Тропа Селим-хана (сборник) - Дружинин Владимир Николаевич. Страница 45

«Сам пью, а непьющих уважаю», - пробасил Лапоногов, и футболисты, высокие с густыми бачками на белых, припудренных щеках, перестали обращать внимание на Валентина. У каждого повисла на плече девица; одну, круглолицую, курносую, в красной прозрачной блузке, лопавшейся на мощной груди, Лапоногов звал Настькой, а прочие - Нелли. Имя второй девицы, очень тощей, длинноносой, с острыми плечами, в лиловом платье с кружевами, Валентин боялся произнести, чтобы не рассмеяться, - очень уж не шло к ней. Диана!

Он дивился, как привычно и помногу пьют девицы. При этом Диана нюхала корку черного хлеба - совсем по-мужски. Они как будто и не пьянели, только разговаривали все громче. «Дианка! - кричала Нелли, - тебе привет, знаешь, от кого? От Леонардика!» Давясь от восхищения, она продолжала: «Я, - говорит, - ей из Роттердама привезу чего-нибудь. Она вери гуд лэди, - слышишь! У нее фигура модная». Польщенная Диана хихикала, спрашивала: «А как твой штурман?» Валентин иногда чувствовал прикосновение ее сухого локтя. Забавно, - неужели мода распространяется и на женские фигуры!

Он спросил Диану, знают ли она и Нелли английский. «Слышишь, Нелли! - крикнула Диана. - Знаем ли мы с тобой английский? Еще как, - верно, Нелли! На пятерку, - верно? Как англичанки!» Она явно издевалась над Валентином, но он уловил это не сразу и сказал, что очень хотел бы хорошо знать английский, прочесть в подлиннике Хемингуэя. «Старик и рыба», - молвил один из футболистов. «Старик и море», - поправил Валентин. Футболист нахмурился, но тут опять вмешался Лапоногов. «Где море, там и рыба», - сказал он примиряюще. «Поверьте старому рыбаку».

«Ты-то рыба-ак!» - протянула Нелли и подмигнула. Валентин умолк; он не пытался больше примкнуть к беседе за столом, странной беседе, пересыпанной двусмысленностями и намеками. Он принялся за холодную телятину, и так энергично, что Диана бросила ему: «Поправляйтесь» - а футболист - тот, что спутал название повести Хемингуэя - оглушительно захохотал.

Ждали еще одну пару. Хозяйка дома, полная, немолодая женщина, масляно поглядывавшая на Лапоногова, уже который раз возглашала: «Опаздывают, разбойники! Заставим выпить штрафную!»

Гета поразила его сразу. Смуглая, с нерусским разрезом глаз, вся в сиянии пышного серебристого платья, она вошла сюда - в эту обыкновенную комнату, к столу с пятнами вина на скатерти, к блюдам с растерзанной телятиной, к уродливо вспоротым консервным банкам, - вошла как создание из иного мира.

Она села рядом. Руки его дрожали, когда он робко накладывал ей закуски. Он стеснялся смотреть на нее в упор и поэтому не поднимал глаз; правая щека его горела. «А вина!» - услышал он. Смущение душило его. Он протянул руку к водке и отдернул, - не станет она пить водку. «Я пью сухое», - услышал он тот же голос, ее голос. Девицы фыркнули. Он вдруг позабыл, какие вина сухие. Спасибо Хайдукову, - пододвинул через стол, почти к самому прибору Валентина бутылку «Саперави».

- А вы? - спросила она.

Только тут он осмелился взглянуть на нее, - и вид у него наверно был жалкий, нелепый. Смысл ее слов доходил медленно.

- У вас же пустая рюмка, - сказала она, с ноткой нетерпения.

Диана и Нелли по-прежнему хвастались своими победами, Лапоногов смешил хозяйку анекдотами, Хайдуков возглашал тосты и иногда окликал Валентина, но напрасно, - Валентин не понимал его. Напротив сел спутник Геты. Валентин заметил его не сразу, а лишь когда справа раздалось:

- Ипполит! Помни, пожалуйста, - тебе вести машину!

- Железно, крошка! - прозвучал ответ. - Со мной ты как у бога в кармане!

Валентина покоробило. Обращаться так с ней! Ипполит держал рюмку отставив мизинец. Нестерпимой самоуверенностью веяло от каждого завитка артистически уложенных, глянцево-черных волос, от галстука «бабочки», от длинных холеных пальцев.

- Горючего-то маловато! - громыхнул Лапоногов. - Эй, нападающие! - бросил он футболистам. - Кто добежит до «Гастронома»?

Встали оба, но Диана вцепилась в своего соседа и силой пригвоздила к стулу.

- Водочки? - футболист обвел глазами сидящих. Лапоногов качнулся от смеха.

- На, салага! - Он достал из бумажника десятирублевку и помахал над столом. - Коньяку нам доставишь. Не меньше пяти звездочек, есть? Дуй без пересадки!

- Неприятный субъект, - тихо сказала Гета, повернувшись к Валентину. Сказала только ему! Он машинально кивнул, не вдумываясь, осчастливленный ее доверием.

После коньяка и кофе завели радиолу. Ипполит увлек танцевать Нелли. Валентин робко готовился пригласить Гету, - готовился долго, пока она сама не пришла ему на помощь.

- Идемте, - сказала она просто.

Валентин признался ей: когда он ехал учиться сюда, ему казалось, - в большом городе живут люди сплошь интеллигентные, развитые, интересные.

- Я первый раз в здешней компании, - сказала Гета. - И надеюсь, последний, - проговорила она, поморщившись.

Подошел Ипполит.

- Развлекаешься, детка!

- Ну, мне пора домой, - проговорила Гета спокойно и не очень громко, даже не глядя на Ипполита. Она стала прощаться, а он любезничал с Нелли, отвечавшей ему смехом, похожим на икоту. Сердце у Валентина сжималось. Наконец Ипполит поднялся.

- Стартуем, крошка!

И она исчезла. Все-таки она с Ипполитом! Валентина грызла зависть к красавцу, к футболистам. Они все настоящие мужчины…

С грустью, но без раскаяния он сообразил, что не попросил у нее ни адреса, ни номера телефона и вообще никак не закрепил знакомство. Даже не назвал себя… К чему! Что он для нее? Наверняка она изнывала от скуки с ним - неловким провинциалом, - а танцевать пошла просто из жалости.

Тот вечер в воспоминаниях Валентина остался чистым, безоблачным, - за теневой чертой, в прежней, светлой поре его жизни. Ложь еще не была произнесена тогда…

Встретились они случайно, одиннадцать дней спустя, на улице. С Гетой была девушка постарше, тоненькая, голубоглазая. Золотистые волосы выбивались из-под меховой шапочки с белыми хвостиками.

- Моя мама, - сказала Гета, и Валентин раскрыл рот от удивления, что очень понравилось обеим. Мама, чудесная мама Геты ушла, сославшись на какое-то спешное дело. Было скользко; Валентин взял Гету под руку.

Гета вспомнила вечеринку.

- Ужасная публика, правда? Эти футболисты… Танцуют не сгибая ноги. Точно скафандры.

Она не засмеялась над своей шуткой, - она помолчала немного, чтобы дать посмеяться Валентину.

- А глаза, - продолжала она, - глаза у этих нападающих… Ипполит говорит: «Как у заливных судаков».

- Он студент? - спросил Валентин.

- Ипполит? Он вундеркинд, - ответила она и перевела. - Он удивительный ребенок. Бывший юный виолончелист. С ним и сейчас цацкаются. Портят его, - печально молвила Гета и прибавила извиняющимся тоном: - Ипполит правда же лучше, чем ему хочется казаться… Иногда.

Валентин рассказал, где он учится, кем станет потом. Вообще-то ему больше хотелось в университет, на литературный, но так уж получилось…

- А я собираюсь в институт киноинженеров, - сообщила Гета. Оказалось, что она тоже любит стихи, и Валентин прочел ей Блока. Затем, расхрабрившись, он спросил Гету, когда у нее свободный вечер. Может быть, сегодня? Нет, сегодня не выйдет, по средам приходит маникюрша.

- Тогда завтра, - предложил Валентин.

Он взял места во втором ряду партера. На это ушел остаток стипендии.

Гуляя в фойе, он снова услышал от Геты об Ипполите, - они были недавно в ресторане «Интурист»; там играет превосходный джаз. Валентина кольнуло. А с ним она согласится пойти? Ни разу в жизни он не был в ресторане. Конечно, он ни за что не сознается ей в этом…

- Что ж, давайте сходим, - сказала Гета. - В субботу! Вы зайдите за мной.

Денег должно хватить. Отец прислал двенадцать рублей на ботинки. Валентин думал забрать половину, но положил в карман все. В квартире Лесновых, ослепившей его блеском натертых полов, мебели и металлической посуды, его приняла мать Геты. Еще очень рано, Гета еще одевается…