К вам идет почтальон - Дружинин Владимир Николаевич. Страница 83

Она умолкла, потом опять заговорила о муже:

— Он всю жизнь скитался. А я сидела, растила дочь… — Алиса вздохнула. — Счастливый был человек.

— Да?

— Умел легко жить. У меня вот не получается.

«Не нарочно ли, — подумал Ковалев, — она отвела разговор? Что ж, потом вернемся к делу».

Прямо перед ним, над роялем, висела акварель доктора Назарова. Танец горцев. Всадники словно пытаются разорвать шеренгу танцующих. Нарисовано динамично, размашисто. Деталей никаких, одни контуры. Сочные, решительные мазки красок. Ковалев словно видел отца Каси. Сильный человек, со своим почерком в живописи и, вероятно, во всем.

— Касино сокровище, — молвила Алиса. — Тронуть не дает! Любит отца, а ведь совсем малышкой была…

«Ревнует, — подумал Ковалев и нахмурился. — Ревнует к памяти отца. Как это нелепо!»

— Андрей… она всё отдаляется от меня. Я бессильна. Мы, должно быть, разные люди. Я не хочу остаться одинокой, ты понимаешь? Правда, у меня есть друг… Просит, чтобы я вышла замуж за него, и я, наверное, соглашусь. Хотя в нашем возрасте начинать заново… Всё равно, мне нужна дочь, Андрей. Ближе ее никого нет, и вот… Ты, — она с усилием улыбнулась, — опять назовешь меня плаксой.

Подлинное горе прозвучало в ее речи. Ковалев попытался ободрить ее. Заговорил о Касе и опять смутился, встал, хрустнул пальцами, отошел к окну.

Плоские крыши ступенями спускались к морю. Сгусток выгоревшей, примятой ветром зелени прорывал каменную целину — сад Дюков.

— А не случалось ли тебе, — повернулся он, — слышать имя Алекпера-оглы?

Она побледнела. Испуг? Да, Ковалев ошибиться не мог, именно испуг согнал краску с ее лица.

— Нет, — проговорила она и перевела дыхание. — А… кто это?

— Изволь, отвечу. Нам нужно знать правду об этом человеке. Он шел к нам через кордон, с той стороны, и в него выстрелили, — коварно, подло, в спину. Его убили.

Что это? Или ему показалось… Он увидел на лице Алисы облегчение, почти радость. От неожиданности Ковалев умолк. Как же теперь быть? Хитрить он не любил. Он охотно, если позволяли обстоятельства, шел напрямик.

— Весьма вероятно, Лейла была дочерью Алекпера-оглы. Вот потому я и спросил тебя. Так ты никогда не слыхала о нем?

— Нет.

— Недоговариваешь ты, — сказал он просто. — Напрасно, Алиса, напрасно.

— Ты волен думать, что хочешь, — отрезала она, и взгляд ее стал холодным.

Больше он ничего не добился.

«Нет, она знает больше, — твердил он себе, спускаясь по Крепостной. — В чем тут дело? Как будто Алекпер-оглы мог быть опасен ей! Чем же? Конечно, беседу с Алисой надо будет продолжить. А пока… Назаров предполагал злой умысел?.. Что же, зурнача и Лейлу отравили? Если так, то поиски правды об убитом Алекпере-оглы привели еще к одному преступлению. Очень давнему… Надо проверить».

8

Прошел месяц. Ковалев был занят трудным, кропотливым делом: он прослеживал путь зурнача Алекпера, ходившего по дворам Южного порта в августе 1939 года. Искал старожилов, расспрашивал.

Зурнач был и в доме Ковалевых, — память не обманывала капитана. И что-то еще вспоминалось ему, но смутно, неразличимо…

Работал он с упоением. Его радовало, что поиск вышел из тихих пределов музея и архива.

Кася уехала в Хадар искать материалы Леопольда Дюка. И Ковалева вдруг охватило беспокойство за нее. Он досадовал, злился на себя. Что за чепуха! Кто может грозить Касе? А главное — застава уже предупреждена, Кася там не одинока.

Наконец он не выдержал. Решил позвонить. «Справлюсь, как идут дела, — сказал он себе, — есть ли успехи, как прошло ее выступление?.. Может быть, она на заставе? Часы показывают четыре. Время для лекции подходящее. Солдаты собираются в ленинской комнате, а Кася — она в канцелярии, у Маконина, и он передаст ей трубку».

Ковалев почувствовал, что краснеет. Его соединили. Ответил Маконин, но капитан не узнал его голоса.

— Алло, — крикнул Ковалев. — Маконин? Ты что — спал? Говори громче!

— Ты… разве не знаешь?

Голос не его. Голос какого-то другого человека, больного или разбитого горем. Капитан сжал трубку:

— Алло! Алло! Маконин!

— Я послал донесение, — слова давались говорившему с мучительным трудом. — У нас че-пе. Страшное че-пе.

— Какое? Маконин! Алло!

Мембрана трещала, шипела.

«Что я делаю! — спохватился Ковалев. — Нельзя же по телефону, раз че-пе».

Он положил трубку и выбежал в коридор. Хлопали двери, — не так как всегда, а иначе: отрывисто, резко. Навстречу Ковалеву бежал полковник без кровинки на щеках.

— Немедленно! — выдохнул Костенко. — Иди к машине! Я сию минуту… Едем вместе.

Дорогой, в машине, полковник сообщил Ковалеву скупые подробности. А на заставе выяснилось всё.

День на пятой заставе начался как всегда. К большой радости Маконина, жара спала, ветер дул вдоль ущелья, охлажденный ледниками. На той стороне было спокойно.

Выступление Каси Назаровой назначили на полдень. Из комендатуры, по просьбе Маконина, за ней послали в Хадар легковую машину.

Кася спрашивала себя — что она расскажет бойцам? Из бумаг Леопольда Дюка не осталось ни клочка. Кася обошла всех стариков, навестила дряхлого муллу, доживавшего свой век при мечети. Он вспомнил: аллах привел в Хадар купца, торговавшего в Южном порту велосипедами. Да, Дюка, если не изменяет память. Он увез какие-то старые бумаги.

Сколько раз Кася видела в мечтах словарь языка племени Элана! Листала его, переводила загадочные тексты. На что же теперь надеяться!

Единственный результат поездки — еще один текст на языке элиани. Да, уж тут сомневаться не приходится. Близ старого Хадара — мертвого, поглощаемого лесом, — Кася набрела на серый известняковый могильный камень с непонятной надписью арабскими буквами, списала ее, показала мулле, и тот подтвердил: да, там похоронен элиани, один из людей князя Дагомука, рассеявшихся по горам после поражения Шамиля.

Еще один текст на исчезнувшем языке. Касю жгло нетерпение. Когда же она узнает этот язык?

Лейтенант Колчин решил собрать людей во дворе. Старшина — он же нештатный плакатист — написал тушью пышное, с вензелями, объявление. Сочно выделялось имя лектора и интригующее название «По следам забытого племени».

Басков был потрясен. Назарова! Студентка Ксения Назарова! Вся застава взволновалась. «Заочница» Баскова едет сюда, на заставу! Сразу запахло ваксой, мылом для бритья. Дежурный то и дело выбегал к воротам, лихо обтягивая гимнастерку.

Все ждали Касю, — к вящему смятению Баскова. Он давно не писал ей, и теперь его мучило сознание своей вины перед Касей и странная, сладкая робость.

Письмо, которое он начал полмесяца назад, накануне убийства Алекпера-оглы, кончено только сегодня. Басков не мог не поведать Касе о трагическом событии на границе.

Когда во двор вкатился, с треском давя ракушки, комендантский «козел», реальный мир перестал существовать для Баскова. Сам он словно растворился в воздухе, — жили только его глаза, смотревшие на Касю. Дежурный подбежал к ней и что-то сказал, потом вышел Колчин, поздоровался и тоже сказал что-то. Все звуки выключились, Басков слышал лишь ее голос.

— Спасибо! — Кася смеялась. — Меня обратно надо вертеть, раскручивать…

Горная дорога-серпантин утомила ее. Слегка болела голова. Но она пожала руку Колчину, потом Маконину. Какие все милые! И офицеры, и юноша с солдатскими погонами, который нес скамейку, потом опустил ее с грохотом и застыл… Проходя, она улыбнулась Баскову.

Дверь закрылась за ней, видение исчезло. Баскова обступили солдаты.

«Сейчас они спросят, почему я не подошел к ней, — подумал он. — На смех поднимут. Скажут ей…» — И деревянными губами выдавил:

— Не она.

— Однофамилка? Брось! Покажи фото! — раздалось со всех сторон. Такой исход явно огорчил солдат. Баскову стало стыдно, он хотел было объяснить всё, но не смог и ушел в казарму.

От друга своего Стаха он не скрыл правду. Тот вскочил с койки: