Коллекция геолога Картье - Рыкачев Яков Семенович. Страница 49

— Видите ли, Хантер, я не принадлежу к тем, кто безоговорочно осуждает ныне покойный германский фашизм, но дискутировать на эту тему не собираюсь. У нас с вами есть дела поважнее.

Он сел и жестом предложил сесть Хантеру.

— Мне известно, — начал он эпическим тоном, — что ваш сын Ричард, молодой ученый, сделал шесть лет назад интересное и практически важное открытие в области электроники. Он на хорошем пути и годам к тридцати пяти, по всей вероятности, получит профессорскую кафедру. Разумеется, если вы не будете слишком строптивы, Хантер…

Парсонс глубоко вздохнул, как человек, силой обстоятельств вынужденный причинить неприятность своему ближнему.

— Я напомню вам, Хантер, одну печальную страницу вашей биографии… Двадцать третьего ноября 1953 года. Глубокая ночь. Вы сидите, склонив голову, у постели умирающей жены. Она в полном сознании и ждет вашего ответа на свою последнюю, предсмертную просьбу… Знайте же, Хантер, нам известно, в чем состояла эта просьба!..

Хантер не глядел на Парсонса, он сидел ссутулясь, опустив подбородок на грудь.

— Вы лжете, — простонал он, не поднимая головы, — вы не знаете, не можете знать предсмертных слов моей Луизы…

— Я знаю, Хантер. Жена заклинала вас отдать — подарить — ваше открытие в области электроники вашему неудачнику сыну, который не проявлял ни малейшей склонности к научному мышлению и никогда не переходил границ ученического прилежания. Чтобы проложить ему путь в науку — точнее, к научной карьере, — надо было снабдить его солидным открытием. Об этом-то и молила вас, Хантер, жена в последние свои минуты. Ей было известно, что в ту пору вы как раз завершили важную работу в области электроники. Она просила вас об этом и ранее, еще до своей смертельной болезни, — а ваш сын попросту грубо требовал этого от вас, — но вы, человек строгих моральных правил, решительно отказывали им в этом. Вы не считали возможным идти на такую ложь, не желали строить на лжи благополучие вашего сына. Но у смертного одра жены вы не устояли, Хантер, и дали клятву…

— Молчите же, молчите, вы, низкий человек! — с болью выкрикнул Хантер. — Кто дал вам право… вмешиваться в мою личную жизнь!

— Я кончаю, Хантер. Спустя полгода после смерти вашей жены Ричард Хантер стал известен в науке своим блестящим открытием в электронике. Если кто и подивился этому, то лишь ближайшие знакомые вашего сына да его университетские преподаватели. Они-то знали пределы его возможностей, но рассудили, что в конце концов всякое бывает и тут, быть может, сказалась хорошая наследственность… Так бы все и осталось, дорогой Хантер, тем более что вы, верный своей клятве, и в дальнейшем не обходили своего сына Ричарда разными научными подачками. Но теперь, сегодня, Хантер, страна вынуждена призвать вас к ответу…

— А я объявлю все это ложью, клеветой! — исступленно вскричал Хантер. — Я заявлю, что вы руководитесь простой сплетней, что у вас нет никаких доказательств!..

— Не обманывайте себя, Хантер. Вы крупный ученый, ваши труды всегда имели военное значение, и наше учреждение, естественно, давно интересуется вашей личностью. Я знаю вас, Хантер, так, как если бы был вашим родным братом. Когда я явился сюда, я нашел здесь обширное досье, содержащее описание чуть ли не каждого дня вашей жизни. Так, к примеру, о вашем ночном бдении у постели умирающей жены во всех подробностях рассказано в донесении сиделки. Она находилась в соседней комнате, дверь которой предусмотрительно оставила приоткрытой…

— О-о!..

— Я обнаружил в досье также ваши собственноручные записи, сделанные в ту пору, когда вы работали над своим открытием, великодушно уступленным позднее Ричарду Хантеру…

— Так вот почему я не мог отыскать их! Да это же настоящая западня!

— Да, Хантер, западня, — с насмешливой грустью подтвердил Парсонс. — Вопрос стоит так: либо вы предоставите нам ваш новый метод разделения урана на изотопы, либо ваше славное имя будет опозорено и осмеяно, и сын ваш также будет опозорен, и осмеян, и навсегда изгнан из научной среды. Насколько мне известно, Ричард женат на девушке из хорошего семейства, известного в науке, имеет двух малолетних детей, ваших внуков, Хантер… Я жду вашего решения!

Парсонс снял свои золотые очки, подул на них и стал протирать стекла носовым платком.

Хантер молчал, опустив голову. Он не видел никакого выхода. Пусть он совершил тяжкий грех против себя, против правды, сдавшись на мольбы умирающей жены. Но он не может нарушить данной клятвы, не может теперь, в искупление своей собственной вины, предать сына, его ни в чем не повинную жену, его малолетних детей. Не в силах он и сдаться на милость этих злых безумцев, вернуться к работе, цель которой — истребление миллионов людей, уничтожение цивилизации. Это убеждение и эта решимость зрели в нем долгие годы, он столько переговорил, столько передумал вместе с Гарри, своим милым другом юности, что сейчас, когда, наконец, жребий брошен…

— Я жду вашего решения, Хантер.

Но Хантер молчал. Он знал, что говорить с Парсонсом, уговаривать его бесполезно. Дело не в Парсонсе, а во всей этой бездушной и страшной государственной машине, находящейся в полном распоряжении чудовищных промышленных концернов и прислуживающей им военщины. Что может он, Хантер, — теперешний, оступившийся Хантер, — противопоставить этой беспощадной силе, воплощенной сейчас в Парсонсе?..

— Завтра я сообщу вам мое решение.

Хантер поднял голову, но глаза его под оптическими стеклами не казались уже ни большими, ни грозными. Затем он встал с кресла, постоял, будто в раздумье, и неверной походкой пошел к двери.

— Помните, Хантер, — визгливо крикнул вслед ему Парсонс, — третьего не дано! Или — или…

Но Хантер нашел третий выход.

Через два часа в кабинете Парсонса раздался телефонный звонок.

— Хелло!

— Мистер Парсонс, это я, Билл. Полчаса назад профессор Хантер застрелился у себя на квартире…

— Ну-у… — растерянно протянул Парсонс. — Не может быть…

— Я вместе с полицией вошел в квартиру и получил на? руки адресованное вам письмо.

— Ах ты, бог мой!.. Ну, ничего не поделаешь, вези сюда письмо, Билл.

Вскоре Билл, агент, постоянно ходивший по следам Хантера, доставил Парсонсу письмо в запечатанном конверте. В письме было всего две строки, без обращения и без подписи:

— Увы, — пробормотал Парсонс, — теперь это и правда бесполезно…

Он взял телефонную трубку.

— Это Парсонс, Лиззи. Дайте мне босса.

— Хелло, — послышался в трубке спокойно-равнодушный голос человека, которого все учреждение именовало боссом — хозяином.

— Только что покончил самоубийством профессор Хантер, босс.

— Причина!

— Альтернатива. Та самая, о которой я вам докладывал.

— Ясно. А с Нельсоном как?

— Увы, босс, его биография чиста и прозрачна, как стеклышко. Никаких данных!

— Так или иначе, Парсонс, но их новый метод должен быть у нас в руках. О нем уже прослышали в Комиссии, о нем стало известно самому Джадсону. А Джадсон скоро начнет осваивать новое, небывалое по масштабам месторождение урана. Пошлите специалиста в лабораторию, где работали Нельсон и Хантер, пусть поговорит с молодыми учеными. Словом, действуйте, Парсонс, но раздобудьте мне этот метод во что бы то ни стало!

— Будет сделано, босс. Новое месторождение — в Штатах?

— Нет, Парсонс, в Африке, там идет сейчас последняя проверка… Передайте в прессу и на радио, что причина самоубийства Хантера — раковое заболевание… Но Нельсон, Нельсон! Неужели ни единого пятнышка? Такой жизнелюб, сангвинический темперамент? Право, вы удивляете меня, Парсонс. Античные боги и те, как известно, были не без греха!..