По джунглям Конго (Записки геолога) - Елисеев Василий Иванович. Страница 31
К жене она на плечо не залезала. А подойдет к ноге и нежно дотронется клювом до пальца. Потом положит головку на пол и ждет. Что означало: «Почеши». И жена, наклоняясь, чесала.
— Однажды, — рассказывала жена, — я решила проверить, что будет делать Доля, если я не буду реагировать на ее знаки. Вот она дотронулась до пальца, положила головку на пол и стала ждать. Прошло секунд тридцать. Снова дотронулась и стала ждать. В третий раз она так меня клюнула, что я взвизгнула.
— Попугай требует внимания. А как же иначе? — заметил я.
К одним знакомым Доля относилась благосклонно: давала гладить себя по головке, других больно клевала, иногда до крови. С самого начала она почему-то невзлюбила нашего сына, вернее, его ноги. И все время за ними охотилась, проявляя при этом удивительное терпение… Не раз можно было наблюдать такую картину. Сын сидит на диване и читает. Доля сядет где-нибудь поодаль и внимательно наблюдает за его ногами, не шелохнувшись. Через некоторое время она подвигается ближе и снова ждет, устремив взгляд на ноги. И вдруг бросается, как коршун на цыпленка, оставляя у него на ноге кровоточащую рану. Сын стал надевать ботинки, но она бросалась на ноги с таким же ожесточением. Что ей не понравилось в ногах сына, никто не мог понять.
По утрам я открывал клетку и протягивал к Доле указательный палец. Она взбиралась на него, и я нес ее в туалет.
Раз в месяц я ее купал. Вначале она возмущалась, а потом привыкла. Включал теплый душ и сажал под него Долю. Потом намыливал ее детским мылом, смывал, промокал перья тряпкой, запеленовывал Долю в сухую простынку (чтобы не простудилась) и оставлял ее в таком виде минут на тридцать. Потом распеленовывал, сажал на специальную подставочку в ванной комнате, где она окончательно просыхала. Потускневший хвост Доли после мытья становился ярко-красным.
Доля привыкла к русской пище. С удовольствием грызла семечки, лакомилась сырковой массой, правда, только особой (после чего забавно чистила клюв, водя им по полу), ела виноград, вишни, яблоки, арбузы, дыни, редиску, сырую картошку, гречневую кашу. Очень любила поливитаминные шарики. Возьмет клювом шарик, но не разгрызает, а переправляет в лапку и откусывает от него маленькие кусочки. С помощью витаминных шариков научил Долю «целоваться». Сажал ее на указательный палец и приказывал: «Доля, поцелуй». И она прикасалась клювом к моим усам. «Еще», — говорил я. Она снова водила клювом по усам. В награду получала витаминный шарик.
По прошествии нескольких месяцев купил бананы. Положил кусочек банана в клетку, но Доля до него не дотронулась. То же было и с земляными орехами. Русская «кухня» ей пришлась больше по вкусу.
Нередко Доля, сидя в клетке, свистела. Я стал ей подражать. И мы с ней иногда пересвистывались. Я засвищу, она мне отвечает. Не думал я, что этот наш совместный «концерт» может мне когда-нибудь пригодиться. Но он пригодился. Однажды летом на даче Доля чинно ходила по забору, время от времени долбя доски. Неожиданно появившаяся собака так ее напугала, что она взвилась и полетела прочь. Вначале наблюдал за ее полетом. Потом Доля скрылась из виду. Побежал в том же направлении и стал по пути расспрашивать о ней садоводов. Но никто из них не видел краснохвостого попугая красавца.
— Странный народ садоводы, — решил я в тот момент. — Им и на небо-то посмотреть некогда.
— Все, — подумал я. Не видать мне больше Долю, и на глазах выступили слезы. Удрученный, медленно возвращался на участок. И тут меня озарила мысль: «Если только Доля улетела не очень далеко, я должен ее найти». Пошел в том же направлении и стал свистеть. Прошел метров триста. Никакого ответа. Снова свищу. И о… радость, Доля отозвалась. Смотрю на дерево, откуда послышался свист, но Долю не вижу. Она скрыта густой кроной. Свищу еще раз и слышу ответный свист. И тут я увидел ее красный хвост.
Как-то раз, вернувшись с работы, застал грустную картину: жена сидела с Долей на руках и плакала. На мой немой вопрос ответила:
— Доля свалилась вместе с табуреткой и разбила клюв.
— Но сами по себе табуретки вроде бы не падают, — парировал я.
— Доля сидела на перекладине табуретки. Я не знала, что она там, и положила на край табуретки сумку с картошкой. Табуретка упала и зацепила Долю. И вот случилось несчастье.
На другой день звоню в зоопарк и спрашиваю, как помочь попугаю.
— Помочь ничем не можем. Полые кости клюва не срастаются. Искусственных клювов пока не ставим.
Звоню в одну ветлечебницу, в другую — и слышу такой же ответ. В третьей приятный женский голос ответил:
— Лечу собак, кошек. Птичьи носы никогда не лечила. Но приезжайте. Вместе подумаем.
И вот мы с женой в ветлечебнице. Врач, осмотрев клюв попугая, сказала: «Купите в аптеке клей. Попробуем склеить, хотя за результаты не ручаюсь».
Быстро принес клей. И вот мы втроем — врач, уборщица и я — приступили к склеиванию клюва (жена вышла, сказав, что не вынесет крика попугая): уборщица и я держали попугая, а врач смазывал половинки нижней части клюва. Потом я сжал половинки клюва и держал несколько минут. На склеенное место наложили двойной лейкопластырь.
Потянулись мучительные дни ожидания. Доля отказывалась от пищи. Пришлось кормить ее насильно. Я раздвигал осторожно клюв, а жена закладывала в него шарик сырковой массы или гречневой каши. И Доля заглатывала, не работая клювом. Лейкопластырь на клюве непривычно мешал Доле, и она не раз пыталась сорвать его лапкой. К счастью, это ей не удавалось.
Прошла неделя, пошла другая. В конце второй недели я, как обычно, дотронулся до ее клюва, чтобы покормить, но она меня больно царапнула.
— Что произошло? — недоумевал я. — Всегда такая покорная, а сегодня настроена агрессивно.
Мелькнула радостная мысль: может быть, клюв все же сросся? Взял несколько семечек и предложил Доле. Она набросилась на них с жадностью, как в былые времена. Решил снять лейкопластырь. Осторожно снял и не поверил вначале своим глазам: половинки клюва сроились, даже шва не было заметно. «Шов, по-видимому, чем-то закрыт», — подумал я. Смочив водой ватку, тщательно протер место склейки, но шва так и не обнаружил. Клюв сросся!
В ПУЭНТ-НУАР ПО РЕКЕ КВИЛУ
До Какамоэка, где находилась пристань, решил проехать более кружным путем — через деревни Бонголо и Сексо. На карте в этих местах была показана автомобильная дорога.
Раннее росистое утро. На листьях бананов и таро, которые очень похожи на лопухи, много серебристо-белых блестящих бусинок — капелек. Их так много, что можно набрать воды для того, чтобы напиться. Наскоро пью кофе — ив путь. Вот и деревня Бонголо. Газик окружают ребятишки — озорные с черными прелестными глазенками. Перебивая друг друга, сообщают: «Дальше дороги нет. Мост через речку Мби сломан». Подъезжаем к реке. От моста остались только продольные бревна внушительной толщины. Марсель замеряет ширину между ними и говорит, что можно проехать. А ребятишки притащили к машине груду папайи и стали нас угощать. Мы съели по одной дыне, остальные взяли с собой. И вот газик легко проскакивает по бревнам. А ребятишки и женщины, находившиеся около реки, награждают шофера аплодисментами.
Далее машина идет с трудом: под колесами сыпучий песок. Он блестит в лучах солнца так, что больно смотреть. Около деревни Сексо нас обступили жители: у некоторых из них глиняные фигурки, трубки для курения, тоже вылепленные из глины. Наиболее оригинальной формы трубки оказались у лучшего мастера этой деревни Филиппа Муамби. Приобрел одну на память и сфотографировал этого мастера рядом с его изделиями.
Дальше вообще дороги не оказалось. Возвращаемся назад, боясь опоздать на пароход. В одной из деревень группа жителей что-то рассматривает. Подъезжаем. На земле лежит убитый пятнистый питон примерно трехметровой длины. Его только что убил охотник Франсуа Ниамби.