Мари - Хаггард Генри Райдер. Страница 58

— Приветствую, инкоос, — сказал он мне, — я пришел проводить тебя в Наталь… под стражей. Но предупреждаю тебя не задавать мне никаких вопросов, ибо, если ты будешь их задавать, я все равно не имею права на них отвечать. Дингаан болен и ты не можешь его видеть, как не можешь ты видеть ни белого молящегося человека, ни кого-нибудь другого. Ты должен отправляться со мной немедленно.

— А я и не хочу видеть Дингаана, — ответил я резко, смотря ему прямо в глаза.

— Я понимаю, — сказал Камбула, — мысли Дингаана — его мысли, а твои — твои и, возможно, именно поэтому он не хочет видеть тебя. Еще помни, инкоос, что Дингаан спас твою жизнь, вырвав тебя несгоревшим из очень большого огня, быть может, оттого, что ты — дерево иного сорта, который, подумал Дингаан, жалко сжигать… Ну, если ты готов, давай пойдем!

— Я готов, — ответил я.

На выходе я встретил Найю, которая сказала:

— Ты даже не подумал попрощаться, Белый Человек, хоть я и хорошо заботилась о тебе. О, чего другого могла я ждать? Однако, я надеюсь, если понадобится, то ты сделаешь для меня то, что я сделала для тебя…

— Обещаю это, — ответил я, пожимая ей руку… И, когда это случилось, я выполнил это обещание…

Камбула повел меня не через крааль Умгингундхлову, а вокруг него. Наша дорога пролегла рядом с Хлома Амабуту, где еще скопились в большом количестве грифы. Такова уж была моя судьба: проходить почти по свежеобглоданным костям моих сотоварищей, которые были казнены у подножья этого проклятого холма.

Пустые глазницы черепов, казалось, смотрели на меня укоризненно, словно спрашивая, почему я остался в живых, когда все они погибли. Я задавал себе этот вопрос неоднократно. Почему я единственный из такой большой компании остался живым? И ответ невольно возникал внутри меня: чтобы я смог отомстить дьявольскому убийце, Дингаану…

Глядя на эти раздробленные и оскверненные скелеты, которые недавно были живыми людьми, я сердцем поклялся, что, если я буду жив, я не откажусь от этой миссии. Как и не отказался, хотя и история этой расплаты не может, к сожалению, быть рассказана на этих страницах.

Отведя глаза от ужасного зрелища, я увидел, что на противоположном склоне еще стояли хижины и фургоны мистера Оуэна. Я спросил Камбулу, погибли ли тоже он и его люди.

— Нет, инкоос, — поколебавшись, ответил он, — они являются детьми Георга, как и ты, и поэтому король пощадил их, хотя и собирается выслать их из страны.

Это уже были отрадные вести и я снова спросил, пощадили ли Холстеда, раз он также является англичанином.

— Нет, — сказал Камбула, — король хотел спасти его, но он убил двоих наших людей и был растерзан воинами. Когда… убийцы принимаются за свою работу, остановить их руки слишком трудно!

Снова я спросил, не могу ли я присоединиться к мистеру Оуэну и ехать вместе с ним из Зулуленда, на что Камбула ответил кратко:

— Нет, Макумазан, распоряжение короля таково, что ты должен уехать один.

Так что я отправился и никогда больше не встретил, ни мистера Оуэна, ни его людей. Я полагаю, однако, что они благополучно добрались до Дурбаман и уплыли из Африки…

Вскоре мы подошли к двум молочным деревьям, где всюду валялись различные вещи и предметы нашего седельного снаряжения, хотя, правда, все ружья исчезли… Камбула спросил, могу ли я опознать мое седло.

— Вот оно, — указал я на седло, которое я с первого взгляда узнал, — но что за польза от седла без лошади?

— Лошадь, на которой ты ехал, оставлена для тебя, Макумазан, — спокойно ответил Камбула.

Затем он приказал одному из сопровождавших нас принести седло и уздечку, а также некоторые другие предметы, из которых я тут же выбрал два шерстяных одеяла, бутыль для воды, жестянки с сахаром и кофе, маленький ящик с медикаментами и тому подобное.

Примерно в миле дальше я обнаружил одну из моих лошадей, привязанную у сторожевой хижины, и отметил, что она хорошо упитана и ухожена. С разрешения Камбулы я оседлал ее и взобрался в седло. Когда я делал это, Камбула предупредил меня, что, если я попытаюсь оторваться от эскорта, то, безусловно, буду убит, ибо, даже если мне удастся скрыться, все равно по всей стране отдан приказ покончить со мной, если я буду замечен один.

Я ответил, что я безоружен и не собираюсь делать таких попыток. Итак, мы двинулись вперед: я — на лошади, а Камбула и его солдаты пешком, вернее, рысью по бокам лошади.

Полных четыре дня мы путешествовали таким манером, насколько я мог судить, примерно милях в тридцати на восток от той дороги, по которой ехали мы с Ретифом.

Очевидно, я был объектом большого интереса для туземцев страны, через которую мы проходили, быть может, потому, что они знали о том, что я остался единственным выжившим из всех белых, которые посетили короля. Они толпами выходили из краалей и глазели на меня почти с благоговейным страхом, словно я являлся духом, а не человеком. Только ни один из них не говорил мне ни слова, видимо, это было им запрещено. И в самом деле, когда я заговаривал с кем-либо из них, они неизменно отворачивались и уходили, или даже убегали.

На четвертый день к вечеру, Камбула и его солдаты получили какие-то известия, которые, казалось, сильно их взволновали. Посланец был в состоянии истощения, с пулевым ранением левой руки, появился из буша и сказал что-то, из чего я уловил лишь два слова «большое… убийство…» Затем Камбула приложил палец к губам и отвел этого человека в сторону, так что больше я ничего не услышал. Позже я спросил Камбулу, кто пострадал от этого большого убийства, в ответ на что он посмотрел на меня с невинным видом и сказал, что не понимает, о чем я говорю.

— Что за польза лгать мне, Камбула, ведь я потом все равно узнаю все.

— Тогда, Макумазан, и жди до тех пор, пока не узнаешь, и, может быть, это порадует тебя, — ответил он и отошел в сторону, чтобы поговорить со своими людьми. Всю ночь доносился их разговор и я, лежавший без сна, окунулся в новую пучину страданий. Я был уверен, что произошло нечто ужасное. Вероятно, армия Дингаана уничтожила всех буров, и если так, о!.. Что же случилось с Мари? Мертва она, или взята в плен, как обещал Дингаан, для его гнусных целей. Может быть, пока я еду в Наталь, она уже на пути в Умгингундхлову…

Утро пришло, наконец, и в этот день мы около полудня достигли брода через реку Тугелу. Здесь Камбула попрощался со мною, сказав, что его миссия окончена… Также он поручил мне передать послание от Дингаана англичанам в Натале. Содержание его было таково: «Он, Дингаан, убил посетивших его буров, ибо они предали своего вождя и потому не заслуживали того, чтобы жить дальше. Он, Дингаан, любит сыновей Георга, которые являются людьми с верными сердцами, и поэтому им нечего его, Дингаана, бояться. Пусть англичане прибудут к нему в Большой Город, где он обсудит с ними все важные вопросы».

Я сказал Камбуле, что вручу это послание, если встречу англичан, но не могу гарантировать, что они примут приглашение. Вряд ли англичане согласятся без армии пойти в город с такой плохой репутацией… Затем, прежде чем Камбула успел обидеться на эти слова, я пожал его руку и погнал свою лошадь через Тугелу. Живым я никогда больше не встретил Камбулу, хотя после битвы на Кровавой Реке видел его мертвым.

Я быстро переехал реку и отъехал с полмили, когда убедился, что зулусы не преследуют меня. Не видя никаких следов погони, я остановился… Одинокое существо в заброшенной стране, которой я еще почти не знал… Я задавал себе вопрос, что мне следует делать и куда нужно ехать. Тогда и случилось одно из самых странных переживаний во всей моей, полной опасностей, жизни…

Когда я удрученный сидел на лошади, казалось, тоже чем-то удрученной, среди беспорядочно нагроможденных скал, которые в отдаленный период истории мира сформировали берег реки, я услышал, как чей-то явно знакомый голос проговорил:

— Баас, это вы, баас?

Я осмотрелся вокруг и не заметил никого, подумав, что это игра воображения.

— Баас, — снова сказал этот голос, — вы мертвы или живы? Потому что, если вы… мертвец, я не хочу иметь дело с привидением, пока меня не заставят…