Небесный Сион - Крючкова Ольга Евгеньевна. Страница 22
Исидора же не разделяла бурных восторгов своей наперсницы. Безусловно, она была довольна посещением господина Мулена и последующим заказом новых платьев, но… Барельефы, изображённые на Северном портале базилики, не давали ей покоя, порождая совершенно немыслимые фантазии.
Невольно в её душе поселился страх. «Почему именно я разгадала эти надписи?.. Неужели такова воля судьбы?.. Или Его?..» Но кого именно Исидора не знала: кто направлял её поступки? Господь?.. Или сам Дьявол?
Она не знала: стоит ли поделиться своими догадками с Шарлем? Или просто забыть о них, как о дурном сне…
Глава 7
Жиль усердно прислуживал в странноприимном доме. Хоть он и был человеком пожилым, но всё-таки сохранил живость ума и хитрость. Он намеренно создавал видимость, что жизнь в странноприимном доме при монастыре Валломброза его вполне устраивает, что он помнит о принесённой клятве перед распятием Спасителя и даже не помышляет вернуться в Аржиньи.
Брат Валентин, с особым тщанием наблюдавший за новым прислужником, вскоре уверовал в его благие намерения и ослабил бдительность. Жиль только этого и ждал.
Однажды утром он украл рясу одного из монахов, которую требовалось постирать, облачился в неё и незаметно пробрался в повозку, принадлежавшую паломникам, что направлялись домой в Роман-сюр-Изер.
Молодая супружеская чета посетила Авиньон, где в храме, посвящённом Деве Марии с жаром молила ниспослать им ребёнка. Храм Девы Марии Авиньонской был известен не только в Провансе, но и за его пределами. Сюда стекались бездетные пары, ибо святая покровительствовала деторождению, и женщины, страдающие различными недугами, молившие её об исцелении. Часто они проделывали не ближний путь из отдалённых уголков Франции и Бургундии, поэтому странноприимный дом ордена Валломброза никогда не пустовал.
Молодая чета, расположившаяся на козлах, – мужчина правил тощей лошадёнкой, женщина сидела подле мужа, – даже не заметив, как к ним в повозку проник человек, облачённый в грязную и мятую монашескую рясу.
Жиль благополучно добрался до Роман-сюр-Изера, и также не заметно покинул повозку супружеской четы. До Аржиньи оставалось ещё довольно далеко. Жиль размышлял: каким образом ему проделать дальнейший путь? Пешком дорога займёт несколько дней, в повозке же – гораздо быстрее.
Беглец шёл по оживлённому тракту, проходящему вдоль Роны, его мучил голод, ибо он ничего не ел со вчерашнего вечера. Неожиданно ему пришла дерзкая мысль: «А почему бы мне не воспользоваться своим облачением и не выдать себя за монаха?.. За обещание сотворить молитву, меня могли бы подвезти до по крайней мере до Лиона… А там до Аржиньи рукой подать…»
Эта мысль привела старого слугу в прекрасное расположение духа. Он приосанился, как то подобает монаху-валломброзанцу, накинул на голову капюшон, дабы прикрыть отсутствие тонзуры [44], сцепил на груди руки, и продолжил свой путь.
Вскоре с ним поравнялась повозка, гружёная овощами. Жиль окликнул её хозяина, пытаясь подражать речи монахов:
– Сын мой!
Крестьянин встрепенулся.
– Да, святой отец… – ответствовал он. И даже потрёпанная ряса Жиля его ничуть не смутила, ибо в Провансе было достаточно странствующих монахов-проповедников, стремящихся к аскетизму, оставивших свои обители, и живущих лишь подаянием.
– Ты держишь путь в Лион? – спросил лже-монах.
– Точно так, святой отец.
– Если ты подвезёшь меня, то я непременно буду молить Господа, дабы он ниспослал тебе и твоей семье успеха в делах.
Крестьянин взглянул на товар в повозке.
– Благодарю вас, святой отец, успех мне как раз необходим. Садитесь, к вечеру будем во Вьене, переночуем в придорожной харчевне. А там и до Лиона недалеко…
Крестьянин попался не многословный, он не докучал Жилю расспросами, что того вполне устраивало. Ибо он, малосведущий в монашеской жизни, вряд ли бы нашёлся, что ответить.
Крестьянин и лже-монах благополучно достигли придорожной харчевни, когда ночная мгла окончательно окутала землю, и колокол здешней часовни робко отзвонил повечерие [45].
Хозяин харчевни расположил постояльцев на сеновале и покормил тем, что осталось от ужина. Жиль был настолько голоден, что возблагодарил его от имени Господа, и съел всё подчистую. Не снимая капюшона, он лёг спать, ибо боялся, что доверчивый крестьянин уличит его в обмане.
Утром, едва забрезжил рассвет, крестьянин и лже-монах, снова отправились в путь. Вскоре они достигли славного Лиона и расстались…
От Лиона до Аржиньи оставалось всего пятнадцать лье, которые всадник мог бы без труда преодолеть за несколько часов. Монаху же, идущему пешком, потребовалось бы в лучшем случае два дня.
Жилю не повезло, как назло мимо него не проехало на одной повозки. Солнце стояло в самом зените, оно нещадно палило и, лже-монах не выдержав жары, снял капюшон. Он отёр рукавом рясы пот, струившийся со лба, и проворчал:
– Тяжело быть странствующим монахом… Уж лучше состоять слугой, при своём господине. И сытно и спокойно… Как там сиятельный граф? Ведь он ничего не знает, что случилось с мальчиком… Господи, как он перенесёт тягостное известие?.. – Жиль остановился, отдышался и продолжил свой путь, рассуждая:
«Пусть я поклялся на распятии… Ничто не заставит меня отречься от моего господина… Даже кара Господня… Путь Бог покарает меня и лишит жизни, одно утешение – умру в Аржиньи…»
С такими мыслями Жиль шёл по дороге, петляющей среди полей.
За спиной послышался стук копыт, Жиль оглянулся в надежде увидеть повозку, но, увы, из-за поворота появились два всадника.
Всадники поравнялись со странником, натянули поводья, лошади остановилась.
– Монах, скажи мне: далеко ли до владений сиятельного графа Аржиньи? – спросил один из них, по виду состоятельный господин.
Жиль не поверил своей удаче и мысленно возблагодарил Господа.
– Думаю, не менее десяти лье. Я тоже направляюсь в Аржиньи… – признался он в надежде, что один из всадников подвезёт его на крупе своей лошади.
Богатый всадник внимательно воззрился на Жиля.
– К какому ордену принадлежишь, монах? – резко спросил он.
Жиль растерялся но, в конце концов, произнёс:
– К ордену Валломброза…
Всадник громко рассмеялся.
– Если ты – валломброзанец, то я – Папа Римский!
Жиль побледнел, как полотно.
– Я… я должен попасть в Аржиньи, к своему господину… – пролепетал он.
Всадник оживился.
– Ах, вот как?! Граф д’Аржиньи – твой хозяин!
– Да, да, да! – торопливо подтвердил Жиль. – Я служу ему верой и правдой вот уже много лет!
Всадник ещё раз смерил взором несчастного, грязного, потного лже-монаха и сказал:
– Садись позади моего слуги! У него отличная выносливая лошадь, вполне выдержит двоих человек.
Жиль не заставил повторять приглашение дважды и тотчас забрался на лошадь.
«Странный монах… Похож на незадачливого шпиона…» – подумал всадник и продолжил свой путь.
К вечеру всадники благополучно добрались до замка Аржиньи. Граф, утомлённый строительными заботами, предавался отдыху, расположившись в библиотеке с кубком вина. Для духовной пищи он извлёк один из фолиантов, пылившийся на многочисленных полках.
Не успел он насладиться вином и чтением, как в библиотеку вошёл мажордом и доложил:
– Ваше сиятельство, прибыли три всадника, причём на двух лошадях. Один из них представился секретарём Валери Сконци, другой же – грязный монах уж очень похож на нашего Жиля…
Шарль замер от удивления. Затем воскликнул:
– Жиль! Он вернулся! Что-то случилось!
Граф бросился во внутренний двор замка, и устремился к монаху, даже не удостоив вниманием всадника, представившегося секретарём ныне покойного Сконци, и склонившегося в почтительном поклоне.
44
Монахи выбривали макушку, так называемую тонзуру.
45
Повечерие– третий час после захода солнца. Зимой примерно 21.00, летом 22.00–23.00, менялся в зависимости от продолжительности светового дня.