К вам идет почтальон - Дружинин Владимир Николаевич. Страница 75

Только полмесяца, как Басков на заставе.

На вышку он лез с дрожью, стараясь не смотреть вниз. Он боится высоты, но еще больше пугало новичка, что его страх могут заметить другие.

Сейчас рядом с ним офицер. При нем да показать себя трусом! Нет! И всё-таки Басков не может оторвать руки от перильца, — она точно приросла. И дрожь никак не уляжется, бинокль ходит ходуном.

— Дайте-ка мне, — сказал Ковалев.

Ну вот! Заметил! Басков жалобно поглядел на офицера. Тот ласково улыбался, — юный солдат, с виду почти еще мальчик, чем-то привлек Ковалева.

— Фамилия ваша? — спросил он.

— Басков.

— А, так это ваше стихотворение в боевом листке? Неплохо! В школе знаменитостью были? Да?

— Я много писал. Одно в «Пионерской правде» было напечатано, — заговорил Басков. — Я и теперь… Вот хочу про вышку сочинить, только рифму никак не подобрать. Мышка, крышка… Всё не то.

Он осекся и замолчал, смущенный тем, что столько сказал офицеру. А Ковалев уже не слушал.

На том берегу к самой реке сбегались солдаты. Усатый сутулый офицер построил их, ро?здал патроны. Один за другим выходили из строя солдаты, — смуглые, в коротких курточках и в гетрах, — и стреляли в фанерный ящик, надетый на кол.

Эхо множило выстрелы. Оно билось о наш скат ущелья, отскакивало к чужому скату и снова летело к нам, — оглушительный грохот поднялся над кордоном. Стая птиц просвистела мимо вышки и исчезла за хребтом.

Ковалев улыбался. Досталось, должно быть, соседям от Хилари Дюка! Всякий раз после визита инструктора они старательно наводят порядок, принимаются за боевую подготовку, изрядно запущенную. Обычно усердия хватает на два-три дня. Но что-то уж очень они стараются…

— Товарищ капитан!

Ковалев опустил бинокль. Басков показывал что-то. Край рисового поля, опушка колючих кустов, огромные скалы, сдавившие русло реки, — больше ничего не увидел капитан. Линзы бинокля выхватили и приблизили мшистый камень, застывшую, точно припаянную, ящерицу. В следующую минуту в круге зрения оказался человек.

Он стоял, прижавшись к камню, скрытый зарослями почти до подбородка. Узкое лицо с острой, седеющей бородой, пристальные глаза, обращенные к советскому берегу. Ковалев тотчас узнал его: Сафар-мирза!

Да, Сафар-мирза, старый знакомый. Он проворно скользнул в расщелину. Ковалев ждал. Ветки зашевелились, голова Сафара-мирзы в черной барашковой шапке вынырнула из-за другой скалы, ближе к воде. Зачем он тут? Похоже, высматривает что-то на советском берегу. Ковалев следил, как старый бандит шнырял между скалами, нагибался, пропадал и вылезал опять, словно в прятки играл. Время от времени Сафар-мирза оборачивался в нашу сторону, — с опаской и, как казалось Ковалеву, со злобой. А солдаты всё стреляли по ящику, и ущелье полнилось грохотом.

Что же это происходит? Ковалев уловил связь между событиями — ясное дело, стрельба должна отвлечь наше внимание от Сафара-мирзы, от его загадочных поисков.

Басков между тем отнял руку от перил. Сафар-мирза, матерый враг Сафар-мирза! Так близко! Солдат слышал о нем не раз, вожак бандитов представлялся ему зловеще уродливым, обросшим волосами.

— Плюгавый какой, — протянул Басков.

— Вы молодец! — сказал капитан. — Я думал, поэты народ рассеянный. «Но что же он там ищет? Что потерял?» — размышлял Ковалев про себя, не отводя бинокля.

Полчаса спустя Сафар-мирза ушел к себе, и пальба после этого прекратилась. Ковалев так и не получил ответа на свой вопрос. Он спустился с вышки и вошел к начальнику заставы.

Старший лейтенант Маконин — румяный, крепкий, беловолосый карел — составлял план охраны границы. Темная занавеска защищала его от палящего солнца. Маконин страдал на юге, мечтал о зиме, о лыжах. Ковалев рассказал ему о том, что видел.

— Баскову я бы дал поощрение, — прибавил капитан. — За бдительность.

— Басок, — засмеялся Маконин. — Так прозвали Баскова. Ох, языкатые!

— Ты в обиду не давай новенького, — нахмурился Ковалев, хотя отлично знал — нет ничего обидного в добродушной шутке, с какой принимают солдаты в свою семью новичка. Басков нравился капитану всё больше.

Вечером Ковалев уехал на другую заставу. Дорогой он и словом не обмолвился с водителем, — не выходил из головы Сафар-мирза.

У Баскова, напротив, всё пело внутри. Счастливый день! Командир объявил ему благодарность. Значит, он не так уж плох, хоть и посмеиваются товарищи! Всё-таки выйдет из него хороший пограничник! Непременно!

Конечно, усилий потребуется еще много, — в этом Басков отдавал себе отчет. Ведь вот у сержанта Стаха никогда не бывает сборок под ремнем спереди и пуговицы у него все застегнуты и блестят. А у него — Баскова — что-нибудь да не так. То забудет пришить свежий подворотничок, то ногти не острижет вовремя. Пуговицы не блестят, хоть плачь! Может, негодные пуговицы попались, тусклые от природы?

Чтобы стать хорошим пограничником, надо еще одолеть страхи. Вышка, ее он теперь, после благодарности, освоит быстро. Лес, темный лес — вот самое страшное. И тропа над обрывами. В лунные ночи еще туда-сюда, а без луны, в кромешной тьме, — совсем скверно. Одно помогает — смотреть в спину старшего по наряду, шагающего впереди, ступать ему в след. И не думать. Не думать о пропастях, скрытых в темноте, о леопардах, о диких кабанах, таящихся в этих джунглях. О дикой кошке, которая вот-вот спрыгнет на тебя с дерева.

Всё-таки и на его, Баскова, долю выпадет когда-нибудь большой подвиг.

Большой подвиг рисуется ему по-разному. Допустим, начальник даст ему пакет и прикажет отнести в комендатуру, а по дороге нападут враги. И он, Басков, перебьет их всех и сохранит секретный пакет. Подобный случай был, тут неподалеку есть скала, названная по имени красноармейца Корнева, погибшего в бою с бандитами. Ну, он, Басков, постарается не погибнуть… А то он выследит опасного шпиона. Шпион уже побывал на нашем аэродроме, добыл секретные сведения, сфотографировал и возвращается восвояси, и тут — бац, выбегает навстречу Басков: «Стой, руки вверх!»

Так мечтал Басков и в этот вечер, сменившись с поста. В ночной наряд его не послали. Казарма опустела. Солдата неудержимо тянуло излить кому-нибудь свою душу, поделиться первым успехом по службе. Он подсел к тумбочке и стал писать письмо.

Начало не складывалось. Басков скомкал листок и положил новый. Эка, подумаешь, доблесть! Заметил Сафара-мирзу, — только и всего. Что тут интересного для нее?

Он выдвинул ящик тумбочки. На него глянула полнощекая, белозубая девушка.

Товарищи завидовали Баскову, — до чего же красивая у него «заочница». И к тому же студентка! Он и сам гордился этим и в то же время стеснялся немного. Да, чувство смущения возникает у него даже перед портретом, и писать нелегко. Всегда нелегко. Конечно же, для нее, для Каси, хочется быть и старше, и лучше и вообще достойнее по всем статьям.

Завязалась переписка случайно. Адрес Каси Назаровой достался ему от солдата, уезжавшего в отпуск, к невесте. Солдат спешил, во дворе заставы гудела машина, он впопыхах сунул Баскову листок из записной книжки, фотографию и вспрыгнул в кузов.

Басков растерялся. Грузовик тронулся, обдав его бензиновой гарью, отпускник крикнул что-то, но Басков не ответил, — на него смотрела девушка, смотрела ласково, с умной, понимающей улыбкой. Она как будто была свидетельницей этой неловкой сцены и спрашивала Баскова, как он намерен поступить. Весь день он был в страшном смятении. Стало обидно за Касю, — очень уж грубо разделался с ней ее «заочник». Сперва Басков решил ничего не писать, потом передумал и написал ей всё начистоту — убеждал забыть неблагодарного солдата, наказать его презрением. Сообщил о себе. Вырос в Саратове, отец — архитектор. Упомянул и старшего брата Бориса, ставшего гордостью семьи, — он ведь уже почти инженер, скоро получит назначение. Мечтает о полете в космос.

Касю Басков не спрашивал ни о чем, но он обрадовался, когда из Ленинграда пришел конверт.

Письмо Каси было простое, дружеское. Она очень рада познакомиться с Басковым. С пограничниками она переписывается давно, — это началось еще в школе, в пионерском отряде. Басков читал и перечитывал, каждое слово казалось полным особого, невысказанного смысла… Так Кася Назарова вошла в его жизнь.