Пояс Ипполиты - Крупняков Аркадий Степанович. Страница 25

- Если за него заступится царь Сотир, что тогда? - спросил Агат. - В моих степях много лошадей, волов и овец, но мало мужиков.

- Я подниму меотов и дандариев - они много горя терпят от Гекатея и боспорцев. Если ты, Агат, приведешь в Тирамбо своих аксамитов, дандарии выползут из камышей в огромном числе. Нас поддержат тореты и керкеты - мы сбросим Гекатея в море. Со мной приехала благочестивая Атосса - она эллинка. Но если ей удастся привести к нам ее двухтысячное войско - мы можем замахнуться на трон царя Сотира.

- Сотир за проливом,- сказал Онай.- Он защищен морем.

- А у нас в Тирамбо стоят двадцать триер. На них мы посадим воинов Атоссы.

- Когда думаешь начинать, Солнцеликая?

- С весны, когда Гекатей начнет собирать налоги. К тому времени Атосса приведет свое воинство. Давайте подумаем о том, кому мы доверим управление восстанием...

... Недаром в свое время Годейра поставила Беату полемархой. Никто лучше ее не мог продумать набег на горные поселки, на склады купцов портовых городов. Не зря и здесь, в степи, самое опасное дело - конокрадство - было поручено сотне Беаты.

Две недели прошло после первого удачного угона... «Сейчас,- думала Беата, - конечно же, скифы приставят к табунам охрану, и ее будет нелегко перехитрить». В этот набег она взяла полсотни наездниц - Беате нужна была обширная разведка. За ночь необходимо найти табун побольше, и чтоб кони в нем были без тавра. Налет - на рассвете, когда загонщики крепко спят. Если, все-таки, кражу заметят и начнется погоня — близко ее не подпускать. Скифы метать аркан умеют без промаха, потому лучше сразу спешиться и встретить их с копьем.

Амазонки с вечера выехали в степь, расположились на берегу реки. Посланные разведчицы к полуночи вернулись, охраны они не заметили. Сказали, что один из табунов медленно продвигается к реке, видимо, идет к водопою. Лебею и Гипаретту, как самых опытных наездниц, Беата оставила у озера. Если за отбитым косяком устремится погоня, им предстояло пойти ей наперерез и увести в сторону; если погони не будет - возвращаться вслед за отбитыми лошадьми. Амазонки скрыли лошадей в прибрежных кустах, сами устроились прямо у воды. Река в плоской, как стол, степи текла не спеша, прибрежные ивы старательно полоскали в ее воде свои ветви, а под ними плескались какие-то рыбы.

- Скоро упадет роса,- шепнула Гипаретта. - Не уснуть бы...

- Ты подремли, я одна погляжу,- ответила шепотом Лебея.- Никакой погони не должно быть. Ведь разведывали...

- Погляжу на степь,- сказала Гипаретта и вышла на открытое место — Все тихо, только откуда-то тянет дымом.

- Это пастухи варят ужин. Ложись.

Гипаретта прилегла на траву и мгновенно уснула. Лебее казалось, что она совсем не хочет спать - ночные набеги на табуны ей нравятся. А Гипаретта была уверена, что Лебея прогонит отбитый косяк по берегу реки и только после этого нужно глядеть, нет ли погони. В степи было тихо, щебетала над водой какая-то пташка, шуршала донной галькой река, все навевало спокойствие и умиротворенность.

Время приближалось к полуночи. Туман над рекой рассеялся, вызвездилось небо, на землю опустилась прохлада. «Будет заморозок»,- подумал Агаэт и дернул поводья. Конь пошел легкой рысью. Юноша уже знал, что поимка конокрадов не удалась из-за глупости пастухов. Они запалили костер. Конокрады, конечно же, испугались и вернулись к себе. Теперь воров снова придется выслеживать. Отослав загонщиков в стойбище, Агаэт вместе со своим коноводом Бораком остался в степи на тот случай, если конокрады вздумают вернуться к табунам на рассвете. Они тихо ехали по берегу реки и беседовали:

- Как ты думаешь, Борак, кто эти воры?

- Даю руку на отсечение. Это савроматы. В первый раз они отсекли больше трехсот кобылиц, на той неделе увели пол-табуна. Они знают в лошадях толк — лихие наездники.

- А может это вольные склоты?

- Куда им! Они и на лошадь садиться не умеют.

- Зачем ворам столько много лошадей, ты не подумал?

- Если бы мы ставили тавро, то наших лошадей увидели бы на торге в Танаисе. А сейчас не придерешься.

Вдруг заржал жеребец Борака. Из-за прибрежных кустов ему легким повизгиванием ответила кобылица. Друзья тихо спешились и спустились к реке. Первым остановился Агаэт. Он увидел юношу. Тот спал сидя, прислонившись спиной к камню. Невдалеке лежал на траве другой юноша. «Борак не прав, это не скифы,- мелькнуло в голове Агаэта.- Это боспорцы». Пока Борак бегал за веревками, Агаэт разглядел одежду юноши. На нем были очень удобные для езды верхом штаны из тонкой кожи. На штаны нашиты костяные пластины - они, конечно же, предохраняли от ударов меча и от стрел. Куртка тоже была в пластинах - в бронзовых и круглых. Ремень - из толстой кожи, на нем - нож в чехле.

Когда Борак подошел, они враз бросились на спящих и связали их... Проснулась Лебея от удушья. Ей показалось, что она попала под лошадь. Но, очнувшись, поняла - ей заткнули тряпкой рот, двое мужчин обматывали веревками. Рядом лежала связанная Гипаретта. Над рекой клубился туман, лиц насильников не разглядеть. Было понятно, что это скифы, хозяева лошадей. Один из мужчин посадил Лебею к дереву, дал сильный подзатыльник, сказал:

- Такой молодой, а уже вор! А еще эллин!

Лебея согнулась, затем резко выпрямилась и изо всех сил ударила связанными ногами в зад тому, кто назвал ее вором. Потом она сжалась, ожидая ответного удара. Но скиф снова по-эллински сказал:

- Я детей не бью, соплячок,- подойдя, он легко поднял ее, как куль с сеном бросил вниз животом на круп ее же коня. Подвел другую лошадь, на которой висела связанная Гипаретта, и кони пошли рядом, вслед за жеребцом скифа. Амазонки тоже не церемонились со своими пленниками, они либо влекли их на аркане, либо связанными сажали на коня. Любимым же способом скифов было «кольцо» - связанного пленника клали на живот поперек коня, прикручивали руки под его брюхом, считали, что это лучший для пленника вид передвижения.

Лебея испытывала настоящие мучения. Ее нещадно трясло, особенно при езде рысью, все время приходилось напрягать тело, прижиматься к коню, чтобы не сползти под живот. Но эти мучения были ничто по сравнению с мучениями совести. Лебея с пятнадцати лет ходила в боевые походы, она знала, что плен хуже смерти. А она заснула на боевом задании, попала в плен к скифам, это позорная смерть.

Беата и амазонки могут ее простить, но сама Лебея... Как только ей дадут меч - она убьет себя. Тут она вспомнила про Гипаретту - девочка попала к врагу по ее вине. Стыд и позор сжигали все тело Лебеи. Она проклинала себя: «Я не славная наездница, я не дочь Фермоскиры, а самая презренная тварь!»

Иные мысли были у Агаэта: «Пусть я привезу двух пленников, но оправдаю ли себя? Может, они не конокрады, зачем боспорцам воровать лошадей. Может, это посланцы царя Со-тира, а я их связал веревками и волоку к царю Агату, у которого гостит царица Синдики. Схватить двух спящих юнцов -это не доблесть, а повод для насмешки. Время еще есть, их надо допросить. Слава богам, Агаэт умеет говорить по-боспорски, все дети скифских царей на год-два посылаются на учебу в Пантикапей. Довезу их до скотного двора,- решил царевич,- развяжу и допрошу».

У ворот скотного двора ждал старый пастух. Он упал перед властителем на колени и, посыпая лысину пылью, что-то громко и непонятно кричал.

- Встань и говори,- приказал коной.

- Воры, великий коной, подняли и увели два стада коров и быков!

- Давно?

- Час тому назад, могучий!

- Где мои загонщики?

- Они уехали раньше. Сразу после них...

- Где пастухи?

- Они до утра у конских табунов по твоему веленью. Я один, на дворе. Кона уехала к царю...

- Ладно! Это потом. Борак! Развяжи воров и унеси в дом коны. Они живы?

- Думаю, живы. Но без сознания.

Приказав старику увести и накормить коней, коной взвалил своего пленника на плечо и понес. Борак шагал с грузом за ним.