Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - Иннес Хэммонд. Страница 18

Джилл схватила меня за руку.

— Это капитан китобоя. «Кит десять». Мне кажется, он что-то знает.

Беседа несколько мгновений шла по-норвежски, а затем Йоргенсен обернулся ко мне.

— Похоже, Ловаасу что-то известно. Он просит описание внешности Фарнелла. — Он сунул микрофон мне. — Ловаас понимает английский.

Я наклонился к микрофону и произнес:

— Фарнелл был невысоким темноволосым мужчиной. У него было длинное серьезное лицо, и он носил очки с толстыми линзами. У него отсутствовал кончик мизинца на левой руке.

Йоргенсен кивнул и взял у меня микрофон.

— А теперь, Ловаас, расскажите нам, что вам известно, — попросил он.

— Теперь мне говорить по-английски. — Из динамика послышался громкий смешок. — Мой английский, она не очень хороший. Поэтому прошу извините. Когда я покинуть «Бовааген Хвал» два дня раньше, один из моих людей болен. Я брать с собой другой человек — незнакомый. Он сказал, его имя Йохан Хестад. Он очень хорошо уметь управлять. Но он намагнитить компас, и когда я думать, я возле китов, я уже возле Шетландские острова. Он предлагать мне много деньги, чтобы я отвез его на Шетланды. Он говорить мне, что он был с человеком по имени Фарнелл. Искали минералы на Йостедале, и английская компания обещать ему денег за его открытия. Я помнить, что этого человека Фарнелла нашли мертвым на леднике Бойя, и запереть его в каюте. Тогда я обыскать его одежда. Я найти документы, где его настоящее имя — Ганс Шрейдер. И несколько кусочков камня.

При упоминании о настоящем имени незнакомца пальцы Йоргенсена судорожно стиснули микрофон.

— Ловаас, — перебил он. — Вы сказали — Шрейдер?

— Ja, herr direktor.

— Немедленно разворачивайтесь и как можно скорее возвращайтесь в «Бовааген Хвал», — приказал Йоргенсен.

Из динамика снова раздался хрипловатый смешок.

— Я сделать это шесть часов назад, — ответил Ловаас. — Я думать, вам будет интересно. Увидимся завтра, herr direktor.

Двойной свисток, свидетельствующий об окончании разговора, прозвучал почти издевательски. В рубке воцарилась тишина. Хриплый добродушный голос с певучими интонациями восточной Норвегии вызвал в моем воображении образ крупного мужчины, балагура и плута. В ближайшие дни мне предстояло очень близко познакомиться с этим голосом. Но мое первое впечатление только подтвердилось.

— Кто такой этот Шрейдер? — спросил я у Йоргенсена.

Он поднял на меня глаза.

— Я не знаю, — произнес он.

Он отлично это знал. В этом я не сомневался.

Глава 4

Китобойная база

В ту ночь я почти не спал. У меня не шел из головы голос капитана Ловааса и информация, которую он нам сообщил. Зачем ему понадобилось описание внешности Фарнелла? Почему он говорил по-английски, а не по-норвежски? И самое главное — кто такой Ганс Шрейдер? Эти вопросы стучали в моем измученном мозгу. Йоргенсену знакомо имя Ганс Шрейдер. Я был в этом уверен. И если он узнал это имя — признал его значимость в тайне смерти Фарнелла, — он подтвердил, что Фарнелл был на Йостедале не один. Неужели Фарнелла убили? Неужели Фарнелла убил некто по фамилии Шрейдер ради той информации, которой он располагал? Чем еще можно объяснить эти «кусочки камня», которые Ловаас обнаружил в его вещах? Я нисколько не сомневался, чем окажутся эти кусочки камня. Образцами торита. Как только Йоргенсен получит их у своего китобоя, он будет знать столько же, сколько и я.

Моя вахта заступила в четыре утра. Яхта бодро шла вперед, подгоняемая теплым юго-западным ветром. Свет луны озарял длинные плоские волны, шагающие на север, и вся поверхность моря была взъерошена этим новым ветром. С нами на палубу поднялся и Дахлер. Он сидел на крыше рубки, глядя в сторону Норвегии, маленькая ссутулившаяся и совершенно неподвижная фигурка. Он неотрывно наблюдал за тем, как тускнеет лунный свет и на востоке занимается рассвет, ожидая появления из темноты берегов своей родины. Джилл молчала. Она тоже смотрела на восток, и я снова задался вопросом, что же значил для нее Фарнелл.

Постепенно меня все сильнее охватывало волнение. Подобное настроение брало верх по мере того, как бледный холодный день вступал в свои права. Джилл положила ладонь мне на рукав.

— Вон там, — кивнула она. — Вы видите берег, Билл? Он ближе, чем я ожидала.

На самой границе видимости возникла тонкая темная линия. Она становилась все чернее и приобретала отчетливые очертания. Из расплывчатого пятна она превратилась в холмы и окаймленные скалами бухты. По правому борту от яхты тянулись острова. До них было не более пяти миль. А затем за ними выросла высокая зубчатая тень гор Норвегии. Рассвет вступал в свои права, и вскоре стали видны шапки снега, венчавшие насупившиеся горные массивы.

Рассеянный призрачно-серый свет сменился холодным голубоватым свечением, а затем оранжевым заревом. Из-за гор выглянул раскаленный ободок солнца, на секунду превратив их в яркую черную линию. И в следующее мгновение солнце вынырнуло из-за гор, окрасив снег в розовый цвет и обведя ледники малиновым контуром. Я увидел на берегах островов деревянные домики с выкрашенными в белый цвет стенами.

Я взглянул в сторону Дахлера. Он не шелохнулся. Он сидел нахохлившись, похожий на маленького тролля, и не сводил взгляда с береговой линии. В лучах рассвета черты его лица как будто смягчились. Морщины стали менее глубокими, а губы были стиснуты не так плотно. Кертис поднялся на палубу и замер у поручней, глядя в сторону земли. Вдоль берега одного из островов шел пароход — маленькое ярко раскрашенное суденышко, за которым тянулась цепочка из клубов дыма. Перед нами распахнулся фьорд — длинная расщелина между островами. Маленький городок сверкал свежестью и чистотой. Это был Солсвик. За ним лежал Хьелтефьорд и дорога на Берген. На корму пришел Кертис.

— Впервые я увидел Норвегию с палубы эскадренного миноносца, — произнес он.

— Где это было? — спросил я.

— Дальше к северу, — ответил он, — в Ондалснесе. — Он смотрел вдаль, на острова. Он вздохнул и покачал головой. — Скверно это все было. У норвежцев не было ничего. У нас тоже не хватало оружия. В воздухе хозяйничали фрицы. Надеяться норвежцам было не на что. Но они продолжали сражаться. Нас оттеснили. Но они все равно не сдавались. Мы помогли им на севере, в Финнмарке, и они начали сопротивляться. Мы дошли до самого Тромсё, непрестанно тесня фрицев. Затем произошел прорыв во Франции, и нам пришлось уйти. Все эти усилия оказались напрасными. — Он говорил, не сводя глаз с Норвегии. — И все же немцев стало на шестьдесят тысяч меньше.

— Вы ведь потом вернулись? То есть, я хочу сказать, после войны, — спросила Джилл.

Он обернулся и несколько секунд в упор смотрел на девушку.

— Да, — ответил он. — Я был в Норвегии с начала 1945 года до середины следующего года. В Бергене, — добавил он.

Они молча смотрели друг на друга. Потом Джилл отвела глаза. Подняв бинокль, она начала изучать побережье. Кертис обернулся ко мне.

— Когда вернется из плавания этот капитан Ловаас?

— Я не знаю, — ответил я. — Вчера вечером Йоргенсен сказал, что сможет снова связаться с ним сегодня в девять утра.

— К этому времени мы уже, наверное, будем на китобойной базе? — поинтересовался Кертис.

— Как раз подойдем к берегу, — кивнул я.

— Почему все говорят об этом капитане Ловаасе? — раздался чей-то голос.

Я обернулся. Это был Дахлер. Он покинул свою жердочку на крыше рубки и стоял надо мной, нервно теребя рукава куртки.

— Это капитан одного из китобойных судов Боваагена, — пояснил я. — У него есть информация, которая может иметь отношение к смерти Фарнелла. А что, вы его знаете? — спросил я.

— Да, я его знаю. — Его здоровая рука медленно сжалась в кулак. — Капитан Ловаас! — Он не произнес, а прошипел это имя сквозь стиснутые зубы. Вдруг он резко схватил меня за плечо. — Остерегайтесь его, мистер Гансерт. Вы должны знать, что он опасен. Он агрессивен и бесчестен. — Он обернулся к Джилл. — Когда-то он работал на вашего отца, мисс Сомерс. Но недолго. Я помню, как ваш отец однажды сказал: «Если бы во всей Норвегии не осталось ни одного китобоя, я и тогда не нанял бы Паала Ловааса».