Путешествие стипендиатов (илюстр) - Верн Жюль Габриэль. Страница 37

В разговоре с Гарри Маркелом господин Гийон упомянул о капитане «Огненной птицы», и можно себе представить, какой ужас испытал злодей при мысли об опасности, подстерегавшей его при встрече с другом капитана Пакстона.

Но сейчас бриг был в открытом море и направлялся в Бристоль, поэтому «Стремительный» уже не сможет встретиться с ним в водах Антильского архипелага.

Когда Гарри Маркел рассказал об этом Джону Карпентеру и Корти, те не смогли сдержать своей радости по поводу столь счастливого исхода дела.

— Здорово же нам повезло, черт побери!… — твердил боцман.

— Ни слова остальным, — добавил Гарри Маркел. — Не стоит их пугать, но пусть они смотрят в оба и будут начеку…

— Поскорее бы уже смотаться с этих чертовых Антил! — рявкнул Корти. — Мне уже начинает мерещиться, что здесь на каждом суку болтается петля!

И он был недалек от истины, бедняга Корти: очутись «Огненная птица» в порту Мариго в тот день, когда туда вошел «Стремительный», — и болтаться бы Гарри Маркелу и его шайке с пеньковыми галстуками на шеях.

Банкет, назначенный на вечер, прошел прекрасно. Были провозглашены тосты и за здоровье капитана Пакстона. За столом делились впечатлениями о первой части путешествия, прошедшей просто великолепно, и выражали пожелания, чтобы и вторая оказалась не хуже. Подышав родным воздухом, юные антильцы увезут с собой незабываемые впечатления от посещения Вест-Индии.

За десертом из-за стола встал Луи Клодьон и прочел прекрасно составленное приветствие в адрес господина Гийона и именитых граждан города, в котором благодарил их за любезный прием, объединивший за одним столом в братском единении Францию, Англию, Данию, Голландию и Швецию.

Затем наступила очередь мистера Паттерсона, который на этот раз не пропустил ни одного из многочисленных, можно даже сказать, излишне многочисленных тостов, беспрерывно следовавших за каждой переменой блюд. Итак, он встал, держа бокал в руке, и попросил слова.

Все, что можно было приправить латинскими цитатами, вставленными в округлые, витиеватые фразы, водопадом хлынуло на присутствующих. Он говорил о незабываемых воспоминаниях, которые оставит у него этот пир, более вечный, чем все, отлитое в бронзе, aere perennius [164], по словам Горация, о фортуне, помогающей смелым, audentes fortuna juvat [165], как сказал Вергилий. Он счастлив, что может высказать свои похвалы публично, coram populo [166]. При этом почтенный ментор, конечно, не забывал свою родину, от которой его отделял океан a dulcis reminiscetur Argos [167]. Но тем более он уверял, что не сможет забыть то радушие, с которым его встречали на Антильских островах, и сейчас, покидая их, он просто может повторить: et in Arcadia ego [168], поскольку Антильские острова могли бы быть частью этой Аркадии, страны невинности и счастья. Наконец, он поведал всем, что всегда мечтал посетить сей цветущий край, hoc erat in votis [169], как говорил Гораций, которого он уже имел честь цитировать, куда он, эконом Антильской школы si parva licet componere magnis [170], по словам Вергилия, которого он тоже уже упоминал, ступил почти через четыреста лет после Христофора Колумба.

Можно себе представить, какой успех имел спич мистера Горация Паттерсона и сколько криков «браво» досталось почтенному ментору, как только он опустился на свое место! Затем последовал последний тост за здоровье миссис Кетлин Сеймур. Наконец после бесконечных сердечных рукопожатий путешественники отправились в порт.

Когда они поднялись на борт часам к десяти вечера, мистеру Паттерсону, несмотря на то, что поверхность моря напоминала безмятежную гладь озера в тихую погоду, показалось, что «Стремительный» испытывает легкую качку. Полагая, что перенести эту напасть в горизонтальном положении будет легче, он добрался до каюты, разделся с помощью услужливого Ваги и забылся тяжелым сном.

Весь следующий день был посвящен прогулкам по городу и его окрестностям.

Путешественников ожидали два экипажа, и сам господин Гийон пожелал стать их гидом. Прежде всего они решили посетить то место, где в 1648 году был подписан договор о разделе острова между Францией и Голландией!

Для этого нужно было доехать до холма в восточной части Мариго, носившего весьма символическое название горы Согласия.

Прибыв к подножию холма, путешественники легко поднялись на его вершину. Там из экипажей были извлечены на свет несколько бутылок шампанского, их тут же откупорили, и все выпили в память договора 1648 года.

Излишне говорить, что между всеми антильцами царили мир и согласие. Возможно, в глубине души Роджер Хинсдейл и думал, что Сен-Мартен, равно как и другие Антильские острова, в один прекрасный день станет английским владением. Но в данный момент Альбертус Лейвен, Луи Клодьон и Тони Рено обменялись дружескими рукопожатиями, выразив пожелание, чтобы оба народа жили в вечном согласии.

Затем, когда оба француза выпили за здоровье его величества Вильгельма III [171], короля Голландии, Альбертус Лейвен поднял бокал в честь президента Французской Республики [172]. Оба тоста были встречены криками «ура» и «виват» всеми присутствующими.

Следует заметить, что мистер Гораций Паттерсон как воды в рот набрал во время этого обмена любезностями. По-видимому, накануне он исчерпал все запасы своего природного красноречия или, по крайней мере, ему был необходим некоторый отдых. Но, безусловно, если не на словах, то наверняка в душе он всем сердцем присоединился к горячему проявлению международного единения.

Осмотрев наиболее любопытные достопримечательности острова, позавтракав на песчаном берегу и пообедав под сенью деревьев изумительно красивого леса прихваченными с собой продуктами, туристы отправились обратно в Мариго. Горячо поблагодарив господина Гийона и простившись с ним, путешественники вернулись на судно. Всем, включая и мистера Паттерсона, пора было заняться письмами родным, которые уже знали, что 26 июля «Стремительный» прибыл на Сент-Томас. Об этом их известили телеграммой, и беспокойство, вызванное небольшой задержкой на несколько дней, уже улеглось. Тем не менее родных следовало держать в курсе событий, и если написать письма сегодня вечером и сдать их завтра на почту, то через двадцать четыре часа они уйдут в Европу.

Ночь прошла спокойно, и ничто не потревожило сон юношей, изрядно уставших после столь насыщенного дня. Возможно, правда, Джону Карпентеру и Корти снилось, что «Огненная птица» из-за какой-то поломки вернулась в порт… однако, к счастью для них, этого не произошло.

В восемь часов утра следующего дня, воспользовавшись приливом, «Стремительный» вышел из порта Мариго и взял курс к острову Сен-Бартельми. И хотя море было неспокойно, судно, шедшее под защитой острова, не испытывало заметной качки. Однако, вновь пройдя мимо Филипсбурга, «Стремительный» вышел из-под защиты высоких прибрежных скал Сен-Мартена и оказался на морских просторах. Поэтому, когда барк проходил между островами, он подставил борт морским волнам, так что пришлось даже сократить площадь парусов, чтобы уменьшить крен судна.

Но если это и могло стать причиной небольшой задержки, то всего на несколько часов, и уже завтра с восходом солнца парусник безусловно должен был появиться на траверзе острова Сен-Бартельми.

Как обычно, пассажиры принимали участие в авралах, когда нужно было подтянуть или ослабить шкоты. Правда, сейчас лавировать и идти навстречу ветру необходимости не было. Тони Рено и Магнус Андерс по очереди стояли у штурвала — ни дать ни взять два настоящих рулевых, досконально изучивших свое дело, — и не давали судну рыскать по курсу [173], строго следя за курсовой чертой на компасе.