Ночи нет конца. Остров Медвежий - Маклин Алистер. Страница 42

— Всем вниз! Я сказал: всем. — Держа в одной руке пистолет, другой Корадзини отодвинул брезентовый полог. — Живей.

— Малеру не выбраться, — запротестовал я. — Он не может двигаться: он в коматозном состоянии. Больной…

— Молчать! — оборвал меня Корадзини. — Зейгеро, полезайте в кузов, вынесите его.

— Его нельзя трогать! — закричал я вне себя от ярости. — Вы его убиваете… — Я охнул от боли: Смоллвуд ударил меня пистолетом по голове.

Упав на четвереньки в снег, я помотал головой, пытаясь прийти в себя.

— Корадзини велел молчать. Пора научиться выполнять приказания, — ледяным, как у робота, голосом произнес Смоллвуд. Спокойно подождав, пока пассажиры выберутся из кузова, он жестом приказал всем выстроиться в шеренгу. Оба злоумышленника стояли спиной к брезентовому укрытию. Глаза нам слепил усилившийся снегопад, зато преступники видели нас превосходно. Я начал догадываться о их намерениях. Скупость движений и уверенность действий выдавала в них профессионалов, умеющих найти выход из любого положения.

Смоллвуд жестом подозвал меня.

— Вы не закончили свой сеанс связи, доктор Мейсон. Заканчивайте. Ваш приятель Хиллкрест, должно быть, удивлен задержкой, — произнес он, на долю дюйма придвинув ко мне ствол пистолета. — В ваших интересах не вызывать никаких подозрений с его стороны. Не пытайтесь хитрить. И не тяните резину.

Я так и сделал. Извинился, объяснив паузу тем, что Малеру стало хуже (так оно, думаю, и было в самом деле), заявил, что разобьюсь в лепешку, а устройство найду. Сказал, что, к сожалению, сеанс придется прервать, чтобы поскорее привезти больного в Уплавник.

— Закругляйтесь, — шепотом потребовал Смоллвуд. Я кивнул.

— Тогда все, капитан Хиллкрест. Следующий сеанс в полдень. Даю отбой: Мейдей, Мейдей, Мейдей.

Выключив рацию, с деланно–равнодушным видом я отвернулся. Но не успел сделать и шага в сторону, как Смоллвуд схватил меня за плечо. Несмотря на тщедушную фигуру, мнимый проповедник оказался поразительно силен. Он так ткнул меня в бок дулом пистолета, что я невольно охнул.

— «Мейдей», доктор Мейсон? — вкрадчиво спросил он. — Что еще за «Мейдей»?

— Сигнал окончания передачи, что же еще? — раздраженно отозвался я.

— Ваши позывные GFK.

— Наши позывные GFK. А сигнал отбоя — «Мейдей».

— Вы лжете. — Как мог я находить его лицо кротким и бесцветным? Рот лжепастора превратился в прямую жесткую линию, верхние веки едва прикрывали немигающие глаза — бесцветные твердые глаза, похожие на шары из бледно–голубого мрамора. Глаза убийцы. — Лжете, — повторил Смоллвуд.

— Не лгу, — сердито отрезал я.

— Считаю до пяти. Потом стреляю, — проговорил преступник, не спуская с меня глаз. Ствол его пистолета еще сильнее упирался в мой живот. — Раз…

Два–Три…

— Я скажу, что это значит! — воскликнула Маргарита Росс. — «Мейдей» это международный сигнал бедствия. То же, что и «SOS»… Я вынуждена была сказать ему об этом, доктор Мейсон, вынуждена! — сквозь рыдания проговорила девушка. — Иначе он бы вас убил.

— Непременно, — подтвердил ее слова Смоллвуд. В голосе его не было ни гнева, ни сочувствия. — Надо бы сделать это сейчас. Из–за вас мы пропустили сеанс связи. Но дело в том, что мужество — это одно из немногих достоинств, которыми я восхищаюсь… Вы весьма мужественный человек, доктор Мейсон. Ваше мужество под стать вашей… э… близорукости, скажем так.

— Вам не удастся покинуть плоскогорье, Смоллвуд, — заявил я твердо в ответ. — Десятки судов и самолетов, тысячи людей разыскивают вас. Они вас найдут и повесят за смерть пяти человек.

— Это мы еще посмотрим, — холодно усмехнулся лжепастор, снимая очки без оправы. Но улыбка не коснулась его глаз, холодных и безжизненных, как кусочки витража, не освещенные солнцем. — Итак, Корадзини, доставай ящик. Доктор Мейсон, принесите какую–нибудь карту из тех, что лежат на сиденье водителя.

— Минутку. Может, потрудитесь объяснить…

— Тут не детский сад и мне не до объяснений. — Голос Смоллвуда звучал ровно, в нем не было и следа эмоций. — Я тороплюсь, доктор Мейсон. Несите карту.

Когда я вернулся с картой, Корадзини сидел в передней части прицепа, держа в руках чемодан. Но это был не приемник в кожаном футляре, а саквояж, в котором хранилась одежда лжепастора.

Щелкнув замками, Корадзини достал Библию, сутану и головной убор священника, небрежно отшвырнул их в сторону. Затем осторожно извлек металлический ящик, как две капли воды похожий на магнитофон. И действительно, когда он осветил его, я прочитал надпись «Грундиг». Но вскоре убедился, что такого прибора мне еще не доводилось видеть.

Сорвав обе катушки, он тоже бросил их в снег. Они исчезли во мраке, оставляя за собой кольца пленки. Наверняка, в соответствии с недавними вкусами мнимого священнослужителя, на ней была записана музыка Баха.

Ни слова не произнося, мы наблюдали за действиями Корадзини. Сняв верхнюю панель магнитофона, он отшвырнул и ее. Я успел заметить на нижней ее стороне подпружиненные гнезда — чем не тайники для двух пистолетов. Мы увидели ручки управления и градуированные шкалы. Такими деталями магнитофоны не оснащаются. Выпрямившись, Корадзини выдвинул шарнирную телескопическую антенну и надел головные телефоны. Щелкнув двумя тумблерами, начал крутить ручку, одновременно наблюдая за оптическим индикатором, какие устанавливаются на магнитофонах и радиоприемниках. Послышался негромкий, но отчетливый воющий звук, менявшийся по тональности и силе при вращении маховичка. Добившись максимального уровня звукового сигнала, Корадзини занялся встроенным спиртовым компасом диаметром около трех дюймов. Несколько секунд спустя, сняв наушники, он с довольным видом повернулся к Смоллвуду.

— Сигнал очень мощный, очень отчетливый, — сообщил он. — Но благодаря воздействию на компас большой массы металла налицо значительная девиация. Через минуту вернусь. Ваш фонарь, доктор. Мейсон.

Захватив с собой прибор, он отошел от трактора на полсотни ярдов. А я с мучительным стыдом сознавал, что все то, что мне когда–либо станет известно о навигации, для Корадзини было давно пройденным этапом. Мнимый делец вскоре вернулся и, взглянув на небольшую карту явно для того, чтобы определить величину магнитного склонения, с улыбкой посмотрел на своего шефа.

— Определенно, это они. Сигнал отчетливый. Пеленг 268.

— Отлично. — По худому неподвижному лицу Смоллвуда нельзя было сказать, насколько он удовлетворен этим известием. Спокойная уверенность, предусмотрительность и четкое распределение обязанностей между преступниками производили гнетущее, прямо–таки устрашающее впечатление. Теперь я убедился вполне, что это за порода людей. Очутившись среди этих просторов, в лишенной характерных черт местности, такие, как они, наверняка пользовались каким–то способом ориентировки. Прибор, который мы только что видели, скорее всего представлял собой батарейный радиопеленгатор. Даже мне, не особо искушенному в технике, было понятно: Корадзини, вероятно, взял пеленг на какой–то радиомаяк направленного действия. Маяк этот мог находиться на одном или нескольких кораблях — траулерах или каких–то иных малотоннажных рыболовных судах… Я готов был разбиться в лепешку, лишь бы посеять в них чувство неуверенности.

— Вы даже не догадываетесь, какое осиное гнездо потревожили. Пролив Девиса, прибрежные воды Гренландии кишмя кишат надводными и воздушными кораблями. Разведывательные самолеты, базирующиеся на авианосце «Трайтон», обнаружат любое суденышко размером больше шлюпки. Траулерам не удастся скрыться. Не пройдут они и пяти миль, как их засекут.

— А зачем им скрываться? — Судя по реплике Корадзини, я оказался прав, предполагая участие траулеров в их операции. — Существуют и подводные лодки. Вернее одна, которая находится поблизости.

— И все равно вы не сможете…

— А ну, тихо! — оборвал меня Смоллвуд. Повернувшись к Корадзини, он заговорил по–прежнему спокойно и уверенно:

— Пеленг двести шестьдесят восемь градусов, то есть почти чистый вест. Дистанция?