Око за око - Санин Евгений Георгиевич. Страница 14

– Пожалуй, что нет, – ответил торговец. – Скифы тоже любят свободу и редко сдаются в плен. Но не так, как эти! У скифов темный волос и узкие, как будто они щурятся от солнца, глаза. Нет, – уверенно заключил он, – это не скифы. Сарматы говорили – это сколоты. Хотя я могу проверить. Мне известны некоторые скифские слова.

Торговец обвел глазами покупателей и указал одному из своих рабов на топор, заткнутый за пояс крестьянина:

– Что это?

– Ну, секира… – нехотя ответил раб.

– Вот – это сколот! – многозначительно заметил торговец. – Скиф обязательно сказал бы – «топор»!

Он с надеждой взглянул на Эвбулида:

– Купишь?

– Да нет, я так… – пробормотал Эвбулид, делая шаг к ступенькам.

– Смотри – это хорошие рабы! – крикнул ему вдогонку торговец. – Сарматы говорили, они не склонны к воровству и вредительству! Всего дисат мин!

– Дисат мин! – передразнил Эвбулид, взрываясь. – Да у нас один грамматик, знаменитый, между прочим, ученый стоит в два раза дешевле!

– То один! – с обидой возразил торговец. – А я предлагаю тебе сразу все пять!

– Ну, да, конечно! – не в силах остановиться, продолжал ворчать Эвбулид. – За ученого, по книгам которого учатся в самой Александрии, – пять мин, а за всех твоих пятерых…

И только тут до него дошло, что ему предлагает торговец.

– Постой! – вскричал он. – Ты сказал…пять?!

– Да.

– Десять мин за всех твоих пятерых рабов?!

– Ну да, только я не отвечаю за их поведение, клянусь вашим богом, который метает молнии!

– Беру! – рванул с пояса кошель Эвбулид.

– Дисат мин.

Эвбулид разорвал завязавшуюся в узел веревку и, торопясь, стал ссыпать монеты прямо в подставленные торговцем ладони. Руки были темные, испещренные шрамами. Серебро – светлым, праздничным.

Глядя на сверкающий в лучах появившегося солнца поток, Эвбулид уже видел роскошный дом в богатом квартале Афин, счастливое лицо Гедиты, Диокла, дочерей. Воображение рисовало ему новую мельницу, кузню, гончарную мастерскую, множество рабов, в том числе и темнокожих египтян, тех самых – для роскоши…

Как они с торговцем ударили по рукам, как в сопровождении тут же нанятого надсмотрщика за рабами он спустился с «камня продажи», Эвбулид не помнил.

У края соматы его тут же обступили купцы и наперебой стали предлагать свои товары:

– Хитоны! Самые большие хитоны – как раз для таких огромных рабов!

– А вот цепи им на ноги! Клянусь молотом Гефеста, они ничуть не хуже тех, которыми был прикован к скале сам Прометей!

– Кандалы на руки!

Низкий купец с пухлым животом вкрадчиво ворковал в самое ухо:

– Непременно купи мои железные ошейники! Покупка твоя не только хороша, но и опасна… Не искушай судьбу! Не надев ошейники этим сильным, как Геракл, рабам, ты не сможешь спать спокойно!

Радуясь, Эвбулид купил цепи, кандалы и ошейники. Приказал суровому на вид надсмотрщику:

– Пригласишь на месте кузнеца, пусть закует их, как следует, чтоб у них пропала всякая надежда бежать с моей мельницы!

– Ты сказал, мельницы? – снова подался к Эвбулиду низкий купец. – Тогда тебе непременно нужна моя «собака»!

– Зачем? – отмахнулся Эвбулид. – Хватит и ваших наручников!

Купец забежал с другой стороны.

– Ты меня не понял! – захихикал он. – Моя «собака» – деревянная. Но она не хуже живой охраняет хозяйское добро!

– Как это? – не понял Эвбулид.

– А вот как!

Купец жестом подозвал своего худого, как тень, раба, надел ему на шею широкое, плоское ярмо и, всунув ему в руку большой ломоть вкусно пахнувшего хлеба, приказал:

– Ешь!

Худой раб жадно потянулся губами к ломтю, но его пальцы натолкнулись на ярмо. Он наклонился вперед, пытаясь просунуть хлеб, – и снова ничего не получилось.

Раб извивался, отгибал тело назад, даже подпрыгивал, но каждая его попытка кончалась одним и тем же: он никак не мог донести хлеба до рта.

– Видишь? – торжествовал купец. – Я не кормил его целых два дня, и все равно он ничего не может поделать! Ешь! – закричал он на раба. – Ешь, а не то я снова отниму у тебя хлеб, и ты не увидишь его еще два дня!

Купцы хохотали, тут же заключались пари: удастся ли голодному рабу проглотить хотя бы кусок хлеба. Ставки возросли до десяти драхм. Смеялся и сам Эвбулид.

После последней отчаянной попытки хлеб выскользнул из пальцев раба, он сел на пыльную землю и стал шарить вокруг себя руками. Слезы текли по его лицу, падая на ярмо.

– Ну, что скажешь? – заворковал над ухом Эвбулида купец. – Надежна моя «собачка»? А теперь представь, что в руке моего раба не ломоть хлеба, а мука с твоей – да ниспошлют ей удачу боги – мельницы! С такой охраной ни одна горсть муки не будет съедена твоими прожорливыми рабами!

– Ладно, беру! – смеясь, согласился Эвбулид. – Вели рабу надеть на моих сколотов по такой «собаке»! А ты, – нашел он глазами Армена, – отведешь их в мой дом и скажешь Гедите, чтобы она, как полагается, посадила к очагу и обсыпала их сухими фруктами и сладостями. Да чтоб не забыла произнести при этом пожелание, чтобы покупка пошла на благо дому. А потом на мельницу их – и сегодня же за работу!

Глава пятая

1. «Собака» и «Венера»

Прощальный ужин в доме Луция Пропорция подходил к концу, когда в комнату пирующих вошел смуглолицый раб. Щурясь от яркого света и косясь на кувшины с вином, он нашел глазами хозяина, забавлявшегося на пурпурных подушках с юной танцовщицей тем, что подносил и отдергивал от ее губ сочную сливу. Подбежал к нему и шепнул на ухо:

– Господин! Там в двери ломится какой-то оборванец!

– Дай ему кость и пусть ступает своей дорогой! – благодушно махнул рукой Луций.

– Кто поздно приходит – тому кости! – подтвердил один из его пьяных клиентов, роняя голову на стол.

– Я так и поступил, господин, – ухмыльнулся раб. – Дал затрещину и бросил кость. Но он не уходит. Он сказал, что сгноит меня в яме! – пожаловался он.

– Моего раба?! – вскричал Луций. – Спусти с цепи собак!

– Я б так и сделал, господин но…

– Но?!

Рука Пропорция, не привыкшего к возражениям в собственном доме, да еще от раба, замерла в воздухе, и танцовщица проворно ухватила губами сливу.

– Я не спустил на этого грязного оборванца собак только потому, что он непременно хочет говорить с тобой! – объяснил раб.

– Оборванец? Со мной?! Прот, ты в своем уме?!!

– Это он, наверное, сошел с ума, потому что утверждает, что он твой давний друг! – огрызнулся раб.

– Луций, что я слышу! – воскликнул из угла взъерошенный клиент, вкладывая в ладошку флейтистки денарий. – Ты уже водишь дружбу с нищими?

Пропорций, сопя, поднялся. Оттолкнув ногой недогадливого раба, из-за которого его подняли на смех клиенты, он с раздражением произнес:

– А ну, тащи его сюда. Да живо! Мне самому хочется взглянуть на этого моего «друга»!

– Бегу, господин! – с готовностью бросился выполнять приказание Прот.

– Постой! – окликнул его Луций. – Скажи прокуратору, [44] чтобы принес сюда розги. Я думаю, они придадут нашим воспоминаниям о дружбе особую теплоту!

– Слушаюсь, господин! – усмехнулся раб, выбегая из комнаты.

– Это самый наглый и вороватый мой раб! – кивнул ему вслед Пропорций. – Но, клянусь Меркурием, [45] именно этим он мне и нравится!

Он вернулся к юной гречанке, которая тут же обвила его шею руками. Клиенты в предвкушении нового развлечения поднимали кубки и хвалили остроумие своего патрона.

Наконец дверь широко распахнулась. На пороге появился однорукий человек в грязной одежде.

Смех и пьяные крики оборвались.

Луций и гости с любопытством смотрели на калеку с изможденным лицом, сохранившим следы жестоких пыток.

– Так ты инвалид! – разочарованно протянул Луций, жестом разрешая незнакомцу войти в комнату. – Кто такой? Почему назвался моим другом?