, — предположил Лихеев и потянулся за рюмкой. — От нашего парижского агента получена телеграмма о том, что сюда выехал корреспондент газеты «Тан». Знаменитый журналист, известный своими чудачествами. Видать, один из тех бумагомарателей, у которых не все дома. За этой сегодняшней суматохой я еще не успел вам рассказать.

— Вот потеха! — И Регус отпил глоток прямо из бутылки. — Проверь, Александр Александрович! Как бы конфуз не вышел.

Так Шампиону и не пришлось познакомиться ни с плеткой Лихеева, ни с дубинками полицейских.

Когда его привели к Регусу, тот встретил Шампиона сияющей улыбкой:

— Хе-хе-хе, господин Шампион, недурно получилось, не так ли? Признайтесь, вы же действительно поверили, что я принял вас за одного из этой банды. Я-то вас еще в Верманском узнал, да подумал — доставим господину Шампиону такое удовольствие, пусть подберет материальчик для корреспонденции. Хе-хе-хе! — рассыпался мелким смешком Регус. — А зато как ловко я разыграл из себя перед вами этакое чудовище!

Шампион приготовился что-то возразить.

— Ну-ну! — замахал руками Регус. — Какая тут может быть благодарность? Я позвонил господину Дубле. Он вас ожидает внизу. До свиданья, господин Шампион! — И шеф чуть не силой вытолкал корреспондента из кабинета. — Всегда буду рад вас видеть…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

из которой становится ясно, что без денег оружия не достать

1

По улице Авоту шагал рослый юноша. Он выглядел даже долговязым, так как изрядно потертая темная куртка с тусклыми латунными пуговицами и синие брюки были ему коротковаты. Из-под черной кепки виднелись совсем светлые волосы. На вид молодому человеку было лет тридцать — так серьезно и пытливо взирали на мир его голубые глаза. Однако юношески нежное лицо и мягкий светлый пушок под чуть курносым носом свидетельствовали о том, что Роберту Лаблайку нет еще и двадцати. От хорошего наблюдателя не ускользнуло бы и то, что, несмотря на относительно короткий шаг, Роберт легко обгонял других пешеходов и что правый карман его брюк подозрительно тяжело отвис.

Вдруг ни с того ни с сего его шаг замедлился. Кто бы мог догадаться, что поводом для этого послужил букет пионов, который нес своей возлюбленной какой-то паренек. В эту пору, когда представление о красном цвете чаще всего связывалось с кровью, Робису — так звали юношу друзья — было радостно смотреть на ярко-алые полураспустившиеся бутоны.

Один цветок выбился из букета и упал на тротуар. Робис подхватил пион и глубоко вдохнул горьковатый летний запах.

Товарищи считали Робиса сухим человеком. Это в какой-то мере означало, что ему удается подавлять в себе восхищение мелочами, которые, может быть, и украшают жизнь, но часто мешают направить все силы на главную цель. Ведь не случайно в свои двадцать лет он заслужил славу такого подпольщика, что ему беспрекословно подчинялись немолодые опытные люди. Но вот подвернулся цветок, и природа вдруг взяла свое.

Глядя на Робиса, нельзя было подумать, что еще час назад он чуть не погиб, прорываясь из Верманского парка, где командовал бомбистами, отстреливался от преследователей, и теперь исколесил почти пол-Риги, стремясь запутать свои следы. На углу улицы Стабу юноша незаметно оглянулся. Как будто нет ничего подозрительного. Однако на конспиративную квартиру он сразу не пошел — ради осторожности решил сделать еще одну лишнюю петлю.

Путь его лежал мимо Балтийского вагоностроительного завода. Сквозь решетку ворот он увидел во дворе толпу возбужденных рабочих, окруживших стоящего на платформе оратора. Робис понял: весть о стычке на «Унионе» и в Верманском парке уже облетела город и успела возмутить народ. Сюда доносились выкрики:

— Отплатить палачам! Дайте нам оружие!

— Оружие! Как его достать? Если бы только это удалось Атаману! Какие известия он привезет из Бельгии?…

Робис ускорил шаг и через несколько минут завернул на улицу Стабу с другого конца. Стараясь держаться в тени зданий, он незаметно вошел в ворота большого дома, пересек двор и, перепрыгивая через несколько ступенек, взбежал на третий этаж. И, хотя на двери квартиры номер пять под фаянсовой табличкой с готической надписью «Э. Криевинь» красовался внушительный звонок, он предпочел постучать. Четыре коротких удара, пауза, еще один. Ему не открыли. Робис повторил сигнал. Наконец за дверью послышались шаги, и светловолосая, еще довольно молодая женщина впустила его в прихожую.

— Атаман пришел? — нетерпеливо спросил Робис, но сразу заметил ее заплаканные глаза. — Лиза, что с тобой?

— Гром арестован!

Уже полгода Гром был мужем Лизы. Еще до замужества привыкнув к его боевой кличке, она называла его так всегда.