Коллекция геолога Картье - Рыкачев Яков Семенович. Страница 20

— Прошу вас расписаться, метр…

Брокар расписался.

— Самолет вылетает через три с половиной часа. Обо всем позаботится мистер Стамп, вы должны полностью ему довериться. — Толстяк привстал, в глазах его сильно поубавилось ласковости, голос звучал суховато. — С этим я отпускаю вас, метр. До свидания!..

Вся процедура длилась не более десяти минут. Когда они вышли за ограду и уселись в машину, Стамп шепнул Брокару в самое ухо:

— Понял? О н и  предпочитают считать тебя автором рукописи. — И добавил: — И м  не к лицу иметь дело с… проходимцем…

Брокар смолчал, ему было не до обид. Он находился в странном, непривычном состоянии. Его закружила какая-то мощная сила, и он решил не противиться ей, куда бы она ни вынесла его. Лишь бы только не возвращаться назад, к прошлому, в убогое жилище, где он похоронил двадцать лет своей жизни. За океан так за океан! Будь что будет!..

— Где тебя высадить? — спросил Стамп, когда машина въехала в город.

— Да хоть здесь.

— Помни: ровно к трем ты должен быть на аэродроме Орли! Самолет на Вашингтон!..

— Ладно… А скажи, пожалуйста, что это за «ассоциация помощи»? Кому они помогают?

— Себе! — усмешливо бросил Стамп, и машина рванулась прочь.

Приняв обычные предосторожности против возможной слежки, Брокар первым делом направился к Жанне Бове.

— Я улетаю за океан, Жаннетта! — сказал он, и едва ли не впервые уловила она в его голосе живое человеческое волнение.

Но Жаннетте было невдомек, что ее друг взволнован не разлукой с ней, а поворотом в своей судьбе.

— Боже мой, мосье Эмиль! Зачем же это?

— Дела, Жаннетта! Большие дела!..

— Я так счастлива за вас, мосье Эмиль… Только, бога ради, будьте осторожны!..

— А ты не забывай, Жаннетта, что моя жизнь и свобода в твоих руках! Ну-ка, — добавил он с веселой игривостью, — как фамилия депутата?

— Ну что вы, мосье Эмиль, — на ее блеклое лицо всплыла из каких-то глубин кокетливо-жалкая улыбка. — Конечно же, Альфред Кулон, депутат от департамента Гаронны.

— Молодчина! А теперь за дело…

Вскрыв тайник, Брокар занес в документ все события своего последнего дня в Париже. Он не знал, правда, ни фамилии, ни имени толстяка, но зато подробно описал местонахождение и внешний вид дома, где помещалась загадочная «Американо-европейская ассоциация помощи». Закончил он свою запись словами, в которых явно сказалось его душевное состояние:

— Прощай, Жаннетта! Знай же: если до двадцать шестого июня не будет от меня вестей, выполни свой долг!

— До свидания, мосье Луи… — она робко притронулась своей рукой к руке Брокара. — Я так привыкла к вам, мосье Луи… простите…

— Ладно, ладно… — не без смущения заключил Брокар, повернулся и вышел из квартиры.

Заехав домой, он упаковал в чемодан самые необходимые вещи и отправился на аэродром. Тут, на площадке, откуда стартовали самолеты на Вашингтон, он увидел Стампа и возле него стройную, рослую, светловолосую девушку с большими, широкого разреза, фарфорово-голубыми глазами.

— Познакомься, Клод, это мой друг, Эмиль Брокар, геолог. А это моя племянница.

19. КУРС — НА ВАШИНГТОН!

Если не считать недавней деловой поездки в Лондон, Брокар всю свою жизнь провел в Париже и только в мечтах посетил в качестве богатого туриста все крупнейшие столицы и самые комфортабельные курорты мира. А сейчас он взаправду летит через океан на мощном лайнере в столицу Соединенных Штатов, в бумажнике у него лежит тысяча долларов, а впереди ждут его миллионы, и это уже не пустая мечта вечного неудачника. Он полулежит в глубоком удобном кресле и отдается чудесному ощущению покоя и беззаботности, твердо уверенный, что в это самое время парки, богини судьбы, неустанно прядут нить его счастья.

Время от времени Брокар поднимает склоненную голову и с интересом оглядывает ряды кресел, в которых расположились его попутчики. Все это, видимо, люди весьма почтенные, совсем не под стать ему: крупные дельцы, администраторы, военные, быть может, министры, конгрессмены, депутаты и, похоже, на том конце длинной кабины две голливудские кинозвезды: уж очень у них шикарный вид и свободные жесты, к тому же они дьявольски красивы!

Что же, скоро и он, Брокар, сможет войти в качестве полноправного члена в это избранное общество. Уж во всяком случае он не уступит им ни в уме, ни в образовании, ни в манерах. Взять хотя бы его соседа слева: квадратная, кабанья голова на толстой, бесформенной туше, тяжелый взгляд мутных глаз, толстые фиолетовые губы апоплектика. За два часа полета он только раз повернулся к Брокару и нагло прохрипел:

— Время?

Брокар ответил ему на это с педантичной, язвительной вежливостью:

— Пять часов, восемнадцать с половиной минут, сэр!..

Этот тип, похожий на карикатурного миллиардера из левой газеты, даже не поблагодарил его. Вообще-то пора кончать со всякой угодливостью, он, Брокар, должен чувствовать себя среди этих людей, как равный. Ведь он и внешне ничем, в сущности, от них не отличается: одет он со вкусом согласно моде, у него отличное белье, носки, ботинки, дорогие часы-браслет, строгое, энергичное, хорошо выбритое лицо джентльмена. А в Вашингтоне он еще пополнит свой туалет.

Однако какие прекрасные волосы у этой стамповской племянницы, чистейший золотой лен! Они сидят рядом — дядя и племянница — впереди Брокара и время от времени перебрасываются пустыми фразами.

— Как ровно идет самолет, не правда ли, дядя Альбер? — говорит девушка звонким голосом, слышным на всю кабину.

— Да, дорогая Клод, ровно.

Молчание.

— Дядя Альбер, а вы много летали в своей жизни?

— Нет, дорогая, мало.

Молчание.

— А вы бывали в Вашингтоне, дядя Альбер?

— Нет, дорогая Клод, не бывал.

— Ну, а в Америке бывали, дядя Альбер?

— Нет, не бывал.

В голосе Стампа слышна досада, и Брокар почему-то решает, что он лжет: и летал он, должно быть, немало по свету, и не раз бывал в Соединенных Штатах и, наверное, в Вашингтоне. Надо будет все-таки дознаться, что за птица этот Альбер Стамп.

По правде сказать, юная Клод очень привлекательное существо. У нее прелестная фигура, длинные, прямые, прекрасной формы ноги, в меру высокая девичья грудь, чудесный свежий рот, удивительные глаза. Но в глазах есть все же что-то странное, а что именно — не понять. Равнодушие? Холодность? Пустота? Нет, все не то.

А может, она вовсе и не племянница Стампу? Такие вот пожилые жуиры нередко называют племянницами своих юных наложниц. Во всяком случае, в качестве наложницы она слишком хороша для этого темного типа. Кто знает, если ему, Брокару, и на деле достанутся миллионы долларов…

Дверь кабины открывается, входит очень худой, седовласый и вместе моложавый человек в форменной тужурке.

— Я помощник командира лайнера, — говорит он. — Нет ли у господ пассажиров просьб или претензий?

В его манере держаться много достоинства и какая-то печальная серьезность. Пассажиры не отзываются на его вопрос, но обращенные к нему взгляды выражают уважение и симпатию.

— Что же, — помощник капитана улыбается милой, застенчивой улыбкой, обнажающей ровный ряд искусственных зубов, — я вижу, наши уважаемые пассажиры довольны своей участью и не мечтают о лучшей.

Он прошел вперед, вдоль рядов кресел, и вдруг словно споткнулся перед креслом, где, улыбаясь ему в ответ, сидела Клод. Он как-то пронзительно посмотрел на нее, отступил на шаг, зашатался, из горла вырвался протяжный, сдавленный крик:

— А-а-а!..

В первое мгновение никто не понял, что происходит, и только Брокар, сидевший за спиной Клод, увидел, как обморочно побелел лицом помощник командира. Он вскочил с места и ухватил его за плечи: