Сокровища Перу - Верисгофер Карл. Страница 32

— Вы расстроены, сеньор? — сказал Бенно, — у вас какое-нибудь горе на душе?

— Ах, дитя мое, сохрани вас Господь от всего того, что испытал и пережил я! — воскликнул сеньор Рамиро растроганным голосом.

— Ха! Ха! Ха! Ха! — раздалось громко и насмешливо у него за спиной. Звук этого смеха был до того неприятен, до того раздражал нервы, что на мгновение все кругом смолкло.

Перуанцы стали креститься, туземцы прижались друг к другу, шепча какие-то непонятные слова и стараясь не шевелиться, даже не дышать.

— Ха! Ха! Ха! — засмеялся опять тот же голос, и вслед за тем послышался душераздирающий крик отчаяния, вырвавшийся как будто из сдавленного горла, крик мучительной и ужасной агонии умирающего.

У всех пробежал мороз по коже.

— Пустяки, — сказал Рамиро, — это маленькая птица, величиною не больше воробья — попробуйте кинуть вон в те кусты камешек, и вы увидите, как она вылетит оттуда.

Вспугнутая птица вылетела из кустов и, отлетев немного дальше, снова захохотала, затем смолкла.

— Заметьте, что эта птица поет только ночью, а днем ее никто никогда не видит.

— И вы никогда не видали этой птицы? — спросил Бенно, обращаясь к индейцам. — Вам никогда не случалось убивать ее на охоте?

— О, нет! Нет! Эту птицу посылает на землю Сальрайе, лесной демон-великан, он погубил бы всех нас, если бы мы посмели причинить какой-нибудь вред его черной птице.

— Так вы видели ее, если знаете, что она черная? — сказал Бенно.

— Нет, нет, чужестранец, мы никогда не видели ее, но всякое существо, которое появляется ночью, всегда бывает черное и посылается на землю демонами!

— Это птица пересмешник, из семейства козодоев, — сказал Рамиро, — я ее знаю. Это — маленькая бесцветная птичка, неслышно прилетающая и издающая свои жуткие звуки в ночной тишине.

Между тем собакам снова натерли морды шкурами коз, разорванных ягуаром, и они опять пошли по следу. Благодаря луне, хотя и бывшей на ущербе, было совершенно светло. Берега реки становились чем дальше, тем ниже, и делались все более и более непроходимыми; приходилось прокладывать дорогу с помощью топоров, перерубая лианы толщиной в кулак. На реке стали показываться острова; широкая ее поверхность отливала серебром при свете месяца.

— Через несколько дней нам придется переправиться на ту сторону! — сказал Халлинг.

— Скажите, друзья, — обратился он к туземцам, — водятся здесь аллигаторы?

— Не здесь, а выше по реке; здесь же мы часто переправляемся на воловьих шкурах на все эти острова — их здесь бесчисленное множество. Повсюду тут растут пальмы и бананы в громадном количестве, кроме того, тут водятся еще большие рыбы, которых очень легко ловить здесь, между островами. Лебедей и уток тут тоже очень много! — сообщили туземцы.

Ночь была тихая, чудная, светлая. Кто-то вздумал было затянуть песню, но туземцы остановили, говоря, что в такое время, в глухом лесу, опасно петь: это может не понравиться кому-нибудь из злых духов, а прогневить их очень легко: у них повсюду есть соглядатаи, как знать, быть может, та жаба у воды, или вон эта бабочка, там, на цветке, подслушают и передадут Хромоногому или кому-нибудь из его товарищей.

Итак, охотники шли молча в продолжение нескольких часов, а затем, почти уже достигнув своей цели, сделали привал и развели костер на берегу, расставив кругом караульных, и, тщательно осмотрев ближайшие кусты и камыши, с особым наслаждением предались отдыху.

Равномерно, с тихим плеском набегали волны реки и ударялись о зеленый берег. Беззвучно плыли по реке царственные лебеди. Громадные пернатые хищники кружились в воздухе над добычей. Собаки выли и рвались на своих привязях, как бы порываясь пуститься в погоню за зверем. Быть может, поблизости были черепахи или соблазнительные яйца, лежащие без прикрытия в мягком сыпучем песке. Но одного строгого оклика хозяев было достаточно, чтобы заставить замолчать собак.

Охота должна была обойтись без малейшего шума, к тому же теперь было еще не время, лишь немного за полночь, — теперь унце еще спала, растянувшись в своем логове. Ее не следовало спугивать до срока, не то она могла уйти, почуяв опасность. Напротив, необходимо было приманить ее мясом раненного ею в предыдущую ночь мула, успевшего уже подохнуть. Во втором часу ночи страшный хищник начнет потягиваться, пробуждаясь ото сна и, почуяв запах мяса, выйдет на добычу.

Одна смена караульных сменяла другую. Каждый из охотников успел часок поспать и отдохнуть. Теперь каждый из них молча отвязал свою собаку, предварительно пригрозив ей пальцем и прошептав несколько напутственных слов, и умные животные послушно приникли к земле. Ни одна не тявкнула, не рвалась вперед. Охотники снова выступили в поход, неслышно скользя по траве.

— Смотрите, смотрите, передняя-то собака делает стойку, сеньор! — сказал шепотом Халлинг.

Хозяин этой собаки, пожилой индеец, обернулся к следовавшим за ним белым охотникам и сделал им знак молчать. Все следили теперь и за остальными собаками, те тоже стояли, точно вкопанные.

— Зверь здесь, — шепотом заявил индеец, — но он еще не поднялся, он спит, нам надо притаиться по двое здесь, в кустах, за деревьями; по двое вместе, на тот случай, если к нам подкрадется аллигатор, так как их в этом месте в камышах очень много!

Из этих камышей доносился временами слабый, чуть слышный звук, похожий на писк.

— Слышите? — спросил Рамиро. — Это — пеккари, маленькие черные свиньи! Смотрите, вот они!

— Не стрелять, — прошептал индеец, — эти животные своим писком выманят унце!

Тихонько хрюкая, маленькие свинки рылись в прибрежном песке, отыскивая червей и улиток.

— Ягуар, как видно, сегодня впервые ночует здесь, а то пеккари не были бы так смелы и беззаботны, знай они о его присутствии.

— Несомненно! И эти маленькие обезьянки, и эти большие рябые куры тоже; кажется, все население этого леса назначило себе свидание здесь, на этом берегу! — сказал Халлинг.

— Да оно так и есть! — подтвердил Рамиро, — всякое живое создание спешит при пробуждении прежде всего к воде — напиться и выкупаться.

— Смотрите, вон еще новый участник охоты вылезает из камышей! Это аллигатор. Он, очевидно, хочет полакомиться одним из этих забавных маленьких пеккари.

— Ягуар! — чуть слышно вскрикнул Бенно.

Действительно, унце неслышно подкрадывалась к берегу, подвигаясь ползком в густой траве, нетерпеливо сбивая хвостом высокие былинки; с горящими, точно налитыми кровью глазами.

В одну секунду вся стая обезьян скрылась в самых верхних ветвях деревьев, пеккари разбежались и попрятались где-то в камышах, куры и другие птицы тоже разлетелись во все стороны; все мигом опустело. Только одна из маленьких черных свинок, которую успел схватить аллигатор, издавала душераздирающий визг, беспомощно дрыгая ножками в воздухе.

Все ближе и ближе подкрадывалась унце; еще один смелый прыжок — и она очутится на том месте, где так ужасно кричало бедное животное, ставшее добычей страшного аллигатора. Очевидно, ягуар не подозревал о близости этого ужасного чудовища, потому что все еще продолжал подкрадываться.

Собаки насторожились, напряженно следя за каждым малейшим движением зверя, но ни одна не шевельнулась.

Но вот унце присела на задние лапы и одним прыжком очутилась чуть не на спине крокодила, перелетев не менее двух сажен. Завидя более крупную добычу, аллигатор тотчас же выпустил полуиздыхающее пеккари и повернулся к унце. Одна минута — и унце лежала уже на спине, а над нею зияла раскрытая отвратительная пасть крокодила.

— Вперед! — крикнул старый индеец, и в тот же момент все эти громадные псы, точно ураган, рванулись вперед. В одну секунду все они с лаем, визгом и воем очутились на месте схватки и кинулись на уже дерущихся врагов, впиваясь сильными клыками в пеструю шкуру ягуара, бешено срывая щитки с шеи крокодила, скача, прыгая, извиваясь над ошеломленными, захваченными врасплох хищниками. Все сбились в одну кучу, полную движения и страшной, упорной борьбы; все кружилось, каталось в сыпучем прибрежном песке над полурастерзанным маленьким пеккари, о котором все забыли.