Корабль мертвых - Травен Бруно. Страница 19

21

На носу «Йорики» стояли матросы, свободные от вахты, и смотрели, прислонясь к фальшборту, на землю, будто пытались запомнить ее навсегда. Я немало повидал в африканских и южноамериканских портах оборванных, грязных, обовшивевших, обносившихся моряков, но эти выглядели так, будто только что потерпели крушение. По сравнению с ними я выглядел элегантно, хотя на берегу меня давно принимали за бродягу. По сравнению с ними я казался шейхом, а то и повелителем хористок из Зигфильд-варьете в Нью-Йорке. Господь простит мне мои грехи, но «Йорика» походила на корыто, за которым охотятся все военные суда мира. Пиратский корабль, экипаж которого не стесняется грабить китайские джонки с овощами. Святой Посейдон! Как гадко и страшно все они выглядели. У одного голова обмотана грязным тюрбаном, сооруженным из женской нижней юбки, у другого на голове черный цилиндр. Сборище уродов. Бывает ли что-то подобное? Может, еще час назад этот человек служил трубочистом, не знаю. Или на самом корабле чистил трубы. Может, на «Йорике» трубы чистили, только натянув на голову такой цилиндр, не знаю. На разных кораблях свои порядки. «Йорика» не была кораблем, на котором порядки могли меняться часто, скорее, они поддерживались на ней тысячелетиями. Да и глупо натягивать на голову морской берет, если на теле фрачная жилетка. Возможно, этот человек просто бежал с собственной свадьбы, вполне допускаю. Нет, лучше виселица, чем такой корабль! Солнечную Испанию нельзя покидать на таком корыте. Ах, моя девчонка в Новом Орлеане, вспомнил я вдруг. Ах, чудесный Джексон-сквер! Ах, как далеко все это! Нет, долой «Йорику», к черту грязное корыто! Наденем-ка на крючок еще кусочек колбасы. Пусть «Йорика» уходит, не хочу о ней помнить. Я даже не смотрел на нее, пока она медленно тащилось вдоль берега. Но когда морские разбойники оказались совсем близко, я услышал:

– Эй! Ты моряк?

– Да, сэр.

– Хочешь получить работу?

Он не мог похвастать своим английским, но я его понимал. Далась им эта работа! Надеюсь, он крикнул не всерьез. Есть ли у меня работа? Я затрепетал. Бывают вопросы, которых боишься больше, чем архангела Михаила, сзывающего на Страшный суд. Одно дело искать работу, другое дело, когда тебе ее навязывают. Как все моряки, я суеверен. На корабле в море рассчитываешь на случай, следовательно, нельзя прожить без суеверий. Именно они вынуждают моряка сказать «да», когда его спрашивают, хотел бы он получить работу. Если ответить «нет», непременно накличешь на себя тысячу несчастий и никогда в жизни уже не найдешь корабля, где бы тебе предложили работу. Иногда найти работу помогает удачно рассказанная история, а иногда, не дослушав тебя, люди начинают звать полицию. Суеверность не раз позволяла мне принимать самую неожиданную работу. Я не мошенник, нет, просто на вопрос о работе нельзя отвечать отрицательно. По этой причине в Гуаякиле (Эквадор) я работал на кладбище. А на ярмарке в Ирландии продавал по щепкам крест, на котором наш господь и спаситель Иисус Христос испустил последний вздох. Каждая щепка стоила полкроны. К некоторым прилагалось увеличительное стекло, это уже стоило крону. С той поры я не особенно старался исправиться, потому что вряд ли можно смыть с себя такое темное пятно. Продавая щепки от святого креста (а строгали их прямо в номере гостиницы), я, конечно, навсегда потерял всякий шанс на спасение. Я ведь клятвенно заверял покупателей, что щепки привезены из Палестины, где один обратившийся в христианство араб в течение тысячи и восьмисот лет хранил святой крест и дождался того, что сам Господь явился ему однажды во сне и приказал продать щепки не где-нибудь, а именно в Ирландии. У меня даже был документ, исписанный арабской вязью, и английский перевод, в котором подтверждалось все выше сказанное. Вот какую штуку может сыграть суеверие с таким простым человеком, как я. Yes, Sir!Если бы мы послали вырученные деньги в какой-нибудь монастырь или самому папе римскому, у нас, возможно, осталась бы некая возможность спасения, но, к сожалению, мы тратили заработанные деньги на себя. При этом мы торговались и требовали все причитающиеся нам проценты. Добрые люди искренне верили нам, это упрощало дело.

22

Поскольку меня спросили, хочу ли я получить работу, я естественно ответил «да». Никакого внутреннего принуждения. Просто ответил, как привык отвечать, хотя сама мысль попасть на это грязное страшное корыто меня бесила.

– Рулевой?

О, наконец-то! Я был спасен! Они нуждались в рулевом, а я им не был.

– Нет, я не рулевой! – и для убедительности добавил: – Я из чумазой банды.

– Отлично! – ответили мне с борта. – Именно ты нам и нужен. Прыгай на борт!

До меня наконец дошло. Мой ответ не имел значения. Они брали всех. Чем бы ни занимался человек, они всех брали, потому что никто не хотел идти к ним добровольно. Это явно был корабль мертвых, все они там выглядели как мертвецы. Поэтому я продолжал сопротивляться:

– Куда вы идете?

– А тебе куда надо?

Хитрые подлецы. Они поставили меня в безвыходное положение. Если бы я им ответил – хочу на Южный полюс, они так бы и сказали, что идут на Южный полюс, а если бы я сказал – в Женеву, они подтвердили бы и этот курс. Но я знал страну, в которой никак не могло появиться такое страшное судно, и ответил:

– В Англию.

– Тебе везет! – ответили мне. – Если захочешь, рассчитаем тебя в Англии.

Тут они попались. Англия – единственная страна, где матрос с иностранного корабля не имеет права, рассчитавшись, сойти на берег. Только плавающий под английским флагом имеет право ступить на землю Англии. Но у меня отнялся язык от такого ответа. Я не мог доказать, что они врут. К тому же, пока они не могли заставить меня подписать договор силой. Пока я стою на твердой земле, я нахожусь под защитой закона. Но меня спросили, хочу ли я получить работу, и я ответил «да».

Я должен был так ответить, если бы даже меня сразу отправили на морское дно. Пойти на корабль, над которым я в душе так издевался, ступить на десятилетиями не мытую палубу, уйти в плавание на «Йорике» – нет, нельзя так поступать. Я не собирался плавать на «Йорике», ведь я уже унизил ее своим бессердечным смехом. Зачем я ухмылялся, глядя на нее? Это всегда приносит несчастье. К тому же, моряку не пристало ловить рыбу, он не должен даже думать о рыбе. Каждая рыба или ее мать обязательно пробовали какого-нибудь неудачливого моряка, поэтому ни один живой моряк не должен думать о рыбе. Хочешь поесть рыбы, пойди на рынок и купи. А ловить рыбу – нет, это профессия рыболова.

Все еще надеясь отбиться, я спросил:

– Как вы платите?

– Английскими фунтами.

– Как кормите?

– Превосходно!

И вот я оказался в западне. У меня не было выхода.

Мне бросили конец, я ухватился за него и ловко поднялся на борт. Сработала многолетняя привычка. И как только я оказался на палубе, медлительная, задыхающаяся от усилий «Йорика» ни с того, ни с сего вдруг ускорила ход. Она ликовала. Она меня поймала. Мысленно я увидел огромную черную арку, на которой по-английски было начертано: «Оставьте надежду».

Книга вторая

Случилась все-таки беда,

И не вернусь я никогда —

В чудесный Новый Орлеан

В солнечную Луизиану.

Остынь, девчонка, не рыдай,

На мертвом корабле я, знай.

Прощай, чудесный Новый Орлеан,

Солнечная Луизиана.

23

Теперь я видел грязных проходимцев вблизи.

Впечатление от этого не сгладилось, я был уничтожен.

С берега мне казалось, что на палубе толпятся арабы и негры, но оказалось, они только так выглядят. Угольная пыль въелась в их кожу. Это ведь только на русских большевистских кораблях палубные рабочие уравнены правами с капитаном. Здесь этого никогда не было. Да и к чему может привести такое равенство? В один прекрасный день грязный палубный рабочий может решить, что он такой же интеллигентный человек, как и капитан. А доказать такое непросто. Среди палубных рабочих всегда соблюдается четкая иерархия. Существуют палубные работники первой категории, второй, третьей, даже четвертой. Но воры и грабители, которых я увидел на палубе «Йорики», тянули на крайнюю пятую категорию. Не знаю, какая раса в наши дни считается самой цивилизованной, мнения по этому вопросу постоянно меняются, но люди, встретившие меня, относились к расе, представителям которой нельзя доверить даже раскалывание грецких орехов. Видимо, «Йорика» не могла себе позволить рабочих четвертой и третьей категории. Я уж не говорю о первой и второй, на «Йорике» были только два палубных рабочих пятой категории и три – шестой. Представителей последней я не могу описать. И сравнить их не с кем. Уникальные существа. Их лидер так и сказал мне: