Гостеприимная Арктика - Стефанссон Вильялмур. Страница 98

Действительно, в течение целого столетия специфическим средством против цинги считался лимонный сок. Однако, хотя каждая полярная экспедиция снабжалась им, почти все они страдали от цинги. Люди, получавшие лимонный сок в больших количествах, тем не менее заболевали, и некоторые из них умирали. Это всегда объясняли плохим качеством лимонного сока, его недостаточной кислотностью и т. п., но никто не догадывался, что против цинги помогает только свежий лимонный сок, недавно разлитый в бутылки, тогда как после нескольких лет хранения он почти совершенно утрачивает свои профилактические или лечебные свойства.

В бульварных романах на полярные темы часто фигурируют случаи «чудесного исцеления» цинги посредством сырого картофеля или лука. Но здесь важен не сам картофель, а то, чтобы его ели сырым. Свежие сырые овощи обладают явно выраженными противоцинготными свойствами; однако эти свойства уменьшаются или уничтожаются, если овощи были сварены или долго хранились. Точно так же совершенно сырое и свежее молоко помогает против цинги, тогда как пастеризованное почти или совсем не помогает. Вообще, очень многие виды пищи, как растительной, так и животной, в сыром виде являются противоцинготным средством. В этом и заключается секрет предупреждения и лечения цинги.

Подобных противоцинготных свойств совершенно не имели все съестные припасы, находившиеся на складе Бернье. Поэтому необходимо было, в дополнение к ним, есть оленину и мясо мускусных быков, если не в сыром виде, то, по крайней мере, в недоваренном.

История нашей зимовки на о. Мельвиль была настолько сложна, что приходится отказаться от подробного ее изложения. Предыдущее лето прошло очень удачно, а потому мы слишком много возомнили о себе и наметили на зиму чрезмерно грандиозные планы. Затем все обстоятельства начали складываться как нельзя хуже. Во время поездок плохая погода всегда застигала наши партии в таких местах, где они рисковали заблудиться и попасть на каменистый грунт. Но после того как партия Стуркерсона в один день загубила оковки почти всех саней, мы больше не могли идти на подобный риск, так как на замену оковок уже был израсходован весь подходящий материал со склада Бернье, и в случае дальнейшего износа оковок нам нечем было бы заменить их. Поездки оказались неудачными и в том отношении, что некоторые склады мяса мускусных быков, оставленные нами в разных местах, были расхищены волками, вследствие неудовлетворительной конструкции, а другие не удалось отыскать в темноте. В эту зиму мы впервые переживали нечто такое, что можно было бы назвать лишениями.

Сначала я оставался в лагере и не участвовал в поездках, потому что был занят своей этнографической работой; кроме того, у нас было больше людей, чем саней и упряжек, так что моей помощи не требовалось. Впоследствии я заболел, хотя и не очень серьезно, но настолько, что вынужден был оставаться дома и боялся, что не успею выздороветь к началу весеннего путешествия. Однако весной я уже был совершенно здоров.

К весенним работам мы хотели приступить в январе, но вследствие разных злоключений подготовка затянулась по февраль включительно. Мы не могли отправиться в путешествие без достаточного запаса одежды, а наши швеи работали медленно, так как две из них были больны, а у самой лучшей, Гунинаны, ослабело зрение, что вредило ее работе как в качественном, так и в количественном отношении. Вероятно, работоспособность Гунинаны можно было бы восстановить парой хороших очков, но до ближайшего оптика пришлось бы ехать слишком далеко.

В начале февраля произошло еще более серьезное осложнение: сломалась главная пружина лучшего из наших двух карманных хронометров. Между тем, если бы мы не имели точного времени для определения долготы, то намеченное нами путешествие сделалось бы почти бесцельным. Никто из нас не обладал искусством часовщика; но надо было что-нибудь предпринять, и на это отважился Стуркерсон. Он вынул сломанную пружину; затем мы осмотрели все наши обыкновенные карманные часы и в одних часах нашли пружину примерно такого же сорта и размера. Стуркерсон вынул ее и вставил в испортившийся хронометр. Сначала мы мало надеялись на успех этой операции. Как только хронометр начал действовать, мы произвели наблюдение над прохождением звезды через меридиан, а затем изо дня в день сравнивали отремонтированный хронометр с другим, которому мы, однако, мало доверяли. Определения времени пришлось производить в течение 10 дней, и к концу этого периода мы были приятно удивлены тем, что ход отремонтированного хронометра оказался таким же правильным, как прежде. Вообще Стуркерсон сделал много полезного для экспедиции, но эта его работа была одной из самых полезных.

Зимой мы часто размышляли о причинах неприбытия «Белого Медведя». Так как в течение предыдущего лета партия Стуркерсона видела с мыса Росс, что пролив Мельвиль был свободен ото льда, высказывалось предположение, что корабль потерпел аварию в начале прошлой весны, перед тем как льды взломались; другие предполагали, что пролив Принца Уэльского остался закрытым в течение всего лета, так что «Белый Медведь» не смог пройти дальше мыса Армстронг.

По словам некоторых из наших людей, перед тем как они покинули корабль прошлой зимой, среди команды ходили слухи, будто следующую зиму решено провести в бухте Уокера или в заливе Минто, где существуют превосходные условия для охоты на оленей и для ловли лососей, а также имеется много эскимосов «для компании». Поговаривали также, будто я задерживаю экспедицию на севере вопреки приказу правительства, а потому следует пренебречь моими распоряжениями и отплыть на юг, так как в противном случае правительство прекратит уплату жалованья всем участникам экспедиции.

Я полагал, что возникновение подобных слухов объясняется лишь праздностью команды во время зимовки корабля, тогда как у нас на о. Мельвиль, где все были очень заняты, некому было бы изобретать столь замысловатые истории. В их необоснованности меня убеждало письмо Уилкинса и устное сообщение Стуркерсона о том, что офицеры «Белого Медведя» намерены были вести судно к о. Мельвиль.

ГЛАВА LII. ПРИБЫТИЕ ГОНЗАЛЕСА

В конце февраля наша партия выступила в путь к мысу Грасси. На базе задержались лишь Стуркерсон, Эмиу и я, чтобы закончить регулировку хронометра. И вот, накануне того дня, когда и мы собирались выехать вслед за остальными, неожиданно прибыли с двумя упряжками капитан Гонзалес, Найт, Иллун и Пикалу. Относительно отсутствия «Белого Медведя» Гонзалес дал следующее объяснение: летом минувшего года, в середине июля, корабль освободился от окружавших его льдов и затем долго крейсировал взад и вперед по проливам, в поисках прохода на север. Однако за мысом Армстронг лед в течение всего лета оставался неподвижным и сплошным, от одного берега пролива до другого. Когда убедились, что добраться до о. Мельвиль невозможно, корабль повернул на юг и отправился зимовать в бухту Уокера. Это было прямым нарушением моего приказания, согласно которому в случае невозможности пройти за мыс Армстронг корабль должен был зимовать возле этого мыса; вместо того, он удалился от вас на 100 миль к югу. Однако соображения, которыми в данном случае руководствовался капитан Гонзалес, если и не были достаточно вескими, то, по крайней мере, представлялись ему такими. Далее Гонзалес сообщил, что на корабле все было благополучно, а с эскимосами, живущими возле бухты Уокера, установились хорошие отношения. Два туземца даже нанялись работать для экспедиции.

Гонзалес доставил также некоторые известия из внешнего мира и, в частности, сообщил, что наш бывший механик с «Мэри Сакс», Кроу-форд, купил 37-тонную шхуну «Вызов». Она имела слабый бензиновый двигатель, но ввиду благоприятных ледовых условий ей удалось пройти вдоль северного побережья Аляски до залива Минто, где она и зазимовала вблизи от «Белого Медведя». На пути из Нома Кроуфорд встретил в Беринговом проливе «Аляску», на которой возвращалась на родину группа д-ра Андерсона и Уилкинс. Таким образом, можно было считать, что работа нашей южной партии благополучно закончена.