Десять дней в Рио - Голубицкая Жанна. Страница 54

— Мэм, мэм, — замяукал «черный пионер», как котенок. В руках его была моя сумочка.

Как ни странно, этот ребенок, которому на вид было не больше восьми-девяти лет, знал немало английских слов. И вскоре я поняла ход его мыслей. Убедившись, что в сумочке нет денег и ценностей, он решил продать мне… мой же паспорт! Видно, нелегкий промысел на Копакабане научил этого порочного младенца азам шантажа и вымогательства:

— Мэм — мани. Ми — пасспорто мэм. Мэм — но мани. Ми — пасспорто мэм ошеану! — и мальчишка указал в сторону океана.

Все понятно: мэм даст денег — он вернет паспорт. Мэм не даст денег — пионер утопит паспорт в океане. Все бы хорошо, но денег у меня с собой нет. Придется тащить мальчишку с собой в отель. Но ведь он может и не пойти! Решит, что я веду его в полицейский участок. Убежит — и все дела! Где я потом стану его искать? Еще и правда из вредности утопит мой паспорт или продаст его в фавелу. И будет под моим именем ворочать своими грязными делишками какая-нибудь черная наркобаронша!

Пришлось идти на хитрость:

— Май бэг — ноу мани, си? — Я ткнула в свою сумочку в его руках. — Ми — ноу покетс, си? — Я указала ему на отсутствие у меня карманов. — Май мани — хотел! Гоу? Ай гив ю фуд!

Ребеночек оказался смышленым. При слове «фуд» он оживился и согласился идти со мной в отель. Но знаками показал, что идти намерен не рядом, а позади меня — метрах в десяти. И в случае опасности тут же сделает ноги. Представляю, как быстро бегает это маленькое, юркое и верткое существо! Наверное, его не догнать даже на полицейской машине! Пришлось согласиться на все его условия.

Наверное, со стороны мы выглядели крайне комично. Белая дамочка в мини и сабо на платформе вышагивает по Копакабане, то и дело воровато оглядываясь — куда-то назад и вниз. А за ней мелкими перебежками, словно черный заяц, прижав к груди дамскую сумочку, крадется мелкое и тощее существо, готовое в доли секунды раствориться в сгущающейся над Копакабаной тьме.

Операция прошла успешно: мы добрались до моего отеля. Мальчишка жестами показал мне, что будет ждать за углом, а заодно наглядно изобразил: если я что-нибудь вякну швейцарам или портье, он тут же смоется. Этот пионер просто прирожденный мим! Кривляется так, что все понятно без слов! Вот он, международный язык жестов в действии, получше всякого эсперанто!

Через пять минут я вынесла ему 50 реалов, решив, что за паспорт мне их не жалко. Больше бы я не дала — при всем своем уважении к российскому документу. Сумма в 100 реалов мне и самой казалась огромной, не то что уличному мальчишке!

Уличный воришка полученной суммой был вполне удовлетворен. Проворно спрятав бумажку, он отдал мне мою сумку и собрался слинять. Но я его остановила:

— А как же фуд?

Подозрительно на меня косясь, мальчишка все-таки согласился. Голод оказался сильнее страха быть пойманным. Я завела его в ближайшее кафе «Galitos», где на огромных противнях-гриль жарили целые курицы, а к ним подавали горы картошки-фри и овощей-гриль. Заказала половину курицы с картошкой и две банки холодной колы.

У мальчишки заблестели глаза. Он накинулся на еду так, что любо-дорого было смотреть. Дождавшись, пока он сметет все, что было у него на тарелке, оближет пальцы и сделает добрый глоток колы, я спросила его по-английски, стараясь подбирать максимально простые слова и произносить их очень отчетливо:

— Как тебя зовут?

— Хуан! — ответил мальчишка. Я вспомнила, что хуанами кличут братков в фавелах. А Хуан тем временем хищно посмотрел на дверь. Я поняла, что сейчас он все же сбежит. Но тут к нам на помощь неожиданно подоспел официант заведения. Забирая пустую тарелку, он что-то сказал моему маленькому спутнику по-португальски. Тогда Хуан вдруг поднял на меня свои очи, которые оказались большими и грустными, как два мокрых черных блюдца, и что-то затараторил по-своему.

— А что вы ему сказали? — полюбопытствовала я у официанта.

— Сказал, что нужно отблагодарить сеньору за сытный ужин, а не косить на дверь, — пожал плечами официант. — Мы все знаем этого пацана, он промышляет в нашем квартале мелким воровством. Мы ему иногда даем еды, а что с ним делать? Он сирота, из фавелы. В фавеле у него только старая бабушка — и та, кажется, неродная и совершенно слепая. Он спрашивает, как ему вас отблагодарить? Может, украсть для вас чего на Копакабане? — официант расхохотался.

— Да уж, пожалуйста, — поддержала я шутку, — парочка бриллиантовых украшений, хорошие часы и мужской галстук меня устроят.

Официант перевел мои слова мальчишке. Тот воскликнул:

— Но, сеньора! На Копакабане не сыскать мужских галстуков! За ними придется лезть в отель, а это очень сложно!

Тут уж мы расхохотались с официантом на пару. Хуан, кажется, тоже понял, что дядя и тетя шутят, и немного расслабился.

— Пусть он расскажет мне о себе! — попросила я официанта.

— Он не против, — ответил официант, посовещавшись с Хуаном. — Только вы задавайте вопросы, а то он не знает, с чего начать.

Хуан отвечал коротко, отрывисто, но понятно и по делу. Мне пришлось просто засыпать его вопросами, и иногда мои вопросы оказывались длиннее самих ответов. Поэтому привожу рассказ уличного воришки целиком, опуская многочисленные вопросы и комментарии, при помощи которых мне удалось побудить маленького бродяжку к такой почти эпической истории. Это было очень непросто — даже притом, что я профессиональный журналист и интервью — мой конек.

Оказалось, что Хуану не восемь и не девять, как я подумала вначале, а все тринадцать. Просто он очень мелкий. В раннем детстве перенес какую-то тяжелую болезнь, название которой запамятовал. Помнит только, что его возили лечить вниз, в большой город. Жизнь человека в фавеле недорога: заказать убийство подростку с ножом стоит порядка 40 долларов. А иногда заказчики сбивают и эту цену. В фавелах взрослеют рано. С самого рождения дети трущоб вынуждены отстаивать свое право на жизнь, поэтому каждая девчонка сызмальства думает, как выгоднее себя продать, а каждый мальчишка носит за пазухой нож. Если ему повезет в нужном месте и в нужное время оказать услугу мафии, он сможет работать на крестного отца и ему дадут револьвер. Те из подростков, кому посчастливилось стать шестерками мафии, выполняют мелкие разовые поручения, а еще продают наркотики. Некоторые и сами их принимают. Но только курят марихуану и нюхают колумбийский кокаин. Порошок пользуется большим спросом. А вот героиновых наркоманов даже в фавеле единицы. Колоться тут считается дурным тоном. А зачем, когда есть такой чудесный и недорогой кокс? Зачем воровать, убивать и торговать собой или коксом? А жить-то на что? Помимо самого необходимого — еды и одежды, жители фавел также платят за коммунальные услуги — за воду, свет и аренду своей квартиры. Но только не государству, а местному крестному отцу. Все вместе выходит около ста долларов в месяц — гигантская сумма!

На вопрос, есть ли у него мечта, Хуан сказал, что надеется вырасти и стать… настоящим преступником! Таким же могущественным, сильным, богатым и любимым всеми женщинами фавелы, как некий Барбоса де Барданья. Я так поняла, что этот Барбоса — главный местечковый кумир для мальчишек из фавелы.

А на прощанье Хуан меня предупредил: мол, осторожно, белая сеньорита, по дорогам Рио колесят пиратские такси с «клонированными» номерами, которые трудно отличить от настоящих. Они сажают незадачливого туриста и, вместо указанного им маршрута, завозят глубоко в трущобы. А что уж там будет с ним дальше — одному богу известно! В лучшем случае просто ограбят, в худшем — его больше никто и никогда не увидит.

— Но как же себя обезопасить, если отличить такое такси невозможно? — обратилась я не столько к Хуану, сколько к нашему официанту-переводчику.

Но тот только пожал плечами:

— Можно, конечно, потребовать у таксиста лицензию… Но не факт, что у бандита не окажется липовой бумажки. Старайтесь вызывать такси только через портье известных отелей и ресторанов и только из проверенных компаний.