Греция. Лето на острове Патмос - Стоун Том. Страница 34
Тем временем «Прекрасная Елена» приобретала все большую известность, и мне все чаще казалось, что теперь ею владели не мы, а клиенты. С каждым днем она все сильнее напоминала набирающий скорость поезд — соскочить с него на полном ходу не представлялось возможным. Каждое утро, вне зависимости от степени усталости, не обращая внимания на ноющую боль в ногах, мне приходилось стаскивать себя с постели. В голове все плыло, тело еле слушалось, но у меня не оставалось другого выхода. Мне вновь и вновь приходилось выходить на бой с чудищем, которое я сам и породил. Каждым утром я возвращался к сизифову труду — я закатывал валун в гору (готовил обед и ужин), а в районе трех часов ночи этот валун, воплощавший в себе мои обязанности и дела, с грохотом катился обратно под откос. Там, у подножия горы, он ждал меня до следующего утра. К нему я являлся ни свет ни заря и снова, преодолевая сантиметр за сантиметром, принимался толкать его вперед, вверх по склону, и так весь день, а ночью он привычно рушился вниз…
С другой стороны, вне зависимости от степени усталости, всякий день повторялось одно и то же чудо — как только наступало время обеда и начинался наплыв туристов, я чувствовал мощный приток адреналина в кровь, помогавший мне не просто оставаться на ногах до конца рабочего дня, а бегать, оставаясь при этом услужливым и вежливым.
Теперь в таверне и по вечерам было битком народу. Некоторые из посетителей приезжали в Ливади на лодках, некоторые ради ужина проходили пешком от порта целых восемь километров. Пару раз в заливе становилась на якорь яхта, пассажиры спускали на воду шлюпку и отправлялись на берег, чтобы поесть в оригинальном ресторанчике, которым, между прочим, управлял не кто-нибудь, а настоящий американец. При этом были в таверне и постоянные посетители, регулярно обедавшие и ужинавшие у нас. Некоторые из них, урча от удовольствия, с благодарностью говорили нам, что «обрели дом вдали от дома».
На дальнем краю пляжа открылась закусочная, но даже это событие не вызывало у нас беспокойства. Ею заведовал молодой житель Патмоса по имени Тео. (Как вы думаете, сокращение от какого имени? Правильно, от Теологоса.) Наш конкурент обосновался в саду, прилегавшем к домику его тетушки. Его заведение стало неплохой альтернативой «Прекрасной Елене» и помогло немного разгрузить нашу таверну. Тео бывал в других странах, готовил салаты, тосты, коктейли с крошечными бумажными зонтиками в стаканчиках, а кроме того, сдавал в аренду шезлонги с зонтами. На обед у него собиралось немало народу. До нас доходили слухи, что к нему наведывалась и Мелья с друзьями из Афин и Европы. Впрочем, какая разница? Стоял июль, и у нас не было отбоя от клиентов.
Быстро проносились последние июльские деньки, и мы на всех порах все ближе и ближе приближались к пятому августа — Преображению Господню. Мне врезалась в память картина: на дороге стоят растерянные Стелиос и Варвара и с изумлением взирают на орды посетителей, устремляющиеся в таверну и на пляж, туда, где мы в тени тамарисков расставили столики. Должно быть, дело происходило в воскресенье, поскольку супружеская пара была одета во все лучшее — в такой одежде они ходили в церковь. Варвара красовалась в только что выглаженном белом платье, украшенном выцветшим узором розовых и лиловых цветочков, а Стелиос щеголял в единственных имевшихся у него приличных серых брюках, потрескавшихся коричневых туфлях и белой рубашке без галстука, застегнутой на все пуговицы.
Я немедленно бросил все дела и поспешил к ним.
— Подождите, пожалуйста, буквально минуточку, — проговорил я, — вот-вот освободится место…
— Не надо, Тома, — махнул рукой Стелиос, — все в порядке. Мы просто зашли тебя навестить.
— Вы не хотите перекусить?! — вскричал я.
Варвара улыбнулась мне одними лишь помутневшими голубыми глазами.
— В другой раз, — произнесла она.
— Тома! — Ламброс звал меня обратно, в сутолоку и суету таверны. — Счет!
— Погодите, — бросил я, повернувшись к Стелиосу и Варваре.
Я поспешил выписать счет. Когда я с этим покончил и кинулся обратно, чтобы провести Варвару и Стелиоса к освободившемуся столику, они уже исчезли.
— Слишком много народу, Тома, — виновато улыбнувшись, пояснили они мне дома.
На последний день июля выпадал день рождения Лили, и мы решили устроить ей праздник, но только не в «Прекрасной Елене», а на пляже возле северо-восточной оконечности острова. Этот пляж назывался Агрио яли, что значит Дикое побережье. Название объяснялось тем, что земли, прилегавшие к пляжу, практически не возделывались, да и само место находилось на значительном удалении от таких культурных центров, как Хора и монастырь Святого Иоанна. Пляж представлял собой изумительное обособленное местечко, к которому даже не было проложено дорог. Добраться до него можно было только на лодке. Путь из Ливади занимал около двадцати минут.
Празднование дня рождения должно было начаться после того, как основная масса посетителей «Прекрасной Елены» разошлась бы по домам, то есть около полуночи. На день рождения Лили пригласила меня с Даниэллой и еще нескольких друзей — как иностранцев, так и греков. Ни Деметру, ни Теологоса, ни мальчиков она не позвала. Лили хотела вырвать у них Мемиса и, по возможности, полностью заполучить его в собственное распоряжение.
В последнее время отношения у них не складывались. Об этом я догадался по некоторым греческим фразам, которые Лили недавно попросила меня написать ей в блокноте. Одна из них была вопросом: «Почему ты опоздал?», а вторая — «Я имела в виду совсем другое».
Мемис отличался не только привлекательностью, но и любовью к свободе и потому искренне не понимал, с какой стати ему надо умерять свои аппетиты. Благодаря вьющимся золотистым волосам, голому торсу без всяких следов растительности и распутной ухмылке, он нередко становился объектом пристального внимания представительниц прекрасного пола, посещавших наше заведение, которые нередко приглашали его на вечернюю прогулку по пляжу, полям за таверной, а однажды даже в часовню у дороги. Там они предавались тому, что одна из героинь фильма «Грек Зорба» называла «маленьким бум-бумом».
Таким образом, Мемис являлся домой позже обычного. На праздновании дня рождения Лили собиралась либо положить конец их отношениям, либо дать им новое начало.
Даниэлла, разумеется, никуда не хотела ехать. За все наши годы, проведенные на острове, она ходила только на праздники, которые устраивали греки, причем, как правило, в дневное время, типа Пасхи. Она не испытывала никакого интереса к праздной болтовне с американцами и европейцами и точно так же, как Варвара и Стелиос, чувствовала себя неуютно в большой компании.
Я тоже не хотел никуда ехать. Я слишком устал. Ноги болели. Мне нужен был отдых. Празднование дня рождения представлялось мне пустой тратой времени. Но чертик, сидевший у меня на плече, все нашептывал и нашептывал: «Ты заслужил этот праздник. Да и вообще, тебе не кажется, что ты тоскуешь по былым временам?» Анна с Лили продолжали меня уговаривать. Особенно Анна. Как и Лили, в последнее время она часто оставалась одна — Магнусу полюбились рыбалки с друзьями-греками. Он исчезал ранним утром и возвращался только под вечер, груженный пахучим уловом. Чистить и готовить рыбу приходилось Анне. Дни она проводила в одиночестве на пляже и в таверне. Среди гама и шума, который поднимали старые приятели, познакомившиеся друг с другом в прошлые годы, девушка казалась несколько потерянной.
— Неужели Магнус и раньше столько пропадал на рыбалке? — спросила она меня, когда я как-то раз принес ей салат.
— Да, — кивнул я. — Не волнуйся, ты тут совершенно ни при чем. Магнус всегда такой. Рыбалка — это мужское дело.
— Тогда зачем он попросил меня поехать с ним на Патмос? — спросила Анна, устремив на меня взгляд огромных голубых глаз.
Я увидел, как по пляжу, по самой кромке моря, бродит Даниэлла, разглядывая волны прибоя, пенящиеся у ее ног. В отдалении играли дети.