Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980) - Квин Лев Израилевич. Страница 59

— В прихожей на стене, у самого потолка, что-то сверкает.

— Перестань! — Симулировать встревоженность оказалось совсем нетрудно: со времени нашей милой беседы со Шмидтом мои нервы были натянуты, как тугая тетива. — Не надо, слышишь!

— А мне интересно.

— Ну что за детские выдумки! Бриллиант, замурованный в стенку, да?

— Может, и бриллиант. Вот посмотрю и узнаю.

— Перестань, я запрещаю!

Но она уже взбиралась по стремянке.

Наступал решающий момент. Я, пригнувшись, чтобы не попасть в поле зрения телекамеры, установленной в спальне, с сумкой в руке прокрался к прихожей.

— Прекрати сейчас же, кому сказано!

— Стеклышко какое-то, — разочарованно сообщила Инга и вдруг, начав слезать, пошатнулась на ступеньке. — Ой!

Это был условленный сигнал.

Инга, хватаясь руками за стену, заслонила на секунду-другую своей головой глазок объектива.

Я мигом проскользнул в дверь, одним движением налепив на торец замка приготовленный заранее кусочек клейкой ленты. Теперь собачка не западет в гнездо и я смогу беспрепятственно, не прибегая к помощи ключа, возвратиться в квартиру.

На лестничной площадке было пусто. За дверью, что-то мурлыча, Инга возилась со стремянкой.

Удалось?

Или нет?

Но все равно назад хода уже не было.

Я сбежал по лестнице вниз, к подвалу. Никто мне не встретился. Войлочные домашние туфли глушили шаги.

Подвал заперт — время позднее. Но это не помеха. Я захватил с собой ключ.

Крышка кабельного телефонного шкафа отошла со ржавым скрежетом, как только я вставил в гнездо отвертку и легонько повернул.

У меня не было времени разбираться в густом переплетении разноцветных проводов, да и вряд ли я сумел бы разобраться. Расчет был исключительно на зрительную память. Я хорошо запомнил две клеммы с левого края блока, к которым с помощью специальных «крокодильчиков» были присоединены концы контрольной трубки монтера с диском номеронабирателя посередине. Он сказал тогда: «Господин из дома рядом». Это обстоятельство и привлекло меня больше всего. Маловероятно, чтобы они прослушивали телефоны не только у нас, но еще и в соседних домах.

В моем распоряжении никаких «крокодильчиков», разумеется, не было. Зато я разыскал в кладовке зажимы для штор и подсоединил их заранее к проводам телефонного аппарата. Оставалось только зацепить оба зажима. Но их крупные зубья то и дело соскакивали с клемм, пока я, наконец, не догадался прижать их покрепче плоскогубцами.

Покрутил диск. Теперь в соответствующей квартире телефонный аппарат должен был издать легкое дребезжание.

Я обождал немного. Трубки никто не поднимал. Неужели в квартире никого нет? Или спят и не слышат?

Плохо! Придется искать другую пару клемм, а это потребует времени. Да и найти не так просто в путанице проводов.

Снова крутанул диск. На этот раз послышался щелчок. Кто-то поднял трубку! Я услышал частое прерывистое дыхание.

— Здравствуйте, — я так и не дождался обязательного «алло!». — Прошу прощения, ваш номер тридцать три — девятнадцать — двести восемь?

— спросил наугад.

— Нет, не двести восемь, а четыреста двадцать пять. — Голос был высокий и испуганный — не то женский, не то детский. — А вы кто такой?

— Монтер с телефонной станции.

— А я Мартин.

— Очень приятно, Мартин. Почему ты не спишь? Время позднее. Детям пора спать.

— Я сплю. Уже давно. Только уснуть никак не могу. Мне страшно! — вдруг признался мой невидимый собеседник.

— Ты один дома?

— Да.

— Где же взрослые?

— Мамми и паппи уехали на вокзал встречать бабушку. Она приезжает из Граца. Мы были у нее в гостях в прошлом месяце, а теперь она будет гостить у нас.

Малыш настроился на долгий разговор. В другое время я охотно поболтал бы с ним…

— Послушай, Мартин, тебе нечего бояться. Я рядом с тобой, на другом конце провода. Положи сейчас трубку, а я буду чинить телефон — он у вас плохо работает. Ты сейчас услышишь легкие звоночки — это значит, я занялся делом. Только трубку больше не поднимай, а то ты мне помешаешь. Договорились?

— Договорились.

— Спи спокойно! Придет бабушка, тебя разбудят.

— Не разбудят. Я спортсмен, у меня строгий режим, — сказал мальчуган грустно.

Ему явно не хотелось обратно в постель. Но я промолчал, и он положил трубку.

Итак, номер я знаю. Тридцать три — девятнадцать — четыреста двадцать пять.

Еще раз прикинул: может быть, все-таки лучше позвонить в посольство? Теперь я могу это сделать без особого риска быть услышанным. Дежурный поднимет на ноги ответственных работников, они сообщат австрийским властям. А дальше?

Дальше к дому, завывая сиренами, примчатся полицейские бобики — и тотчас же снайпер из квартиры напротив поведет прицельную стрельбу по нашим окнам. Или же их люди раньше полицейских проникнут в подъезд со двора — там по ночам паркуется целый табун машин.

И я потеряю Ингу.

Даже если товарищи из посольства решат сами приехать мне на помощь, ничего от этого не изменится. Людям Шмидта наверняка известны номера всех посольских машин. И как только они появятся возле дома…

Нет, нужно поступать так, как задумано.

И я присел на корточки возле кабельного ящика, зажал аппарат между колен и стал набирать длинную серию номеров — междугородный код я нашел в телефонном справочнике.

Ждать пришлось довольно долго. Наконец в трубке щелкнуло, и сразу же раздались протяжные гудки.

— Алло, вас слушают!

— Добрый вечер! — сказал я торопливо, словно нас могли в любой миг прервать. — Говорит профессор Арвид Ванаг…

Закончив разговор, я отсоединил аппарат, замкнул отверткой крышку ящика.

Теперь распределительный щит.

Открыть его оказалось делом не сложным — та же манипуляция отверткой.

Выключить в доме свет было еще проще: за крышкой с ухмыляющимся черепом и скрещенными костями находился крупногабаритный рубильник. Я чуть не поддался соблазну потянуть за черную эбонитовую рукоятку. Но тут же сообразил: нет, это легко и просто, но слишком уж опасно. Через пять — десять минут они явятся сюда и увидят, что электричество выключено преднамеренно. Не нужно задавать им таких легких загадок!

С помощью клещей и отвертки я замкнул оголенные медные клеммы внизу рубильника. Полыхнуло голубое пламя, раздался сильный треск. Отвертку вырвало из руки и отшвырнуло к противоположной стене.

Вот теперь пусть разбираются!

Не мешкая, я взлетел по темной лестнице — они могут прислать сюда своего человека с улицы.

Дом уже спал, тем не менее в некоторых квартирах слышались тревожные голоса. У мадам Фаундлер заливалась жиденьким лаем крохотная комнатная собачонка.

У нашей двери я задержался; нащупал клейкую ленту, содрал ее с замка. Все! Свое дело она сделала.

Инга со свечой в руке молча указывала мне на телефон. Значит, звонили.

Я тихонько прошел к ванной, прикрыл краны, из которых все еще плескала вода.

— Фу-у!

— С легким паром! — Инга вопросительно смотрела на меня, я успокаивающе кивнул. — Теперь ты, наконец, можешь позвонить?

— Теперь могу.

Я боялся сказать лишнее и сорваться. В мое отсутствие звонили, о чем-то говорили с Ингой, и мое одно неточное слово могло испортить все дело. Телекамеры ослеплены, но подслушивающие устройства от тока не зависят.

— Номер записан на газете, у телефона. Как ты там управился в ванной в такой темнотище?

— А я успел помыться еще до того, как погас свет. Оставалось только вытереться.

Номер телефона был незнакомый, но тоже начинался с цифр «тридцать три». Видно, штаб-квартира у них была где-то совсем близко. Может быть, в нашем доме. Уж не в квартире ли напротив, через двор?

Я бросил взгляд в окно. Там тоже было темно. Весь дом сидел без света. Лишь отблески неоновой рекламы с крыши соседнего здания скользили по стенам неясными цветными тенями. Зеленый, красный, синий… Опять зеленый, красный, синий…