Америка. Чудеса здоровой пищи - Кингсолвер Барбара. Страница 37

То, что мы называем «почва», — это содружество живых, в основном микроскопических, организмов и питательной матрицы. Органическое фермерство по определению усиливает в почве живые и неживые компоненты. Современное стандартное фермерство сильно обедняет этот процесс, при нем возвращаются в почву лишь несколько ключевых питательных веществ из тех многих, которые удаляются каждый год при снятии урожая биомассы. Вначале система стандартного фермерства срабатывает неплохо. Но в долговременной перспективе ее можно сравнить с попыткой вырастить всех детей исключительно на хлебе, ореховом масле и одной и той же сказке на ночь в течение десяти лет. (Если дети плачут, дайте им больше хлеба, больше масла и расскажите ту же самую сказку дважды.) Наблюдатель с другой планеты решил бы, что все основное дается, но родитель знает, что отсутствие неуловимых нюансов ведет к медленному истощению организма. Точно так же и для растения очень важны бесчисленные питательные вещества в микроколичествах. Химикаты, которые выхолащивают землю, приводят к уничтожению организмов, которые борются с болезнями растений, аэрируют и создают плодородие почвы. Последними исследованиями доказано, что добавление одного лишь фосфора убивает крошечные мицелии грибов, которые помогают растениям абсорбировать полезные вещества. Потери становятся особенно очевидны в периоды засухи и других катаклизмов.

— Столько человек купились на пропаганду всех этих пестицидов-гербицидов, — сказал Дэвид. — Да с какой стати мы должны этим увлекаться? — Это у него больное место: старик любит порассуждать про вред, который долгое время наносили этому полю. Под словом «мы» наш друг подразумевал фермеров, таких как он сам, хотя он сроду не применял химикатов. Дэвид рос во времена повального увлечения удобрениями на основе аммония и ДДТ, но все же так и не понял внутренней логики отравления природы для получения урожая.

Когда мы перевалили за гребень холма, Дэвид вдруг сделал нам знак остановиться, отойти и посмотреть: мы застали жаворонка в самый разгар ухаживания за подругой. Он стремительно сорвался с верхушки небольшого холмика посреди кукурузы и воспарил высоко в небо, распевая вибрирующую, напряженную, как вопросительный знак, песню. Он висел над нами на фоне белого неба почти неподвижно, и вдруг — бряк — резкое пике с максимальной высоты. Мы стояли в красно-коричневых лучах солнца и молчали, впечатление было сильным. Слышались голоса других птиц, которых Элси и Дэвид различали по их вечерним песням: овсянки, зяблики, лесные дрозды. Горные ласточки летели домой, к своим гнездам, слепленным из глины в форме бутылки под стрехой коровника. Древесные ласточки, крапивники, мелкие певчие птицы, пересмешники, большие рогатые совы, сипухи также гнездились неподалеку. И все они казались Дэвиду и Элси не менее важными, чем молочные коровы, которые дают им возможность заработать себе на жизнь.

При этом Элси и Дэвид — вовсе не члены Клуба Любителей Птичьего Пения с биноклями на шее. Они не идеалисты-хиппи, борющиеся за спасение китов.

Они практики-фермеры, спасающие жизни, которые были бы утеряны для многих других, идущих тем же путем. Они спасают от смерти из-за отравления пестицидами ласточек и воробьев по многим причинам.

В понятие «органическое фермерство» входит и наблюдение за биосистемами, хотя, казалось бы, это дело ученых, а не фермеров. И единство Дэвида с его нивой есть отчасти медитация и отчасти биология. Растения, насекомые, птицы, млекопитающие и микробы взаимодействуют друг с другом такими сложными путями, что, даже проведя целую жизнь на природе и постоянно занимаясь наблюдениями, наш друг все еще удивляется новым открытиям. Он заметил, что популяция ласточек год от года все неустойчивей.

И знает, к чему это может привести. Он наблюдает, как горные ласточки следуют на полях за косилкой и сноповязалкой, на лету схватывая цикад и кузнечиков, в то время как пурпурная лесная ласточка пожирает долгоножек. Перспектива подвергнуть их всех токсичной пыли, даже один раз, не говоря уж о том, чтобы делать это постоянно, неприемлема для Дэвида. В его понимании это путь к саморазрушению, все равно как самому поджечь свой урожай или коровник.

Дэвид и Элси выросли в фермерских семьях и следующее поколение растят так же. Весь день их дети, племяннички и внуки то и дело появлялись во дворе или в доме: взрослые обсуждали совместную работу, босоногие ребятишки прибегали поиграть с кузенами, приехавшими сюда на лето. Теперь хозяева повели нас знакомиться со своими сыном и невесткой, дом которых находится как раз позади кукурузного поля. Мы задержались там на весь вечер: сидели на крыльце, беседовали о том о сем.

Спустя много месяцев, когда я рассказывала об этой поездке одному своему приятелю, он вдруг спросил: «А что, неужели комары вас там не донимали?» Комары, вероятно, были. Я не помню. Я знаю, что эта семья, как и все мы, не избежала потерь и огорчений. Но если они в целом довольны, следует ли такую жизнь неизбежно воспринимать как мифическую или просто эксцентрическую? Члены обширного семейства Дэвида и Элси занимаются все вместе работой, которая им нравится, и производительность их труда просто поразительна. Они ни в коем случае не богаты, но производят впечатление людей, которым комфортно в их материальных условиях, и, что более важно для фермеров, их не обременяют долги, и им не приходится надолго отвлекаться на другие работы, помимо фермерской. Они работают подолгу, но ценят свой образ жизни, который позволяет им присесть за полуденный ланч вместе с семьей или постоять рядом с коровником после вечерней дойки и понаблюдать, как ласточки возвращаются в гнездо на ночлег.

Они — из поразительно здорового сообщества таких же небольших ферм. Несомненно, у них есть свои беды, свои проблемы и причины для недовольства; ведь все мы люди. Но у них есть свой скромный доход и благосостояние благодаря тому, что они лично выращивают продукты питания. На аукционе овощей в городе фермеры продают свою полноценную продукцию ресторанам и региональным сетям продовольственных магазинов. Их продукция не уезжает слишком далеко. Фермерам платят хорошие деньги, покупатели довольны разнообразием ассортимента и качеством. По соседству кооперативный продуктовый магазин продает сыры местного производства, заметьте, по ценам, которые всем доступны. А в скобяной лавке продаются банки с вакуумными крышками для консервирования и качественные инструменты, а не поющая рыба на батарейках.

Вам может показаться, что я рассказала о сообществе из разряда тех, которые исчезли поколение назад. Но это не совсем так. Если самодостаточное фермерское сообщество сохранилось тут, в глубинке штата Огайо, то вполне возможно, что подобные есть и где-то еще. Успех этого сообщества как будто основан на многих обстоятельствах, в том числе на упорной работе, бережливости, разумном хозяйствовании, умеренных ожиданиях и старательном избегании долгов, — но тут не ждут чудес, насколько я смогла убедиться. Разве что мы живем в стране, в которой эти качества из круга стандартных добродетелей перешли в разряд «чудес». Грустно, правда?

* * *

К тому времени, когда мы направились назад, в дом Элси и Дэвида, уже стемнело. При малых скоростях наш автомобиль едет исключительно на батарейках, тихо, как привидение, как будто двигатель умер, но вы все еще катитесь. Когда мы свернули на поле, были слышны голоса ночных птиц и то, как шины осторожно перемалывают пыль.

— Вот тут остановитесь, — вдруг сказал Дэвид. — Развернитесь так, чтобы фары были направлены в сторону поля. А теперь выключите их.

Поле сверкало, должно быть, миллионами огоньков — я никогда не видела столько их, собранных в одном месте. Вероятно, все светлячки из соседних штатов переехали со своими семействами в эту зону, чистую от пестицидов. Они часто мигали, это было похоже на лихорадочное мерцание звезд.

— А вы попробуйте вот что сделать, — предложил Дэвид, — включите фары на секунду и тут же выключите, и так несколько раз.