Лососи, бобры, каланы - Кусто Жак-Ив. Страница 21

Мы знали обо всем этом, когда прибыли в конце осени сюда, на север Саскачевана. Или по крайней мере знали, в чем следует сомневаться. И мы должны были прожить зиму вместе с переселенными бобрами, объявленными „нежелательными“…

Фостер и Касси

В Канаде, следуя твердому распоряжению властей, бобров, уличенных в преступном действии по отношению к человеку, назамедлительно переселяют далеко от места „преступления“ (ох уж этот словарь!), на север. Так как в наше время цивилизация продвигается и в этом направлении, бобры оказались в положении краснокожих в прошлом веке: их содержат во все более и более ограниченных резервациях.

Когда Филипп и его группа в самом начале нашей операции на берегу озера „Обглоданного“ присутствовали при поимке и переселении бобров, ими был записан следующий печальный диалог:

„Филипп: Этих бобров, что вы достаете из ловушки, вы увезете за двести километров отсюда, не так ли?

Траппер из Управления естественных ресурсов: Верно. На Великом Севере они не затопят нам дорог, сооружая запруды где попало.

Филипп: Тому, кого вы только что поймали, ему ведь год, как мне кажется?

Траппер: Да, год ему исполнился в июле.

Филипп: Как вы думаете, у него есть семья?

Траппер: Возможно, но, может быть, их всего двое.

Филипп: Не знаете ли вы, это самец или самка?

Траппер: Трудно сказать.

Филипп: Не думаете ли вы, что его уже поздно переселять?

Траппер: Трудно сказать.

Филипп: Будет ли у него время построить или хотя бы найти жилье до зимы? Сможет ли он запасти достаточно еды, чтобы пережить трудное время года? Не приговариваете ли вы его, попросту говоря, к смерти, переселяя отсюда?

Траппер: Трудно сказать“.

Они делят с нами наш дом

Собираясь прожить зиму с бобрами, Филипп для очистки совести обратился к официальным службам, с тем чтобы ему разрешили взять двух „приговоренных к переселению“. Разрешение было получено с легкостью. Он выбрал животное, которое только что поймали на его глазах; другим оказался зверь, отловленный несколькими минутами позже в той же самой бреши в плотине. Осень уже надвигалась, и для этой пары животных зима могла оказаться, увы, роковой. Они уже не смогли бы построить себе хатку и запастись припасами на зиму до первых холодов. Сегодня на озере Фостер начал идти снег. Все затихло. Оголенные деревья стали белыми.

Внутри нашей хижины тепло. И два бобра, привезенные Филиппом, делят с нами наш дом.

Меньший из них, свернувшийся в клубочек в углу клетки, — мы тут же распознали в нем самку, — глубоко травмирован своим пленением. Мы назовем ее Касси. Ее „моральное“ состояние — шок, который она перенесла, — заставляет нас думать, что многие ее соплеменники, пойманные и перевезенные в еще худших условиях, попадают в свое новое окружение полностью обезоруженными, лишенными реакций. Непреодолимое препятствие. Тот из двух наших нахлебников, что побольше, самец, которого мы окрестили Фостер, по имени соседнего озера, кажется, лучше противится „морально“ и физически стрессу, вызванному лишением свободы. Он менее сжался, менее вдавился в клетку, чем его напарница. Но самое меньшее, что можно сказать, — держится он крайне недоверчиво.

Нас убеждали, что наилучший способ завоевать дружбу диких бобров состоит в том, чтобы угостить их яблоками — фруктами, которые они обожают. Мы без промедления приступаем к делу. Касси, дрожащая еще больше, даже не замечает нашего широкого жеста. Фостер, более смелый, все же не рискует взять из рук. Но он не отказывается захватить куски фруктов, которые мы небрежно роняем у входа, и сгрызть их с жадным удовлетворением, что приводит в восхищение всю группу с „Калипсо“.

Наши новые напарники не умрут от голода зимой: даже застенчивая самка соблазнилась запахом фруктов. Но, чтобы выжить, животные должны непременно остаться с нами: предоставленные сами себе в пургу и мороз, они погибнут через несколько дней.

Одно дело — остаться в живых. Другое — как мы будем общаться. Захотят ли наши двое компаньонов вступить с нами в контакт? Выразят ли они знаки дружбы (или по крайней мере терпимости и взаимного уважения) по отношению к людям? Не будет ли слишком требовать от этих животных примириться со своими единственными настоящими недругами?

В то же время, если мы очень уж преуспеем, если мы приручим Фостера и Касси, останутся ли они к будущей весне, когда их отпустят на природу, „настоящими“ бобрами, способными жить самостоятельно? Никоим образом мне не хотелось бы, чтобы эта очаровательная пара (в настоящее время очень обескураженная своим положением, правда, в разной степени) превратилась за зиму в двух призраков грызунов. Я бы жаждал этого, если бы мы делали из них „отщепенцев“ (в полном смысле слова „заблудший“, „сошедший с ума“), потерявших свои защитные реакции и естественные способности, полностью зависящих от человека в пищевом отношении и развращенных своим окружением. К несчастью, к этой категории животных принадлежат звери, которые живут в зоологических садах, даже организованных наилучшим образом.

Касси и Фостер, после того как вы проживете в нашей хижине долгие зимние месяцы, забудете ли вы охотно человека, вернетесь ли вы, веселые, в озера и реки, чтобы выстроить себе там свой собственный дом?

Вот тщетность человеческих вопросов: Касси пофыркивает на свою подстилку, пока я себя допрашиваю, а Фостер добросовестным образом скоблит свою голову; что происходит в ней — вот что мне хотелось бы знать.

Трап для выхода

Сейчас на бесконечных просторах северного Саскачевана безраздельно царит зима. Снег падает, не переставая, на лес и озеро. Все звуки замирают под плотным белым покрывалом. Оголенные деревья, горы вдали, озеро, покрытое полуторафутовым льдом, — все исчезло под снегом.

Фостер и Касси спят в безопасности человеческого жилья, в то время как наш друг Франсуа Дорадо делает специальный трап, для того чтобы бобры могли выходить из дома по своим делам. Это наклонная доска, ведущая через отверстие в полу дома к ограниченному решеткой пространству вне его.

Поручая это дело Дорадо, я надеялся, что бобры быстро освоят выход, предназначенный специально для них… Так, навещая (по крайней мере время от времени) наружное пространство, они сохранят контакт с внешним миром — со своей естественной средой. Это позволит им не столь быстро потерять свою „дикую душу“. Кроме того, этот трап будет постоянной компенсацией за присутствие человека, которое они вынуждены будут терпеть всю зиму.

И вот момент настал: установка трапа и наружной загородки закончена, мы открываем двум бобрам дверь клетки.

Как всегда, когда человек организует подобные мероприятия с животными и ждет от них наилучших результатов (все объективы нацелены на „актеров“), ничего существенного не происходит. Это уже после, в ходе приведения материала в порядок, мы придумаем, что нерешительные звезды на мгновенье предоставили свободный ход своему изобретательному гению.

Касси, все еще в шоке, не шевелится, сжавшись в комочек в углу своей тюрьмы, — покинуть которую она, однако, не решается. Эта реакция наблюдается у всех пойманных диких животных; они превращают клетку в свой собственный клочок территории, символический кусочек гнезда или логова.