Америка. Чудеса здоровой пищи - Кингсолвер Барбара. Страница 7

Глава 2

В ожидании спаржи

Конец марта

Теперь в нашей семье наиболее актуальным был вопрос: «Когда же мы наконец запустим свой проект?»

Мы приехали жить на природе добровольно, желая полноценно питаться. Мы несколько лет обсуждали это в деталях и поставили себе довольно абстрактную задачу: прожить целый год так, чтобы совместить свой выбор продуктов питания со следующими заповедями нашей семьи: «люби своего соседа» и «старайся не повредить ни одно цветущее растение на планете, пока ты на ней существуешь».

Мы решили, что за этот год постараемся осесть на ферме и кое-что здесь усовершенствовать: например, система водоснабжения тут была столетней давности. После нескольких радикальных реконструкций мы въехали в дом, которому еще не хватало окончательных штрихов, например не было дверных ручек. А также двери, выходящей на задний двор. Мы забили этот проем фанерой, чтобы звери из леса не забрели в кухню.

Вовсю занимаясь усовершенствованием дома, мы ухитрились в то первое лето также вырастить на огороде скромный урожай и закатать немного банок с помидорами. В октябре зеленые леса, окружавшие нашу ферму, вдруг чудесным образом изменились. (В Таксоне у деревьев не принято так запросто менять свою окраску на багряную и золотую.) Потом началась пора снегопадов, а вместе с ними и первая суровая зима в жизни наших детей. Камиллу, выросшую в Таксоне, так удручал холод, что она даже дома не снимала сапоги на меху; зато младшая, третьеклассница Лили, пришла в такой восторг от отмены занятий в школе из-за сильных снегопадов, что не спускала свои санки с крыльца, готовая при первой возможности выскочить наружу и покататься.

Поскольку еще не пришла пора реализовать наш проект — кормиться исключительно продуктами, выращенными в этой местности, мы, не теряя времени, начали знакомиться с соседями и узнавать, кто из них что выращивает, однако пока совершали свои покупки в обычном продовольственном магазине. По возможности мы ориентировались на отдел натуральных пищевых продуктов и не брали дешевку, вроде консервов, но пока что все равно питались продуктами, произведенными где-то там. В дальнейшем мы собирались целиком отказаться от государственного источника снабжения, то есть провести целый год, по-настоящему обследуя пищевые ресурсы нашего региона. А для того, чтобы разнообразить рацион чем-нибудь, произведенным не в нашей стране или другом округе, требовался исключительный повод (отнюдь не довод «мне хочется»). Мы не первые заявили о своих намерениях провести эксперимент — питаться исключительно местной пищей: например, была одна такая пара из Ванкувера, но теперь, как говорили, они ели одни одуванчики. Наш друг по Таксону Гэри Набан весьма занимательно описал в своей книге попытки питаться местной едой; почитайте на досуге, как он отравился заплесневелой мукой мескитового дерева и съел однажды нескольких раздавленных на дороге животных. У нас был совершенно другой план. Мы надеялись доказать, что нормальная американская семья может прожить благополучно, ориентируясь исключительно на то, что есть в местных закромах.

Не было смысла начинать с 1 января. Потом пришел февраль, но и он показался нам довольно мрачным и холодным. А когда наступил март, нас начал терзать вопрос; чего мы ждем? Требовалась официальная дата запуска эксперимента, рассчитанного на 365 дней. Имело смысл, ориентируясь на природу, начать, так сказать, с периода роста, но как это понимать точно? Может быть, дождаться, когда по обочинам дорог начнут вылезать побеги дикого лука и складчатые листья остальной зелени? Я положила конец сбору колосьев по канавам, занимаясь которым наша семья напоминала героев романа о бедняках. Не сомневаюсь, что соседи уже воспринимали нас как потенциальный объект благотворительности. До переезда в дом мы жили в сарае, довольно примитивном жилище для семьи из четырех человек. Однажды летом, когда Лили была еще совсем малышкой, я отправилась в москательную лавку купить большое ведро, чтобы мыть ее во дворе, потому что у нас не было подходящей ванночки. Увы, я совершила ошибку: объяснила продавцам, для чего мне нужно это ведро. Весь магазин замолчал, на меня обратились жалостливые взгляды: надо же, до чего они нищие, а одеты вроде бы вполне прилично.

Так что нечего зря привлекать внимание посторонних. Я решила, что первым днем нашего нового года — года питания местными продуктами — станет тот, в который вырастает какой-то первый настоящий овощ, не дикое растение, но культурное, которого очень ждут. Если европейцы могут устраивать праздник по случаю его появления, почему не можем мы? Итак, решено: ждем спаржу.

За две недели до наступления весны по календарю я вышла в грязь, обув боты и накинув косынку; целью моей было обследовать грядку спаржи. Четыре лета назад, когда мы со Стивеном решили, что эта ферма когда-нибудь станет нашим постоянным домом, мы начали возделывать огород, который, как надеялись, прокормит нас в старости. Это была тяжелая, до седьмого пота, работа по наращиванию мускулов, занявшая почти целое лето, да и то еще спасибо, что нам помог друг, имевший землеройную технику. Наши проблемы заключались в рельефе участка, такие помехи нормальной работе присущи каждой ферме в Южных Аппалачах. Наша ферма находится внутри гребня горы, расположенного подковой. Заросшие лесом откосы сходят в крутую долину, по центру которой протекает ручей. Это так называемая «впадина» (тут ее называют «ущелье»). На западе это именуется каньоном, но в каньонах мало деревьев и намного больше солнца.

У самого входа в нашу впадину стоит фермерский Дом под жестяной крышей, в окружении нескольких расчищенных полей; имеются тут фруктовый сад, бревенчатый старый амбар и птичник; посыпанный гравием подъездной путь спускается по впадине к дороге. Сарай, в котором мы раньше обитали (теперь он превращен в домик для гостей), расположен в глубине леса, там же берет начало наш источник воды — ручей, питаемый родником; ручей протекает рядом с домом и вдоль луга, а внизу, возле проезжей части, он впадает в более широкий ручей. Наша территория составляет около сотни акров земли, и все они расположены по откосам, буквально все они слишком крутые, чтобы там можно было разбить огород. Мой дедушка говорил о таких фермах: «Ты раскопай один рядок сверху, и пусть картофелины сами катятся в корзинку». Звучит забавно, но в действительности смешного мало. Мы старались возделать узкую полоску почти плоской площадки вдоль ручья, но на дно нашей долины — распадок между двух высоких гор — прямые лучи солнца падают только с позднего утра до середины полудня. Этого освещения недостаточно для вызревания, скажем, дыни. Годами мы изучали топографию нашего участка, стараясь придумать оптимальный план посадок.

В итоге мы решили разместить свой огород на обращенном к югу склоне горы, на середине откоса над фермерским домом. Мы разгребли сучья, выделили две длинные террасы, охватывающие контур холма: в целом их площадь составила меньше четверти акра, и это были единственные ровные площадки на всей нашей территории. Год за годом мы удобряли их почву компостом и перегноем, засаживали обочины террас черничными кустиками, сливовыми и персиковыми деревьями, кустами пеканового и лесного ореха, миндалем и малиной. Таким образом, мы оказались владельцами не менее сотни акров леса, который снабжает нас кислородом и фильтрует воду для всеобщего блага, а также пахотной земли, площадью около 4000 квадратных футов. Ну что, неужели мы теперь сами себя не прокормим? Три года назад в солнечный июньский день в одном из укромных уголков этой территории я заложила основы своего будущего — разбила грядку спаржи. Целый день я копала траншею и сажала семена, надеясь, что они окажутся последними в долгой череде посадок спаржи, которые я оставлю после себя в этой жизни.

Теперь, в марте, мы ждали знака, чтобы начать новую жизнь, питаясь плодами своей земли, но эта совершенно голая полоска земли не посылала нам никаких предзнаменований, вроде неопалимой купины. (Хотя она была черной от золы — мы жгли мертвые стебли прошлогодних растений, рассчитывая уничтожить вредителя — трещалку спаржевую.) Через два месяца, когда станет достаточно тепло для посадок кукурузы и бобов, а кулинарные радости от поедания спаржи уйдут в прошлое, эта полоска превратится в пушистые заросли высотой до пояса. К концу лета они будут похожи на карликовые рождественские елочки, усыпанные крошечными красными шариками. Потом мороз прибьет их к земле. В течение почти сорока восьми недель спаржу способны узнать лишь те, кто ее растит. Многие гости, летом посещавшие наш огород, стоя в центре грядки, спрашивали: «Что это у вас тут такое растет? Какое красивое!» Мы объясняли, что это спаржа, неизменно слыша в ответ: «Да нет, мы спрашиваем вон про те пушистые деревца!»