Путешествие стипендиатов (илюстр) - Верн Жюль Габриэль. Страница 24

— Да, — заметил Гарри Маркел, — если сегодня к вечеру мы не окажемся милях в пяти-шести к югу от Робертс-Кова, я буду очень удивлен…

— Хм, а я так буду скорее уязвлен! — заметил Джон Карпентер. — Смотри-ка, к тебе идут двое наших пассажиров, чтобы поговорить…

— О чем бы это?… — недовольно пробормотал Гарри Маркел.

Магнус Андерс и Тони Рено — два юнги, как прозвали их товарищи, — спустились с полуюта и направились на бак [95], где беседовали Гарри Маркел и Джон Карпентер.

Разговор начал Тони Рено:

— Капитан Пакстон, мои товарищи просили нас, Магнуса и меня, спросить у вас, есть ли надежда на перемену погоды…

— Несомненно, — ответил Гарри Маркел.

— Так, значит, «Стремительный» сможет сняться с якоря сегодня вечером?… — уточнил Магнус Андерс.

— Вполне возможно, как раз об этом мы с боцманом и говорили.

— Но ведь это случится, — продолжал Тони Рено, — только вечером?…

— Вероятно, — подтвердил Гарри Маркел. — Облака поднимаются слишком медленно, и если ветер и появится, то не раньше чем через два-три часа…

— Мы заметили, — сказал Тони Рено, — что облака совершенно без разрывов и, по-видимому, полностью закроют горизонт… Наверное, именно это, капитан, и позволяет вам считать, что погода изменится?…

Гарри Маркел утвердительно кивнул головой, а боцман добавил:

— Да, юные господа, думаю, уж на этот раз мы ветер поймаем!… И он будет попутным, раз понесет нас к западу!… Немного терпения, и «Стремительный» покинет наконец берега Ирландии!… А вы тем временем могли бы пообедать, Ранья Чог уже наизнанку вывернулся ради вашего последнего обеда… последнего в виду земли, конечно, я хотел сказать!…

Гарри Маркел нахмурил брови, прекрасно понимая чудовищные намеки Карпентера, но прервать болтовню бандита, проникнутую шутливой жестокостью, или жестокой шутливостью, если угодно, было далеко не просто.

— Прекрасно, — сказал Магнус Андерс, — мы сядем за стол, как только обед будет готов…

— А если вы начнете сниматься с якоря прежде, чем обед будет закончен, — не преминул добавить Тони Рено, — то не стесняйтесь нас потревожить! Мы хотим быть на своих местах при отплытии.

Договорившись обо всем, оба юноши вернулись на полуют, где и продолжали общую беседу, пока матрос по имени Вага не пришел сказать, что обед уже на столе.

Этого матроса Гарри Маркел поставил на обслуживание помещений полуюта. Он отвечал за порядок в кают-компании и каютах пассажиров, словом, стал стюардом [96]. Было ему лет тридцать пять, причем природа явно подшутила, наделив пирата открытой, добродушной физиономией и симпатичной улыбкой; на самом же деле это был негодяй почище многих своих приятелей. В его угодливости угадывалось коварство, и он никогда не смотрел людям прямо в глаза. Увы, но эти детали ускользнули от юных пассажиров, слишком неопытных, чтобы распознать признаки испорченности человеческой натуры.

Разумеется, Вага просто покорил мистера Паттерсона, если и не столь юного, как его подопечные, то столь же неопытного в определении человеческого характера.

Естественно, аккуратность, тщательность и услужливость, проявляемые Вагой при обслуживании пассажиров, а также усердие при исполнении обязанностей не могли не понравиться столь наивному человеку, каким был почтенный эконом Антильской школы. Гарри Маркел не ошибся, сделав Вагу корабельным стюардом. Вряд ли кто-нибудь сумел бы исполнить эту роль лучше него. Сыграй он ее до конца путешествия, и мистер Гораций Паттерсон так и остался бы в полном неведении. Однако было уже ясно, что все закончится через несколько часов.

Итак, достопочтенный ментор был в полном восторге от своего стюарда. Он показал ему, где лежат туалетные принадлежности и где висит одежда. Обожатель латыни был уверен, что если в плаванье с ним случится приступ морской болезни (что было маловероятно, поскольку он уже прошел испытание при переезде из Бристоля в Куинстаун), то уж кто-кто, а Вага-то ему непременно поможет. Поэтому он уже намекнул стюарду, что выделит ему весьма приличное вознаграждение из сумм, предназначенных для путешествия, в знак признательности за старание и усердие, состоящее в предупреждении малейших его, господина Паттерсона, желаний.

В тот же день, беседуя с Вагой и интересуясь всем, что касалось «Стремительного» и его команды, мистер Паттерсон завел речь о Гарри Маркеле. Он находил «командира» — именно так величал ментор Маркела — немного сдержанным, скрытным и вообще малообщительным.

— Верно подмечено, мистер Паттерсон, — ответил Вага, — все, что вы перечислили, чрезвычайно важно для моряка… Капитан Пакстон с головой ушел в работу… Он сознает, какая на него возложена ответственность, и только и думает о том, как бы получше выполнить свои обязанности. Вот когда «Стремительный» попадет в шторм, тогда-то вы и увидите капитана в деле!… Это один из самых искусных мореплавателей нашего торгового флота, и он вполне способен командовать военным кораблем, ничуть не хуже, чем его светлость первый лорд Адмиралтейства… [97]

— Прекрасная репутация, которой он пользуется по праву, Вага, — ответил мистер Горацио Паттерсон. — Именно так нам его и рекомендовали. Когда «Стремительный» был предоставлен в наше распоряжение великодушной миссис Кетлин Сеймур, мы узнали истинную цену капитану Пакстону, этому «Deus» [98], я не хочу сказать «Deus ex machinae» [99], а скорее «Deus machinae» [100], богу чудесной машины, которую представляет собой это судно, вполне способное противостоять всем ужасам морской стихии!

Особо замечательно в отношениях любопытной пары было то, что стюард делал вид, будто все понимает, даже когда мистеру Горацию Паттерсону случалось переходить на латынь. Поэтому мистер Паттерсон не уставал расточать похвалы в адрес Ваги, а причин усомниться в его достоинствах у юношей, естественно, не было.

Обед прошел так же весело, как и завтрак, и, следует признать, сервирован он был отменно. Конечно же дело не обошлось без новых похвал Ранье Чогу, сформулированных мистером Паттерсоном в самых восторженных выражениях, пестревших латинскими (ну конечно же!) словами, вроде potus (напиток) и cibus (еда).

Несмотря на мудрые сентенции достопочтенного эконома, Тони Рено, снедаемый нетерпением, частенько покидал кают-компанию, чтобы посмотреть, что же происходит на палубе, где толпились матросы. Первый раз — чтобы убедиться, что ветер дует в нужном направлении, во второй — дабы узнать, стихает ли он или, наоборот, набирает силу, в третий — посмотреть, не начаты ли приготовления к отплытию, в четвертый — напомнить капитану Пакстону о его обещании предупредить юношей, когда понадобится их помощь вращать кабестан.

Излишне говорить, что Тони неизменно приносил добрые вести своим столь же нетерпеливым товарищам. Отплытие «Стремительного» произойдет без задержки, но не ранее половины восьмого, когда начнется отлив, ибо он поможет судну выйти в открытое море.

Таким образом пассажиры имели возможность спокойно, не давясь, покончить с обедом, что чрезвычайно обрадовало мистера Паттерсона, ибо, заботясь о состоянии своего желудка не менее, чем о делах вверенной ему школы, он привык совершать трапезу не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой, вкушая пищу крошечными кусочками и запивая ее маленькими же глоточками, тщательно пережевывая еду, прежде чем дать ей возможность пройти в мускульно-мембранный канал зева.

Недаром же он частенько поучал своих учеников: «Самую первую работу совершает рот… Во рту есть зубы, предназначенные для пережевывания, а в желудке их нет… Во рту пища измельчается, в желудке переваривается, и вся система жизнеобеспечения дает превосходные результаты!»