1356 (ЛП) - Корнуэлл Бернард. Страница 69
Это первое столкновение было очень важно. Укороченные копья сбивали обороняющихся с ног, топоры и палицы крушили броню, французы орали на пределе лёгких, наступая и продавливая боевые порядки англичан.
И английская линия прогнулась назад.
Качнулась назад под натиском плотной доспешной массы воинов, алчущих вражеской крови. Качнулась и прогнулась, но не прорвалась. Лезвия всаживались в щиты, топоры и палицы дробили черепа и кости. Кровь и мозги разлетались в стороны сквозь искорёженный металл. Убитых и раненых топтали их напирающие сзади товарищи. Напор французов чуть ослабел, но сделал своё дело: от пролома в изгороди англичан оттеснили назад, и бойцы баталии дофина, вливаясь через прореху, растекались, наступая всё более широким фронтом.
Англичане с гасконцами пятились, хотя и медленнее. Их передние ряды были перемолоты в первые секунды, но строй они сохранили в целости. Командиры с высоты сёдел ревели подчинённым одно и то же. Держать строй. Сомкнуться. Французы же стремились к обратному. Разорвать сплошную линию англичан на короткие отрезки, которые можно окружить и перебить по отдельности. Рыча оскорбления и проклятья, люди рубили секирами, кололи копьями, били булавами. Щиты разбивались в щепы, но линия держалась. Опасно выгибалась назад по мере того, как в прореху изгороди вступали новые и новые ряды французов, но держалась. Англичане и гасконцы дрались с отчаянием загнанных в угол и с уверенностью спаянных многомесячным походом бойцов, понимающих, что им не на кого положиться, кроме товарищей, и нечего ждать в случае поражения, кроме смерти. В случае, если линия будет прорвана.
- Добро пожаловать на мясницкий двор Вельзевула, сир. – кисло сказал принцу Уэльскому сэр Реджинальд Кобхэм.
Как и остальные военачальники, они наблюдали за схваткой с коней, находясь позади шеренг бойцов. Сэр Реджинальд ожидал, что французы будут атаковать, как обычно, в конном строю, и их пешее наступление стало для него сюрпризом. Не самым приятным, надо сказать.
- Учатся, сукины дети. – со вздохом добавил сэр Реджинальд.
Был миг, когда он решил, что французам вот-вот удастся задуманное, но англо-гасконская линия устояла, и сэр Реджинальд перевёл дух, а затем дерущиеся перемешались, и разобрать, где кто, стало невозможно.
Задние ряды обеих армий напирали, и там, где оба войска сходились в сече, пространства не хватало на добрый замах. Удар – и короткое мгновение на то, чтобы развернуться к следующему врагу, одновременно восстанавливая дыхание. Обуревавшие воинов в начале драки азарт и гнев схлынули, уступив место холодной злости. Но сквозь дыру в изгороди появлялись и появлялись французы. Плохо, стиснул зубы Кобхэм. Англичане с гасконцами выдохнутся быстрее – жажда и голод последних дней неминуемо скажутся.
- А ведь неплохо всё идёт, сэр Реджинальд? – ухмыльнулся принц.
- Могло быть и лучше, сир.
- Это мальчишка-дофин? – принц приметил в свалке золотую корону на полированном бацинете (по стягу, развёрнутому над первой французской баталией, он понял, какая из особ королевской крови ею командует).
- Дофин, определённо. – присмотрелся сэр Реджинальд, - Или его подменыш.
- Какая разница? – качнул головой принц, - Простая вежливость диктует мне лично засвидетельствовать ему своё почтение.
Улыбаясь, Эдуард перебросил ногу через высокую седельную луку, мягко соскочил на землю и повернулся к оруженосцу:
- Щит и, пожалуй, топор.
- Сир! – воскликнул сэр Реджинальд и осёкся.
Дьявол катнул кости, принц делал то, что должен, и переубеждать его – даром тратить время.
- Вы что-то сказали, сэр Реджинальд?
- Поперхнулся, сир.
- Вот и правильно, сэр Реджинальд. Вот и правильно. – проницательно покосился на него Эдуард.
Опустив забрало, принц ввинтился в плотные ряды латников. Отборные рыцари, долгом которых было защищать наследника престола, последовали за ним.
Его яркий жюпон с двумя четвертями лилий, кощунственно смотрящихся на англичанине для французского взора, не мог остаться незамеченным. Враги взвыли и навалились сильнее.
15
Томас достиг вершины как раз тогда, когда волна французов, прорвавшись за живую изгородь, раздалась в стороны. Те, кому ворваться внутрь не удалось, в нетерпении секли густые заросли ежевики, прорубая в ней путь к врагу. Справа от Томаса кто-то заходился в крике:
- Лучники, чёрт! Лучники, сюда!
Томас соскользнул со спины коня. Его эллекины примкнули к стрелкам на правом крыле, куда французы ещё не добрались. Томас побежал на зов. Ага. Два арбалетчика с павезьерами пробились сквозь колючую путаницу ежевичных ветвей и спокойно отстреливали латников Уорвика. Томас умостил конец лука на выступающем из земли корне и левой рукой согнул тисовую жердину, накидывая правой рукой петлю тетивы на роговую оконечность. Большинству людей подобная операция была бы не под силу, но Томас проделал её машинально, затем достал стрелу с треугольным наконечником и пошёл вперёд, раздвигая плечом латников. Остановился шагах в тридцати от арбалетчиков, скрывшихся за павезами. Вероятно, сейчас они крутили рукояти воротов, натягивая тетивы.
- Я здесь. – раздалось слева.
Томас повернул голову. Рядом стоял Роджер, лучник из Норфолка по кличке Рябой.
- Твой левый. – коротко бросил ему Томас, натягивая лук.
Правая павеза ушла в сторону, открывая замершего на одном колене арбалетчика. Стрелок выцелил кого-то из латников, но спустить курок не успел. Стрела Томаса угодила ему в физиономию, швырнув на спину. Палец рефлекторно нажал курок, и болт взмыл в небеса. Второго арбалетчика свалил Рябой. Едва эллекины разделались с улепётывавшими павезьерами, один из латников Уорвика взревел восторженно:
- Я люблю тебя, лучник!
- Так женись. – пробасил Рябой, вызвав взрыв хохота.
И тут стало не до смеха, потому что французы, нажимавшие вдоль изгороди, добрались сюда.
- Дави их обратно, ребята! Обратно дави! – ярился герцог Уорвик.
Из крупа его дестриера торчал обломанный арбалетный болт.
Томас протолкался в тыл линии латников и побежал влево, командуя своим:
- Ближе к изгороди!
Лучники остались без целей, ибо врагов закрывали свои латники. Кин тем временем собрал лошадей эллекинов на краю леска и привязал к нижним сучьям дубов.
- Сэм! – позвал Томас, - Присмотри за краем изгороди! Увидишь, что ублюдки надумали нас обойти оттуда, дай знать!
Обойти с того края изгородь французам будет трудно, склон там был круче, но бережёного Бог бережёт.
Главная опасность исходила не снаружи, она была внутри изгороди. Французы, пробивающиеся от центра колючей ограды к её концам, напирали, как бешеные, сбившись в ударные группки. Грохотали барабаны, противными голосами выли трубы, всё кричало в уши французам: вперёд, опрокиньте врагов! Опрокиньте, пусть паникуют, пусть бегут в лес, где их переловят и перебьют по одиночке! Пусть настигнет их, наконец, возмездие за то зло, что они годами причиняли Франции! За спаленные хижины и вырезанный скот, за плачущих вдов и взятые замки, за изнасилованных дев и разграбленные сокровищницы. И французы рвались вперёд.
Латники Томаса вступили в бой. Они были на этой стороне изгороди последней линией обороны, и им приходилось держаться, ибо они сознавали: прорванная линия – неизбежный разгром. Карл-богемец стоял, как скала, одним видом своей грозной булавы словно говоря: только суньтесь! И они совались. Вопли мешались со стонами, громыхание – с лязгом. Француз воткнул крюк алебарды в латный наплечник Ральфа из Честера и рванул на себя. Англичанин упал, и второй француз с размаху опустил ему на спинную пластину панциря боевой молот. Томас видел, как Ральф дёрнулся; крика из-за общего гула слышно не было. После второго удара Ральф затих. Булава Карла-богемца скользнула по плечу убийцы честерца, заставив француза шатнуться назад. Секундная задержка, и француз, опьянённый кровью, ринулся на Карла.