Рамсес II Великий. Судьба фараона - Мессадье Жеральд. Страница 40

— Вы поставили в известность моего божественного отца?

Замешательство собеседников не укрылось от Па-Рамессу.

— Его величество полагает, что нет причин для беспокойства, — ответил Аамеду после паузы.

Па-Рамессу не стал настаивать.

Через несколько дней пришло сообщение от коменданта Кадеша. Он уведомлял о том, что к северу от крепости, в местности под названием Нукатче собираются силы противника. Как обычно, первым об этом узнал Па-Рамессу, которому отец доверил читать всю царскую официальную переписку. Отныне в руках сына фараона сосредоточилась вся гражданская и военная власть. Тоном, который мог себе позволить скорее соправитель, чем послушный сын, на утреннем Совете в присутствии специально приглашенных Небамона и военачальников Па-Рамессу затронул больную тему.

— Божественный отец, в течение нескольких недель наши послы уведомляют нас о том, что царь хеттов объединяется с соседними странами. Теперь комендант Кадеша обеспокоен присутствием войск в окрестностях крепости. На востоке зреет опасность.

Сети прогнал реальных, а может, и воображаемых мух движением своего опахала из конского волоса.

— Кот не встает каждый раз, когда шуршат мыши, — произнес он устало, но с раздражением. — Князьки Лукки, Кешкеша, Киззувадны и даже Миттани всегда будут не более чем мышами. Что до шасу, причиняющих беспокойство коменданту Кадеша, то они — осы. Стоит нам там показаться, как они разлетятся кто куда. Единственный сильный противник в регионе — это Мурсилий II, царь хеттов. В донесении нашего посла говорится, что это умный и здравомыслящий юноша. Он усвоил урок, который мы преподали его отцу Суппилулиуме, так что с его стороны было бы неосмотрительно искать с нами ссоры. Мы захотели вернуть Кадеш, и мы его себе вернули, вы тому свидетели. Всем все ясно. Эта мышиная возня — всего лишь способ узнать, не ослабла ли наша бдительность. А она не ослабевает.

Кажущаяся логичность умозаключений отца совершенно не убедила Па-Рамессу:

— Я думаю, божественный отец, что попытки Мурсилия объединиться с соседями — недобрый знак.

— Как я уже сказал, Мурсилий — человек осторожный, и мне сдается, он предпочтет мир с соседями постоянным перепалкам. Любое событие, как ты знаешь, можно рассматривать с двух сторон, — заговорил Сети тоном мудреца. — Возьмем в качестве примера крестьянина, который снял богатый урожай; с одной стороны, он может радоваться такому изобилию, а с другой — будет беспокоиться из-за того, что изобилие зерна привлечет мышей и крыс. Человек мудрый скажет себе, что грызунов следует опасаться всегда, а вот хорошие урожаи случаются не каждый год, и обрадуется.

Второй взмах опахалом дал понять, что с этим вопросом покончено: предупредительные меры на случай нападения Мурсилия и союзников приниматься не будут. Военачальники все как один промолчали. Но на лице Па-Рамессу встревоженное выражение сохранилось; возможно, он намеревался таким образом публично подчеркнуть свое беспокойство.

Начальник писцов спросил, следует ли составлять протокол заседания. Па-Рамессу отрицательно помотал головой: вся необходимая информация содержалась в донесениях послов и шпионов.

Поддерживаемый придворными, Сети сошел с трона и, выходя из зала, попытался создать иллюзию твердой походки.

Очевидность предстала во всей своей жестокости: возраст ослабил проницательность фараона. Кадеш, вне всяких сомнений, теперь в опасности, но эта же участь постигла и другую крепость — непогрешимый ум Сети.

Каждый человек — это крепость.

Глава 19

Тень претендента

Не прошло и трех недель, как запыхавшиеся гонцы принесли известие о захвате Кадеша царем хеттов Мурсилием II с союзниками.

Принял гонцов Па-Рамессу в присутствии ошеломленных военачальников и визирей Небамона и Пасара в четыре часа пополудни. Едва новость достигла его ушей, как он выбежал из своих покоев, где проводил время с Нефертари и маленьким Именхерунемефом, ласкательно именуемым Ими. Визирям и военачальникам было приказано срочно явиться в зал Совета.

Гонцы рассказали, что гарнизон Кадеша мужественно защищался, но после семи дней осады продовольственные запасы истощились и крепость пала; гарнизон потерял множество воинов.

— Мы не можем ждать завтрашнего Совета, — сказал Аамеду. — Нужно немедленно уведомить его величество.

— Завтра утром или сейчас — разницы нет, — заметил Именир. — Не станем же мы собирать армию ночью!

— Его величество должен узнать о случившемся без промедления, — заявил Па-Рамессу. — Новость первостепенной важности, и я не хочу, чтобы нас упрекнули в нерадивости.

Себе он признался, что не хочет откладывать возмездие: отец не послушал его совета, и вот теперь Па-Рамессу не видел оснований щадить его чувства.

Когда он вошел в покои фараона, Сети как раз проснулся после долгого послеобеденного отдыха и находился в окружении царедворцев, в числе которых был и Тиа. Последний сразу же догадался, что соправитель чем-то серьезно обеспокоен, но Сети ничего не замечал, тем более что в последнее время зрение царя ослабело.

— Божественный отец…

— А, ты сегодня решил к нам присоединиться… Я ценю честь…

— Божественный отец, я принес тебе новость…

— Подожди, пока мы закончим с омовением, потом все расскажешь.

Слуги помогли фараону раздеться. Пока одни снимали с него набедренную повязку, другие стащили парик и сандалии. Тело фараона предстало перед всеми во всем своем несовершенстве — кожа на плечах, животе и коленях обвисла; ноги были скрючены; жесткие, коротко остриженные волосы на голове стали совершенно седыми. Брадобреи точили свои бритвы, мастера по удалению волос разогревали воск. В другом конце комнаты парикмахер умащивал царский парик и расчесывал его мягкой щеточкой. Ни на секунду не оставаясь без поддержки, Сети первым спустился в бассейн с теплой ароматной водой, банщики намылили ему спину, потом смыли пену чистой водой, закутали фараона в широкую и плотную льняную простыню и проводили к трону, ведь, даже пребывая в бане, он сохранял статус правителя.

Па-Рамессу спустился в бассейн и сделал Тиа знак присоединиться.

— Что случилось? — спросил его бывший наставник.

— Кадеш пал.

— Во имя Амона! Ты это предвидел. И ты пришел сказать об этом?

— Да.

Тиа поднял глаза к небу.

В это время придворные, ожидая своей очереди войти в бассейн, окружили монарха и развлекали его прибаутками и пустой болтовней. Наконец Па-Рамессу приблизился к отцу и сел с ним рядом.

— Как твой сын? — спросил Сети.

— Он учится ходить.

В улыбке приоткрылись желтые зубы Сети, причем трех недоставало.

— А твоя дочь?

— Скоро и она пойдет.

— Хорошо, — сказал фараон, подставляя щеки брадобрею, который намазал их масляно-мыльной смесью, потом натянул обвисшую кожу и стал сбривать седую щетину.

Па-Рамессу решил не сообщать новость, пока бритва скользила по лицу и шее отца, из опасения, что неловкое движение может закончиться кровавым порезом. Но когда с бритьем было покончено и монаршее лицо освежили настойкой из розовой воды и бензойной смолы, его терпение лопнуло.

— Божественный отец, у меня плохие новости.

— Никакие новости не могут быть хорошими, я это знаю.

— Божественный отец, Кадеш пал.

Резкое движение руки, над которой склонился мастер по удалению волос, показало, что удар попал в цель.

— Когда?

— Четыре дня назад.

Лицо Сети напряглось.

— Военачальники уже знают?

— Да. Я призвал их вместе с Небамоном и Пасаром, как только узнал сам, то есть два часа назад.

— И ты пришел мне сказать, что был прав?

Враждебность в голосе отца заставила Па-Рамессу насторожиться.

— Нет, божественный отец, я только хотел исполнить свой долг, который состоит в том, чтобы своевременно сообщать тебе о полученных известиях.

Повисла тишина. Мастер по удалению волос сорвал полоски воска с рук и ног фараона и стал изучать приклеившиеся к ним серые волоски. Тиа, слушавший разговор фараона с сыном, похоже, затаил дыхание.