Белларион (др. изд.) - Sabatini Rafael. Страница 12

— Жаль, что маркиз Теодоро успел заслужить любовь и уважение народа, — покачал головой Белларион.

— Небеса всегда поддерживают правое дело, — вскинув голову и важно выпятив грудь, ответил Барбареско.

— Я сомневаюсь вовсе не в помощи свыше, а насчет тех средств, которыми мы располагаем.

Это замечание, казалось, отрезвило Барбареско, оставившего мир сверхъестественного и вернувшегося на землю. Но его поведение несколько изменилось. Он стал скрытен и уклончив. Он сказал только, что не одинок в своем стремлении разоблачить политику регента. Не менее дюжины сеньоров работают сейчас в этом направлении. Остальные, по его словам, неизбежно присоединятся к ним, когда узнают всю правду о маркизе Теодоро.

Это, по-видимому, и было то сообщение, которое Беллариону предстояло передать принцессе, но столь скудная информация явно не устраивала юношу.

— Принцессе Валерии, — сказал он, — все это давно известно и ничуть не успокоит ее. Она требует чего-то более определенного.

Барбареско совсем не понравилась его настойчивость, но в конце концов он обещал назавтра собрать у себя главных соучастников заговора, так чтобы Белларион смог из первых рук узнать интересующие принцессу Валерию подробности.

Удовлетворенный, Белларион попросил разрешения остаться у Барбареско на ночлег, и его провели в убогую грязную комнату, мало отличавшуюся от остальных помещений в этом огромном запущенном доме. Лежа на жесткой постели, он размышлял о гнусном регенте, глупом мальчишке и великодушной принцессе, готовой взяться за сомнительно организованное дело, которое может стоить головы не только ей, но и ее никудышному братцу.

Глава VII. СЛУЖБА

На другой день, еще до полудня, в доме собралось не менее полудюжины заговорщиков, которых мессер Барбареско, уступая настойчивым требованиям представителя принцессы, вызвал на совещание. Четверо из них, включая графа Энцо Спиньо, были выселены из Монферрато гвельфами, которым пришлось приехать в Касале под чужими именами. Как часто бывает на подобных встречах, они много говорили, но никто не предложил ничего конкретного, так что Белларион в конце концов не удержался от реплики:

— Синьоры, мы понапрасну тратим время. Неужели я смогу сообщить ее высочеству только то, что у его светлости синьора Барбареско обсуждались невзгоды, обрушившиеся на голову ее бедного брата? Неужели это все?

Они недовольно переглянулись друг с другом, точно каждый спрашивал совета у своего соседа. Наконец Барбареско ответил ему:

— Мессер, вы испытываете наше терпение, — с горячностью заявил он.

— Не будь вы доверенным лицом принцессы, я не потерпел бы ваш высокомерный тон…

— Не будь я доверенным лицом, терпеть было бы нечего, — прервал его Белларион, подчеркивая тем самым, что ближе их всех знаком с синьорой Валерией.

— Но почему принцесса вдруг забеспокоилась? — спросил кто-то из них.

— Лучше сказать, что вы только сейчас узнали о ее беспокойстве. Принцесса всегда сомневалась в верности вашего посыльного, Джуффредо; разве она могла открыться ему? Тем более что вы, синьоры, не спешили знакомить ее со своими планами, вероятно перестраховываясь на случай возможного предательства.

Никто не возразил на последнее утверждение Беллариона, тем самым подтверждая его догадку, что им действительно есть о чем умалчивать.

Наконец граф Спиньо, худощавый, смуглолицый синьор, злейший враг маркиза Теодоро, отрывисто рассмеялся.

— Клянусь, тут он прав, — проговорил он и повернулся к Беллариону.

— Мессер, ваша язвительность была бы вполне оправданной, если бы наши намерения не простирались дальше чем…

Со всех сторон послышались предостерегающие возгласы, но граф смело отмахнулся от них.

— …спрятать в нужном месте арбалетчика…

Ему не дали закончить, и конец его фразы потонул в буре негодующих восклицаний. Барбареско грубо схватил его за плечо, и все остальные с гневными упреками, среди которых «дурак» и «безумец» были, пожалуй, самыми мягкими, набросились на своего чересчур разоткровенничавшегося собрата-заговорщика.

Его чуть ли не силой заставили замолчать, и, когда спокойствие вновь было восстановлено, Барбареско вкрадчивым тоном, явно пытаясь свести на нет впечатление, которое могла бы произвести на Беллариона реплика графа, обратился к юноше:

— Не обращайте внимания на его слова, мессер. Он всегда торопится выдать желаемое за действительное. А поспешность в таких делах никого еще не доводила до добра.

Но Белларион не позволил обмануть себя, хотя и решил притвориться, что поверил ему. Да ничего иного ему и не оставалось, если он хотел выбраться отсюда живым. Поэтому он всего лишь пожал плечами и с сарказмом произнес:

— Ваше терпение, синьоры, переходит ту границу, когда оно из добродетели становится пороком. Пожарные меры заслуживают сейчас куда большего уважения, — здесь он слегка поклонился графу Спиньо, — чем самые надежные планы, заставляющие нас терять драгоценное время.

— Мессер, это говорит ваша молодость, — упрекнул его Барбареско. — Если вам суждено дожить до наших дней, вы будете думать иначе.

— Но сейчас я вижу, что мне абсолютно нечем порадовать принцессу, — раздраженно резюмировал Белларион, чтобы окончательно убедить их в том, что не воспринял всерьез оговорку графа Спиньо, и с недовольной миной на лице откинулся на спинку кресла.

Встреча этим и закончилась; заговорщики поодиночке выскользнули из дома синьора Барбареско, а вслед за ними последовал и Белларион, пообещав вернуться сегодня вечером, если ее высочеству так будет угодно.

— В дворцовом саду сейчас расписывают павильон. Вы не знаете, кто занимается этим? — на прощанье спросил он у своего хозяина.

Барбареско удивленно взглянул на него, однако же ответил, что, вероятнее всего, там работает художник по имени Гоббо, чья мастерская находится на Виа-дель-Кане. Часом позже Белларион переступил ее порог и застал Гоббо за делом: тот рисовал устрашающего вида кроваво-красного ангела, парящего на фоне темно-синего, испещренного звездами неба.

— Там сейчас двое моих сыновей, синьор, — кивнув, ответил он на вопрос Беллариона.

— Работа продвигается чересчур медленно, — высокомерно проговорил юноша.

— Синьор, синьор! — возбужденно затараторил Гоббо. — Это замечательная фреска и…

— Вашим сыновьям требуется помощь, — перебил его Белларион.

— Но где же я возьму умелых помощников? — всплеснул руками старик.

— Здесь, — ответил Белларион и ткнул себя пальцем в грудь.

Гоббо в изумлении уставился на своего посетителя, а тот, чуть наклонившись к нему, доверительным тоном прошептал:

— Мессер Гоббо, я буду откровенен с вами. В свите ее высочества, во дворце, есть такая синьора… — намеренно не окончив фразы, Белларион многозначительно возвел глаза к потолку.

Худое смуглое лицо старого художника расплылось в улыбке.

— Я вижу, вы поняли, — сказал Белларион, улыбаясь в ответ. — Мне просто необходимо перемолвиться с этой синьорой. Речь идет о вопросе чрезвычайной важности… но я не стану утомлять вас рассказом о своих неурядицах.

— Но если это откроется… — неожиданно посерьезнев, начал Гоббо.

— Могу пообещать вам, что этого не случится, и не только это, а еще и пять дукатов за ваши хлопоты.

— Пять дукатов! — воскликнул маэстро, окончательно утверждаясь в своем первоначальном мнении, что имеет дело со знатным синьором. — Ну, за пять дукатов… — запнулся он и почесал в затылке.

— Смелее, друг мой, одолжите мне подходящий наряд, а я оставлю свой у вас под залог этих пяти дукатов, которые я отдам вам, когда вернусь.

Через полчаса, соответствующим образом экипированный, Белларион вышел из мастерской Гоббо и направился прямо во дворец. Ему не составило труда попасть туда, и вскоре он уже смешивал краски под руководством сыновей художника.

Однако он недолго занимался этим; около озера появилась Дионара, и Белларион поспешил к ней.