Завещание бессмертного - Санин Евгений Георгиевич. Страница 10
Неожиданная мысль, что среди покупателей мог находиться знающий его афинский купец или приехавший по делам на Хиос приятель, озарила Эвбулида.
С трудом сдерживая волнение, он начал озираться по сторонам. Внимательно разглядывая пестро одетых хиосцев, споткнулся и ударился о спину идущего впереди Сосия.
В толпе засмеялись. Раздались возмущенные окрики, что рабы этой партии так слабы, что их даже ноги не держат. Эти слова долетели до ушей как глашатаев, так и перекупщика.
Глашатаи красноречиво переглянулись, подмигивая друг другу. Перекупщик что-то сердито крикнул надсмотрщику, и на спину Эвбулида обрушился по-настоящему сильный удар. Вскрикнув от неожиданности, он выгнулся от боли и сделал шаг в сторону, порываясь отомстить обидчику, а там – будь что будет! К счастью, Лад без труда натянул веревку и удержал его.
– Не время! – коротко бросил он, обводя сузившимися глазами надсмотрщика, перекупщика и толпу покупателей.
– Потерпи – мы еще отомстим всем этим. И убежим.
Слова сколота отрезвляюще подействовали на Эвбулида. Он окончательно успокоился, обмяк и равнодушно снес все насмешки надсмотрщика, выделившего его из остальных пленников.
Дорога привела их в небольшой загон, где уже ожидали начала торга несколько партий прибывших раньше рабов.
Эвбулид покорно принял из рук своего обидчика ведро с разведенным в воде мелом, поданное с язвительной ухмылкой, и глухо спросил:
– А что я теперь должен делать?
– То же, что и все остальные! – усмехнулся надсмотрщик, показывая на Сосия и гребцов, которые привычно обмазывали себе ноги до самых колен белой краской.
– Зачем? – удивился Эвбулид.
– Для красоты! – буркнул надсмотрщик и взревел, пиная ведро так, что краска сама брызнула на ноги Эвбулида: – И затем, эллин, что это означает, что ты предназначен для продажи!
«Для продажи!» – вздрогнул, словно от удара плетью, Эвбулид. Пораженный этой мыслью, он машинально опустил руку в ведро и провел побелкой по одной ноге, затем – по другой.
– Живее, эллин! – заторопил Эвбулида надсмотрщик. Потеряв терпение, он схватил ведро и вылил всю белую воду с мелом на ноги грека. – Вот так! Это тебе не афинская сомата, где однажды твои земляки заставили меня проделать тоже самое!
«Лучше бы пираты сразу зарубили меня! – не слушая надсмотрщика, бессильно опустился на землю Эвбулид. – Или их «Горгона» утонула во время шторма, чем сносить такие унижения и позор. О, боги! Чем я прогневил вас, что вы заставляете меня так страдать?…»
Между тем торг уже начался.
Агораномы увели из загона партию привезенных рабов. Вскоре из-за изгороди, отделявшей Эвбулида от «камня продажи», послышались громкие крики глашатаев:
– Гончар из Библа, двадцати четырех лет!
– Художник из Фригии, тридцать два года! Умеет воспроизводить на амфорах и вазах любые моменты из жизни героев и богов!
– Тридцатилетний чеканщик из Эфеса!
– Пергамская танцовщица, одиннадцать лет, украшенье любого пира!
Судя по шуму и одобрительным возгласам, доносившимся из-за изгороди, покупателям пришлись по вкусу рабы, привезенные из Малой Азии.
Бросавшие до этого ревнивые взгляды на своих соседей-конкурентов купцы оживились, зашептали благодарственные молитвы и стали обмениваться заверениями, что такое удачное начало – залог выгодного торга на весь день.
4. «Образованный эллин тридцати пяти лет!»
Как только агораномы увели из загона третью партию, перекупщик вернулся к своим рабам и, показывая надсмотрщикам то на одного, то на другого, приказал:
– Гета раздеть до пояса, может, кто из новичков-покупателей позарится на его крепкие руки и не заметит слабых ног. Фракийца поставить в середину, чтобы не было видно отрубленных пальцев – вдруг кто решит купить всю партию целиком! Лекаря и кузнеца вести отдельно – буду продавать их в лавке, как дорогой товар. Остальных – раздеть и обмазать маслом, чтобы была видна каждая мышца!
Взволнованные не меньше перекупщика приближающимся моментом продажи надсмотрщики бросились выполнять приказания господина.
Замелькали торопливо снимаемые хитоны, халаты, склянки с оливковым маслом…
Отведенный вместе с Сосием в сторону Аристарх бросил невеселый взгляд на медленно раздевающегося Эвбулида, подбадривающе крикнул:
– Не теряй надежды, Эвбулид! Будь здоров. Прощай!..
– Прощай! – через силу улыбнулся Эвбулид и, положив на землю гиматий, вопросительно взглянул на подскочившего надсмотрщика.
– Всё! Всё с себя снимай! – прорычал тот, разрешая одному, гневно взглянувшему на него, Ладу оставаться в набедренной повязке.
– Но… – замялся Эвбулид, холодея от мысли, что должен предстать перед толпой варваров в обнаженном виде. Он – гражданин великих Афин, куда еще допустят не каждого из этих покупателей для поклонения святым местам!
«Бывший гражданин!» – горько усмехнулся про себя он, дотрагиваясь задеревеневшей рукой до своего хитона.
– Живее, эллин, живее! – заторопил его надсмотрщик, и сам сорвал с плеча Эвбулида дешевую костяную пряжку, скреплявшую верхние концы хитона. – А это я возьму себе на память о нашей встрече!
Вспомнив о том, что у него под хитоном спрятан мешочек с привезенными Арменом монетами, Эвбулид с напускной покорностью кивнул и, как только надсмотрщик отошел, шепнул Ладу:
– Этот негодяй не успокоится, пока не разденет меня догола! Спрячь деньги.
Лад быстро сунул мешочек под набедренную повязку и заговорщицки подмигнул греку:
– Они нам еще понадобятся!
– Да услышат твои слова боги!..
Вздохнув, Эвбулид высвободил руки из отверстий в хитоне. Тут же к нему подскочил один из корабельных рабов с амфориском. С уважением смазав крепкое тело Лада маслом, рельефно выделившим могучие мышцы сколота, он оглядел Эвбулида и оскалил зубы:
– А этому что выделять – складки на животе?
«Замолчи, раб!» – чуть было не сорвалось с языка Эвбулида. Но он вспомнил, что сам теперь ничем не отличается от него, и до боли сцепил зубы, чувствуя, как холодят спину, живот, руки, вымоченные в оливковом масле, ладони.
Шум за изгородью стих. Появились агораномы. Один из них обвел взглядом загон, ища очередную партию, и перекупщик подтолкнул ближайшего к нему надсмотрщика:
– Выводи!
Захлопали бичи, заскрипели, отдаваясь где-то в самом сердце, массивные ворота.
Перекупщик, дав несколько монет агораномам, попросил их не продавать до его возвращения никого из своей партии и повел Аристарха с Сосием в лавку для самых дорогих рабов.
Остальные невольники, выстроившись в затылок друг другу, длинной вереницей потянулись из загона.
Глядя себе под ноги, Эвбулид поднялся по ступенькам на «камень продажи». Только здесь поднял голову и тоскливым взглядом обвел притихшую в ожидании сообщения глашатаев толпу покупателей. Где-то среди них был и его будущий господин… хозяин!
– Партия рабов на любой вкус! – в один голос закричали глашатаи. – Эллины, геты, фракийцы, даже один скиф – выносливый и могучий, как Геракл!
Восторженным гулом встретили покупатели слова глашатаев. Расталкивая локтями соседей, они заторопились на «камень продажи». Самые нетерпеливые подскочили к Ладу и, дивясь, щупали мышцы его рук, хлопали по шее, плечам.
Сколот стоял ровно, не шевелясь, словно каменное изваяние. Казалось, это был самый покорный раб из всей партии. Но Эвбулид чутьем угадывал, что стоило такое спокойствие Ладу. В глазах сколота росла ярость, еще минута – и не сдержали бы его ни легкие наручники, ни рослые агораномы. Теперь уже Эвбулид пришел на помощь Ладу.
– Лад! – предостерегающе шепнул он сколоту. – Не время… Вспомни, чему ты сам учил меня… Потерпи!
Не только Эвбулид, но и бывалые глашатаи почувствовали опасность, исходившую от могучего раба, и, подбежав к нему, вывели на середину помоста.
– Двадцатипятилетний скиф с отменным здоровьем! – выкрикнул один. Второй, сгибая руку Лада в локте, искренне добавил: