Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники - Смит Уилбур. Страница 7

Сэр Фрэнсис взял перо, которое использовал Хэл, и, наклонившись через плечо сына, добавил: «Незадолго до полудня юнга Генри Кортни ранен в недостойной драке». Потом рядом быстро нарисовал карикатуру на Хэла с раздувшимся ухом, которое торчит под углом, и с повязкой, похожей на женский бантик.

Хэл с трудом подавил неподобающий смех, но, когда посмотрел на отца, увидел в его зеленых глазах усмешку. Сэр Фрэнсис положил руку сыну на плечо – самый близкий к объятиям жест, какой он себе позволял, – сжал его и сказал:

– Нед Тайлер готов провести с тобой занятие по отделке и починке парусов. Не заставляй его ждать.

Было уже поздно, когда Хэл шел по верхней палубе, хотя еще и достаточно светло, чтобы легко пробираться между телами спящих моряков, свободных от вахты. В ночном небе было полно звезд, их изобилие поражало глаз северянина. Но сегодня Хэл не обращал на них внимания. Он так устал, что едва держался на ногах.

Аболи занял для него место на носу, под прикрытием передовой пушки, где не было ветра. Он уже расстелил набитый соломой тюфяк, и Хэл благодарно упал на него. Специальных кают для экипажа не было, и люди спали везде, где могли найти место. В теплые южные ночи все предпочитали верхнюю палубу тесной и душной нижней. Они лежали рядами, плечом к плечу, но близость такого количества дурно пахнущих людей была привычна Хэлу, и даже храп и фырканье не могли помешать ему уснуть. Он придвинулся к Аболи. Так он проводил все ночи на протяжении последних десяти лет; крупная фигура рядом внушала ему спокойствие и уверенность.

– Твой отец – великий вождь среди малых вождей, – прошептал Аболи. – Он воин и знает тайны неба и моря. Звезды – его дети.

– Я знаю: это все правда, – ответил Хэл на языке леса.

– Это он попросил меня сразиться с тобой сегодня, – признался Аболи.

Хэл приподнялся на локте и посмотрел на темную фигуру рядом с собой.

– Отец просил ранить меня? – недоверчиво переспросил он.

– Ты не такой, как другие парни. Если твоя жизнь сейчас трудна, то потом будет еще трудней. Ты избранный. Однажды ты примешь с плеч отца большой плащ с красным крестом. И должен быть достоин носить его.

Хэл снова опустился на тюфяк и взглянул на звезды.

– А если я не хочу этого?

– Он твой. И у тебя нет выбора. Один рыцарь-навигатор выбирает другого рыцаря себе в наследники. Так происходит уже четыреста лет. Единственный выход – смерть.

Хэл молчал так долго, что Аболи подумал, будто он уснул. Но потом Хэл прошептал:

– Откуда ты все это знаешь?

– От твоего отца.

– Ты тоже рыцарь ордена?

Аболи негромко рассмеялся.

– Моя кожа слишком темна, и мои боги чужие. Меня не могут избрать.

– Аболи, я боюсь.

– Все боятся. Но те из нас, в ком кровь воина, подавляют страх.

– Ты ведь никогда не оставишь меня, Аболи?

– Я буду с тобой столько, сколько буду тебе нужен.

– Теперь мне не так страшно.

Несколько часов спустя Аболи положил руку Хэлу на плечо и вырвал из глубокого сна без сновидений.

– Восемь склянок средней вахты, Гандвейн.

Он воспользовался прозвищем Хэла: на языке Аболи оно означает «кустарниковая крыса». Это не оскорбление: так Аболи с любовью прозвал четырехлетнего мальчика, которого поручили его заботам больше десяти лет назад.

Четыре часа утра. Рассветет через час. Хэл встал и, протирая глаза, направился к вонючему ведру в нужнике; здесь он облегчился. Потом, окончательно проснувшись, торопливо прошел по качающейся палубе, обходя спящих.

Кок уже развел огонь в выложенном кирпичом камбузе и дал Хэлу оловянную чашку супа и сухарь. Хэл был ужасно голоден; он проглотил жидкость, хотя она обжигала язык. Жуя сухарь, юноша ощущал, как на зубах хрустят долгоносики.

Пробираясь к грот-мачте, он увидел на полуюте огонек отцовской трубки и почувствовал запах табака, острый в сладком воздухе ночи. Хэл, не задерживаясь, начал подниматься по вантам, отмечая изменения в такелаже и новое положение парусов – все это произошло во время его сна.

Добравшись до «вороньего гнезда» и сменив там впередсмотрящего, он устроился и осмотрелся. Луны не было, и, если бы не звезды, тьма стояла бы кромешная. Хэл знал названия всех звезд, от могучего Сириуса до крошечной Минтаки в сверкающем Поясе Ориона. Указательные знаки в небе – азбука навигатора, и он заучил их названия вместе с алфавитом. Взгляд его невольно устремился к Регулу в созвездии Льва. Не самая яркая звезда зодиака, но это его личная звезда, и он испытывал удовольствие от того, что сегодня ночью она светит ему одному. Наступил самый счастливый час длинного дня – единственное время, когда Хэл может побыть в одиночестве на переполненном корабле, позволить своей душе устремиться к звездам и дать волю воображению.

Все его чувства обострились. Даже сквозь шум ветра и скрип такелажа он слышал голос отца и различал если не слова, то тон: внизу, на далекой палубе, рыцарь-навигатор негромко разговаривал с рулевым. Когда отец втягивал дым и трубка разгоралась красным светом, юноша видел орлиный нос сэра Фрэнсиса и его густые брови. Хэлу казалось, что отец никогда не спит.

Парень чувствовал йодистый запах моря, свежий аромат водорослей и соли. Обоняние у него настолько обострилось за месяцы, проведенные на чистом морском воздухе, что он ловил даже слабые запахи далекой земли, теплый дух пропеченной африканской почвы, похожий на аромат горячего сухаря на печи.

И тут появился другой запах, такой слабый, что Хэл решил, будто нос его подводит. Минуту спустя он снова уловил его – легкий душистый след на ветру. Хэл не узнал этот запах и поворачивал голову взад и вперед в поисках новых потоков.

Неожиданно запах возник снова, такой ароматный и пьянящий, что Хэл пошатнулся, как пропойца над кувшином бренди, и едва сдержал возбужденный крик. С усилием сжимая челюсти, одурманенный благоуханием, он перебрался через край «вороньего гнезда» и начал спускаться по вантам на палубу. Он бежал босиком так неслышно, что отец вздрогнул, когда Хэл коснулся его руки.

– Почему ты оставил пост?

– Я не мог окликнуть тебя сверху: они слишком близко. Могли тоже меня услышать.

– О чем ты болтаешь, парень? – Отец гневно вскочил. – Говори ясно.

– Отец, разве ты не чувствуешь?

Он настойчиво потряс руку отца.

– Что чувствую? – Отец достал трубку изо рта. – Что ты почуял?

– Пряности! – ответил Хэл. – Воздух пропах пряностями.

Нед Тайлер, Аболи и Хэл быстро двигались по палубе, будили моряков, предупреждали о необходимости тишины и направляли на боевые позиции. Никаких сигналов барабаном. Их возбуждение оказалось заразительным. Ожидание закончилось. Голландец где-то поблизости, с подветренной стороны в темноте. Теперь все ощущали запах сказочного груза.

Сэр Фрэнсис погасил свечу на нактоузе, так что на корабле не осталось огней, и передал боцманам ключи от оружейных ящиков. Их держат запертыми, пока не покажется добыча, из страха мятежа, который всегда таится в сознании каждого капитана. В обычное время только младшие офицеры вооружены абордажными саблями.

Поспешно раскрыли ящики и раздали оружие. Абордажные сабли из доброй шеффилдской стали, с простыми деревянными рукоятями и гардами в виде корзинок. Пики с древком в шесть футов из английского дуба, с тяжелыми восьмигранными железными наконечниками. Те люди из экипажа, которые не очень умели фехтовать, брали прочные копья или топоры, способные одним ударом разрубить человеку голову до плеч.

Мушкеты были в стойках в пороховой камере. Их вынесли наверх, и Хэл помогал пушкарям заряжать их горстями свинцовых пуль поверх пригоршни пороха. Неуклюжее, неточное оружие, эффективное при дальности не более двадцать-тридцать ярдов. После того как взведен курок и приложен горящий шнур, оружие выпускает облако дыма, а потом его нужно снова заряжать. На это уходит две-три жизненно важные минуты, и в это время мушкетер находится во власти врага.