Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - Иннес Хэммонд. Страница 14

— Йоргенсен что-то об этом говорил… — начал я.

— Йоргенсен! — воскликнул он. — Что может знать об этом Йоргенсен? Он был для этого слишком умен.

Наклонившись вперед, он дотянулся до своей куртки и достал из кармана сигарету. Его пальцы дрожали. Я видел, что Дахлер на взводе. Он говорил без умолку в попытке успокоиться. А я слушал, потому что мне впервые удалось его разговорить, а в Финсе он общался с Джорджем Фарнеллом.

— Значит, вы не знали об этом проекте на Йокулене? Похоже, в Англии об этом вообще не слышали. Во время войны случается очень много странного, но почти никто за пределами стран, где происходит то или иное событие, об этом так и не узнает. В Норвегии о немцах и Йокулене знают все. Это уже давно превратилось в анекдот. — Он помолчал и добавил: — Но для тех, кто там работал, все было очень серьезно. — Он наклонился ко мне и схватил меня за руку. — Вам известна высота Йокулена?

Я покачал головой.

— Это самая высокая точка Хардангервидды. Высота 1876 метров. Это ледник, всегда укрытый льдом. Только безумцы могли вообразить, что им удастся построить там летное поле. Ветер сдувал снег в огромные горы. Они гнали трактора с тяжелыми железными колесами на самую вершину. А когда они поняли, что круглые колеса только уплотняют снег, они сделали их восьмигранными. Там были расщелины, которые они пытались засыпать опилками. Это и в самом деле уморительный анекдот. Но нам приходилось там наверху работать, а зимой на Йокулене температура порой понижается до пятидесяти градусов мороза. — Все это он говорил очень быстро, но внезапно откинулся на подушку и закрыл глаза. — Вы знаете, сколько мне лет, мистер Гансерт?

Определить его возраст было невозможно.

— Нет, — ответил я.

— Чуть больше шестидесяти, — сообщил он. — Тогда мне было пятьдесят четыре. И если бы не Бернт Ольсен, я бы никогда не спустился вниз. Он вывел шестерых. Запихнул нас в клети из-под авиационных двигателей… На берегу озера Финсе немцы испытывали, как работают эти двигатели в ледниках на морозе. Люди из Сопротивления на лодке перевезли нас из Бергена на остров Федье. А несколько дней спустя нас забрали англичане.

Это была совершенно невероятная история. Видимо, он заметил мое удивление, потому что произнес:

— Это случилось позже. — Он снова показал свою усохшую руку. — После того как я приехал в Англию. Отсроченная реакция. Паралич. Моя жена умерла, когда я был в Финсе. — Он приподнялся на локте. — Все это, мистер Гансерт, потому, что Йоргенсену был нужен мой флот. Это был семейный бизнес, основанный моим отцом. После моего ареста немцы все конфисковали. Йоргенсен основал компанию и выкупил у них все корабли. И вы еще спрашиваете, почему я ненавижу этого типа? — Он, как будто обессилев, откинулся на подушки и сделал очередную затяжку. — Помните, что я вам сказал? Норвежец опасен только тогда, когда он норвежский бизнесмен.

— Как насчет Фарнелла? — спросил я. — Что делал в Финсе он?

Его веки дрогнули, и он посмотрел на меня.

— Фарнелл? — Внезапно он расхохотался. — Вы, англичане, совсем как бульдоги. Никогда не выпускаете того, что попало вам в зубы. Вы способны пропустить мимо ушей все, что угодно, сосредоточившись на том, что важно для вас. Лично вам, Гансерт, нет никакого дела до того, что я вам рассказывал. Вам на это наплевать, верно? Я рассказываю вам историю о несправедливости, о том, как один человек уничтожил другого, — с внезапной горячностью в голосе воскликнул он. — Но все, о чем вы думаете, это… Да ладно уж, — вдруг устало прошептал он. — Я вам расскажу. Фарнелл работал в Бергене на железной дороге. Он устроился на сортировочную станцию Финсе под именем Бернт Ольсен. Он работал на Сопротивление и, рискуя жизнью, вывез нас оттуда. Теперь я хотел бы ему помочь. Если смогу.

— Чем вы ему поможете, если он умер? — спросил я.

— Если умер… что ж, тогда ничем. Но если он жив… Моя жизнь окончена. У меня нет будущего. У меня ничего нет. Когда оказываешься в таком положении, мистер Гансерт, риск уже не страшит и можно многое себе позволить…

— Например, можно попытаться кого-то убить, — подсказал ему я.

Он улыбнулся.

— Вы все еще пытаетесь понять, был ли этот разворот случайностью или нет? Йоргенсен считает, что я сделал это намеренно, верно? — Он усмехнулся. — Пока я жив, он теперь всегда будет задаваться этим вопросом — спрашивать себя, что это за шум раздался за окном, спрашивать себя, не суждено ли ему внезапно умереть насильственной смертью. — Он начал нервно теребить край одеяла. — Фарнелл много знал о Йоргенсене. Если бы только мне удалось найти Фарнелла. Йоргенсен убежден в том, что Фарнелл умер?

Он закрыл глаза.

Тут отворилась дверь и вошла Джилл с кружкой крепкого мясного бульона.

— Как он? — спросила она у меня.

Дахлер сел на койке.

— Спасибо, я в полном порядке, — резко ответил он.

Она подала ему кружку.

— Выпейте это, — сказала она. — А потом попытайтесь уснуть.

Я вышел вслед за ней из каюты и затворил за собой дверь.

— Мы должны позаботиться о том, чтобы рядом с ним всегда кто-нибудь был, когда поблизости находится Йоргенсен, — произнес я.

Она кивнула.

— Это было случайностью или нет? — спросил я.

— Я не знаю.

Она отвернулась и быстро пошла к камбузу.

Я схватил ее за локоть.

— Вы видели то, что произошло. Во всяком случае, в этом уверен Йоргенсен. Что это было — случайность или покушение на убийство?

Она поморщилась, услышав это ужасное слово.

— Я не знаю, — повторила она.

Я выпустил ее руку.

— Похоже, у него достаточно оснований для ненависти, — произнес я. — Как бы то ни было, отныне я рисковать не собираюсь.

Она скрылась за дверью камбуза. Я развернулся и по трапу поднялся на палубу. Едва я оказался наверху, как ветер навалился на меня всей своей массой. Добравшись до поручня, я всмотрелся в темноту. Море было всклокочено гневными волнами, которые злобно шипели всякий раз, когда яхта взлетала на гребень. Каждая волна являла собой борьбу между судном и морем, и иногда море выигрывало схватку, с треском врываясь на борт и вскипая на палубе. Йоргенсен все еще сидел за штурвалом. Дик укрылся в рубке и сидел нахохлившись рядом с Кертисом.

— Какая у нас скорость? — поинтересовался я у него.

— Около семи узлов.

— Вы видели Дахлера? — спросил Йоргенсен.

— Да, — ответил я.

— Что он говорит?

— Он говорит, что это было случайностью, — ответил я. — Штурвал оказался для него слишком тяжелым.

— Он лжет.

— Возможно, — ответил я. — Но вы не убедите в этом присяжных. То, что он калека и у него только одна рука, — неоспоримый факт. — Я обернулся к Дику. — Вам пора отдыхать, — сообщил ему я. — Наша очередь.

Йоргенсен, не говоря ни слова, передал мне штурвал. Я проследил за ним взглядом до самого трапа.

— Присматривай за ним, Дик, — произнес я. — Если мы не будем начеку, один из них очутится за бортом.

— Как я погляжу, не любят они друг друга, — произнес он. — Я угадал?

— Судя по тому, что ты ничего не заметил, не так уж сильно, — отозвался я. — Ты не против пару ночей поспать в кают-компании?

— В качестве сторожевого пса? Ладно уж. Но я должен тебя предупредить, Билл, что, когда я закрываю глаза, по мне может промаршировать полк убийц, а я и глазом не моргну.

С этими словами он спустился вниз, а я остался один в ревущей и неистово раскачивающейся ночи. Сидя за штурвалом, я чувствовал, как «Дивайнер» рвется вперед, разрезая воду, то приподнимаясь на волне, то соскальзывая по ее гребню. Ветер увлекал яхту все глубже в непроглядный мрак. Это было зловещее зрелище. Красный и зеленый ходовые огни озаряли паруса неземным сиянием, рассыпая вокруг демонически фосфоресцирующие искры. У меня в мозгу всплыла музыка из «Проклятия Фауста». Зловещий спуск в ад… Если бы Берлиоз включил в свое произведение сцену, когда Харон переплавляется через Стикс, то именно такое освещение он бы и использовал. Передо мной были идеальные декорации для чего-то ужасного! Я подумал об этих двух людях — Йоргенсене и Дахлере, — ненавидящих и одновременно страшащихся друг друга. Я громко рассмеялся. А я был так доволен собой, когда мне удалось перехитрить Йоргенсена, убедив его проплыть с нами по Темзе. В данный момент я был готов на многое ради того, чтобы вернуть себе возможность высадить его в Гринвиче.