По джунглям Конго (Записки геолога) - Елисеев Василий Иванович. Страница 22
Переходя как-то вечером Бикелеле, я обратил внимание на то, что женщины-пигмейки, стирая белье, зачем-то разбивают огромные шарообразные плоды величиной с детскую головку. Оказалось, что мякоть этих плодов они используют вместо мыла. Она пенится, как настоящее мыло! В мякоти этих плодов содержится сапонин — органическое вещество, дающее с водой мыльную пену. Позднее я узнал, что это были плоды мыльного дерева из семейства сапиндовых.
Кроме того, они готовят «мыло» из красного дерева. Берут кусок древесины, смачивают водой, посыпают песком и трут другим куском. Получается красная мучнистая масса, которой пигмеи натирают тело. Через день-другой краска смывается, и тело, как утверждают пигмеи, становится очень чистым. Вспомнился любопытный случай. Воду для питья и приготовления пищи мы брали из ручья Маута, находившегося в четырехстах метрах от лагеря. Как-то в маршруте встретил женщин-пигмеек, несших воду из другого, дальнего, ручья. Поинтересовался, почему они не берут воду из Маута. И женщины объяснили, что вода в том ручье стала мутной (из-за промывки проб на алмазы, сообразил я), а они привыкли пить только чистую и прохладную воду. Женщины других народностей и наш повар Мукаса не придали этому никакого значения и продолжали носить воду из ручья Маута.
Маленькие дети пигмеев, как и все дети на свете, играют, помогают матерям по хозяйству, ссорятся, дерутся. Среди них есть послушные и норовистые. К категории последних, как мне показалось, относился двухлетний сын Виктора Тсиба. Ему часто перепадало от матери за непослушание. Вот и сегодня он в чем-то провинился и выбежал из хижины. Мать догнала его, отшлепала у всех на глазах и спокойно пошла в хижину. Малыш схватил пустую бутылку, валявшуюся около палатки, и кинулся вдогонку за матерью, чтобы ударить.
Находившиеся рядом рабочие окриками остановили его. Мальчик бросил бутылку и заревел…
Зайдя однажды в хижину к знакомым пигмеям, увидел стонущего на кровати пожилого хозяина. Его жена объяснила, что он третий день мучается от болей в желудке. Местные лекарства, в том числе и орехи кола, ему не помогают. Попросить лекарство у вас он стесняется.
— Не могли бы вы дать ему чего-нибудь? — спросила женщина.
…Левомицитин быстро поставил его на ноги.
Пигмеи — отличные охотники, следопыты, знатоки лекарственных трав. У нас как-то несколько дней подряд Сунат Нишанбаев мучился от зубной боли, и никакие лекарства не помогали. «А не знают ли какого-нибудь лекарства от зубной боли пигмеи?» — мелькнула у меня мысль. Через Франсуа спросил об этом пожилого пигмея, у которого недавно болел живот. Он вскоре принес в баночке густой красный сок. Но Сунат сначала побоялся им лечить зубы. Когда же зубная боль довела его почти до отчаяния, он согласился попробовать это лекарство. Помазал им больной зуб, и боль утихла.
И все-таки я усомнился: действительно ли сок дерева успокоил зубную боль? Не было ли это результатом самовнушения? Оказалось, не было. Дерево, излечивающее ряд болезней и успокаивающее зубную боль, существует в саваннах Западной Африки. Это саркоцефалюс, или, как его называют, дерево-аптека. На этом дереве растут вкусные крупные плоды, напоминающие шиповник. Из коры получают густую массу желтого цвета, которой местные жители лечат малярию и желудочные болезни. Древесный отвар способствует пищеварению и восстанавливает силы. Сок молодой коры успокаивает зубную боль и сохраняет зубы от порчи. Стертые в порошок корки плода отлично заменяют хинин. Этим же порошком лечат раны, он хорош и как дезинфицирующее средство. Сок дерева целебен потому, что в нем содержатся алкалоиды, убивающие бактерий. Вероятно, пигмеи добывали «зубной» сок из саркоцефалюса.
Когда наши охотники возвращались с пустыми руками, мы просили кого-нибудь из пигмеев помочь. Через некоторое время они приходили с антилопой или газелью, а то и двумя сразу. Расход патронов всегда одинаков: один патрон на антилопу, не более. Своих ружей у пигмеев не было, по крайней мере в лагере. Но стреляли они отлично, хотя, как правило, ловили дичь сетями. Я наблюдал, как они охотились на дикобразов. Это было недалеко от лагеря. В одном из маршрутов по ручью на нашем пути встретилось много камней, некоторые из них достигали размеров хижины. Подойдя к ним вплотную, Виктор сказал: «Под ними отдыхают дикобразы».
Мы с Луи продолжали маршрут, а Виктор побежал в лагерь за охотниками. Когда мы через некоторое время с Луи вернулись к этим камням, отряд пигмеев уже опутывал их сетями. В образовавшемся круге был оставлен небольшой проход. В него вошел один охотник с собаками, а остальные выстроились с палками за кругом. Собаки были большие и совсем маленькие. Большие остановились около камней, а маленькие полезли под камни, в норы. Закричали охотники. Залаяли собаки. Испуганные дикобразы, покинув норы, пустились наутек и… попали в сеть, где были убиты палками. В лагерь пигмеи возвращались с богатой добычей.
Больше всего мне пришлось бродить по джунглям с Виктором Тсиба. Он отлично знает эти места, исходил их вдоль и поперек в поисках золота вместе с Луи Бунгу. Виктор знает каждый ручеек со всеми его изгибами, каждую тропинку, проложенную дикими животными, еле заметную, а то и вовсе незаметную для неопытного глаза. Подойдя к норе, Виктор Тсиба каким-то особым чутьем угадывал, «дома» дикобраз или нет. Точно определял, отдыхает в дупле упавшего дерева панголин или покинул его. Он всегда точно указывал дерево, в котором есть мед. Как ни пытался я постичь эту науку, она оказалась для меня непосильной.
Сначала Виктор Тсиба нередко подшучивал надо мной. Когда во время маршрута мы делали короткий привал, он говорил с улыбкой: «Месье Базиль, здесь будем ночевать». Он думал, что я испугаюсь, буду отказываться, так как считал меня «чужаком», не приспособленным к лесной жизни. Но я обычно отвечал, что согласен. Виктор заразительно смеялся. Своим смехом, я это отлично понимал, он говорил: «Знаю я эти штучки, меня не проведешь. Не годитесь вы для лесной жизни». Мы с Виктором не один раз ночевали в джунглях у костра, подкрепляясь куском мяса антилопы или мартышки, изжаренном на углях: прошли вместе сотни километров по топям и болотам. Свою шутку он больше не повторял, убедившись, вероятно, что этот странный европеец может быть его собратом по образу жизни!
С Виктором Тсиба еще можно было как-то объясняться по-французски. С другими же пигмеями приходилось разговаривать через переводчика — Франсуа Мукаса, которого из-за его небольшого роста скорее можно было принять за пигмея, чем этих рослых и сильных людей. Но здесь в лагере пигмеи величали Франсуа почему-то «шефом». Спросил Франсуа, и он ответил: «Мой отец — шеф кантона, и все пигмеи, проживающие в этом округе, — его «подопечные». Когда отсутствует отец, «шефом» пигмеи считают сына». Увлекшись, Франсуа продолжал рассказывать далее:
— Мой отец до сих пор собирает дань с пигмеев. Он приходит в пигмейскую деревню, садится в кресло на середине улицы и ждет. Мой отец никогда не зайдет в хижину пигмеев, это не позволяет этикет. К отцу подходят пигмеи, низко кланяются и преподносят подарки: яйца, кур, мед, шкуры зверей. Отец раздает им соль.
— Раньше пигмеи, — продолжал Франсуа, — сами носили дань моему отцу. И шли к нему не той тропой, по которой ходили все, а другой, кружной. По нашей тропе ходить им было запрещено. Тогда они нередко бесплатно работали на нашей плантации, а когда в деревне кто-нибудь умирал, пигмеи танцевали. Иногда они танцевали два-три дня подряд, без перерыва. Пигмеям запрещалось селиться вблизи нашей деревни. Теперь, после революции, пигмеи стали строить жилища около нашей деревни.
У пигмеев наибольшим авторитетом пользовался Жан Бомитете. Он был старше остальных. А тут как раз мне сообщили о его дне рождения. Я узнал об этом от Франсуа. Он заявил: «Сегодня вечером будет концерт пигмеев по случаю дня рождения Жана». — «Ну что ж, послушаем», — решили мы. Когда послышалась музыка, вышли из хижины и направились к музыкантам. Ярко светила луна. Палатки, хижины, деревья были озарены серебристым светом селены. Мерцали яркие, но редкие звезды, были видны незнакомые нам созвездия. Стояла великолепная тропическая ночь!