Лососи, бобры, каланы - Кусто Жак-Ив. Страница 17

Иван Жаколетто прибыл в наш лагерь в августе, проведя девять дней за рулем грузовика с нашим оборудованием для киносъемок и погружений… и стройматериалами. Между озером „Обглоданным“ и озером Фостер нет никакого другого способа сообщения, кроме гидросамолета: даже намека на дорогу здесь нет. Зимой 200 километров белой пустыни, отделяющей нас от ближайшего города, не одолеть никакому виду транспорта…

Ожидая, пока на „Далекий Север“ прибудет весь экипаж „Калипсо“, я провел долгие часы, снимая фильм о различных этапах постройки бобрами плотины в районе озера „Обглоданного“, я пролистал солидное количество источников по этой теме, столь соблазнительной для натуралистов, перед тем как приехать сюда, но ни у одного из авторов не нашел ясного указания на то, что бобры работают исключительно ночью: для кинооператора это непреодолимое препятствие… Каждое утро я находил все новые и новые поваленные деревья около того места, которое выбрали животные, но когда вечером я приходил с прожектором, чтобы сделать „портрет дровосеков“ за работой, увы… через мгновенье они исчезали. Я сделал, правда, используя всевозможные уловки, подводные съемки грызунов за работой — и одно это уже почти подвиг, настолько они дикие. Однажды на заре, вместе с Франсуа Шарле, я даже добился чуда — приблизился на три метра, притом с подветра, к одному из этих дикарей, занятому перетаскиванием ствола дерева толщиной с его собственное тело (увы, свет был слишком слабый). Но ни разу мне не удалось самому увидеть бобра, валящего березу или осину.

Ввиду полной невозможности снимать (по крайней мере сейчас) бобров за работой мы займемся таким приоритетным делом, как изучение проблемы соседства бобров с человеком. В 10 километрах от озера „Обглоданного“ эти животные совершенно откровенно воспользовались насыпью дороги, чтобы построить свою плотину. Доказательство разума? Может быть, и нет. Но во всяком случае превосходное использование места.

Вода, поднявшись, затопила шоссе уже на десятки сантиметров… Чтобы „решить“ проблему, Управление естественных ресурсов Канады обязало двух индейских трапперов поймать и переселить „неисправимых“ грызунов. Эти люди, привычные к своему делу, на наших глазах взорвали динамитом часть плотины, не для того, чтобы ее уничтожить, а для того, чтобы привлечь обеспокоенных животных к бреши и здесь поймать их в ловушку. Военная хитрость срабатывает, как и было задумано. Бобр буквально бросается в ловушку.

Его помещают на грузовик и в нашем присутствии отпускают на волю за многие десятки километров от родных мест, в реку, которая ничем не напоминает его былое обиталище, — она гораздо быстрее и шумнее, чем та, что была когда-то его царством.

Я не умею распознавать реакций бобров, но даже и на мой взгляд бедное животное было далеко не в восторге от своего принудительного переселения. Явно понуждаемый человеком, бобр долго колебался, прежде чем покинуть свою тюрьму, когда ему открыли дверь. И даже когда он решился нырнуть в быструю воду, кто из нас был уверен в том, что он выживет?»

У нас будет повод поразмышлять об этом погружении в неизвестность, среди зимы, когда холод станет нестерпимым: это случится, когда мы заметим на каскаде, среди льдов, неподалеку от нашей хижины, взрослую пару, оголодавшую, обессиленную, без крова над головой. Не эти ли животные предыдущей осенью, где-то на 200 километров южнее, готовились, ведомые инстинктом, к трудному времени года, укрепляя свою плотину и заготавливая провиант? И, может быть, это они были объявлены „вне закона“ местной службой мостов и дорог? [23]

Моя хижина в Канаде

Чтобы достичь озера Фостер, гидросамолет Филиппа пролетел над царством зелени и вод, которое когда-то было владением бобров.

Сегодня ареал этих грызунов заметно сокращается: настоящая шагреневая кожа. Там, где они были в изобилии еще сто лет назад, нынче часто не находят и их следа — ни плотин, ни хаток. Жребий бобров Канады не столь печален, как в многочисленных районах США или (еще хуже) в Европе. Но он рискует стать таковым. Человеческая деятельность каждодневно сокращает размеры последних девственных земель. На Великом Севере „цивилизация“ наступает на природу со скоростью 50 километров в год. Через поколение, если ничего не предпринять, с дикой природой будет покончено навсегда.

Берега озера Фостер, однако, все еще производят невероятное впечатление дикого края — именно это так сильно поразило когда-то европейских первопроходцев в Америке. Ни дороги, ни жилья, ни дымка: только скалы, деревья и вода. Ах да! еще кое-что — восхитительный маленький пляж белого песка, на который так ласково ложатся мелкие волны озера. Здесь, на границе леса, будет выстроена наша хижина.

За несколько минут до того, как гидросамолет садится на озеро, подняв фонтаны брызг, подсвеченных низким осенним солнцем, Филипп и его товарищи замечают двух лосей на берегу. Эти гигантские кузены оленей и изюбрей, которых в Канаде называют сохатыми, объедаются листвой. Они, видимо, набирают силы для зимы. В самом деле, зимой, в суровый сезон года, они смогут найти только редкую и скудную растительную пищу — кору и лишайники, погребенные под снегом.

Они уже сбросили свои развесистые рога, а новые отрастут у них не раньше будущей весны, как у всех других оленьих. Это были два образца прекрасных статей: лось — весьма массивное жвачное. Мощная грудь, голова, словно вырубленная топором, горбатый загривок и широкие копыта, чтобы при значительном весе не проваливаться глубоко в снег, — таково это животное. Взрослый самец достигает двухметрового роста и весит более 450 килограммов.

Если мы хотим проследить неведомую судьбу бобров на Великом Севере Канады, у нас есть еще достаточно времени, чтобы приготовиться к подобному испытанию. Нешуточное дело — зимовка в этих широтах; не один неосторожный путешественник расстался здесь со своей жизнью.

Резцы бобра обладают редкой мощью

И если в Сен-Мартене все еще наслаждаются изумительно мягким летом, то здесь листья деревьев уже тронуты золотом — это достаточно ясно говорит о том, что время буранов и морозов не за горами.

Члены экспедиции с удовольствием разгружают материалы для строительства лагеря. (Гидросамолет — в самом деле идеальный транспорт в этом краю тысячи озер.) Хижина, в которой наш маленький отряд обретет пристанище на долгие зимние месяцы, должна быть надежной: фундамент будет сделан из собранных заранее и доставленных сюда по воздуху панелей.

Остальное, естественно, будет из дерева, ибо этого материала здесь в изобилии. Массивные трехдюймовые доски, плотные-плотные! Крыша, все двери и оконные рамы будут двойные, чтобы свести к минимуму потерю тепла.

Ныряльщики с „Калипсо“ стали плотниками по нужде, им помогают в работе индейцы племени кри. Эти прямые потомки первых поселенцев Центрального Севера Канады оказались весьма умелыми работниками. Они производят очень приятное впечатление, но в их повадках, в их постоянной осторожности сквозит тщательно спрятанная горечь. Это смутное сожаление о потерянных девственных землях и старинных туземных обычаях свойственно, как мне кажется, всем покоренным народам, лишенным своих богатств колонизацией белых. Вот люди, которые всегда жили в полной гармонии с природой: а мы не извлекли из этого ни малейшего урока! Они сливались со своей средой, не разрушая ее: а мы еще смеемся над ними и называем их „дикарями“! Можно ли говорить о том, что они действовали „экологически“ бессознательно? Ведь они превосходно сознавали то, что делают, уважая свое окружение. Доказательство тому — их устные традиции, патетические предостережения, которые они обращали первым потокам опустошителей. Последние, очевидно, были туги на ухо.