Рокировка - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 3

После допроса Запеканкин разбавляет коньяк водкой, в смысле тем напитком, на этикетке которого написано «водка». Занюхивает это дело Жориным силикатным клеем и велит вызвать Шкрябина, обещая его мгновенно расколоть. «В шесть секунд, конкретно, в шесть секунд…» Я привожу из камеры разбойника и сажаю его перед следователем.

– Ты меня знаешь? – издалека заходит Запеканкин.

– Нет, – честно отвечает Шкрябин.

– Значит, ты меня скоро узнаешь, – заверяет независимое процессуальное лицо и с грохотом роняет это самое лицо на стол.

– Следователь хочет сказать, – подхватывает знамя Георгий, – что если ты не признаешься, он тебя арестует.

– А если признаюсь?

– Тоже арестует. Но мы будем тебя уважать.

– Я не признаюсь. Ничего не знаю, паспорт нашёл. Требую адвоката,

– Хозяин – барин.

Георгий быстро записывает показания в протокол, даёт расписаться Шкрябину и уводит его обратно в камеру. Вернувшись, будит следователя. Тот тоже расписывается в протоколе и, выпив ещё водки, уходит в астрал. Но глаз при этом не закрывает. Опыт.

Опознание Георгий проводит сам под придирчивым взглядом Запеканкина, хоть взгляд и упёрся в одну точку. Притаскивает понятых, подсадных, объясняет суть, представляет следователя. Натали, как и обещала, признает в Шкрябине кавалера, отнявшего у неё последнее, и в присутствии, понятых обзывает того козлом. Шкрябин не возражает, лишь пожимает плечами. Жора благодарит потерпевшую и отправляет её к маме.

– Простите… А это… Сто рублей.

– Вас вызовут.

В принципе, основное сделано. Осталось выписать постановление о задержании Шкрябина на трое суток и провести обыск. Для которого тоже надо постановления от Запеканкина. Конечно, можно и без оного. Внагляк выставить калитку и изъять наркоту с оружием. Но если есть возможность выставить ту же калитку по закону, за который мы глотку перегрызём, зачем же беспредельничать? Георгий лезет в «дипломат» Запеканкина за бланками постановлений. Залезть не успевает, следователь выходит из астрала.

– Ну, чего, опознавать будем? Или я поехал.

Сложно ответить на такой неожиданный вопрос. Но Георгия никто ещё не заставал врасплох.

– Так – уже! Вот протокол. Ты, брат, устал, наверно. Во, даже расписаться забыл.

Запеканкин с полминуты молча смотрит на протокол, затем берет ручку и расписывается.

– Я все помню, не надо мне тут, – привычным движением он вновь полирует печатку, – что дальше? Ещё есть свидетели?

– Ещё есть постовые из метро, но их можно и после допросить. Ты, главное, «соточку» [1] выпиши. И постановление на обыск.

– Водка осталась?

– Немного.

– Давай.

Ну он и жрать! Я б от такой дозы тихо бы скончался, не приходя в сознание. А этот ничего. Даже гайку полирует. И думаю, это не предел. Ещё столько же поместится запросто.

– Кого задерживать? – спрашивает Запеканкин, швыряя пустую бутылку в свой «дипломат».

– Ну не меня же, – улыбается Георгий, – вон, Шкрябина.

– Сам знаю, – обиженно бросает следователь и начинает заваливаться на бок.

Дьявол, лишь бы успел закорючку свою поставить… Успевает. И даже чего-то начертать в бланке. Жора поддерживает его, подставляя плечо.

– Теперь обыск. – Жора подсовывает бланк. С Запеканкиным вот-вот приключится полный астрал, и придётся ломать дверь Шкрябину без законного прикрытия.

– Адрес?

– Да, пожалуйста. – Жора кладёт перед независимым лицом протокол с данными Шкрябина. Н-да… При других обстоятельствах Георгий выставил бы лицо за порог, но сейчас вынужден стелиться, походя на услужливого официанта в валютном кабаке.

В последние секунды непотерянного сознания Запеканкин переписывает адрес, ставит автограф и выходит из игры. Ну и ладно. Дело сделано. Санкционировать постановление у прокурора вовсе не обязательно, как почему-то думают обыватели. В неотложных случаях позволительно сначала обыскать, а потом ставить в известность прокурора. А у нас сегодня, как, впрочем, и всегда, исключительно неотложный случай.

Мы переносим следователя на диван и решаем, что с ним делать. Вряд ли он сможет сегодня продолжать борьбу с преступностью, поэтому самый разумный выход – отправить его до дому, до хаты. Завтра у него снова будет тяжёлый день, голова ведь живая, ей больно. Георгий договаривается с водителем «уазика» доставить Запеканкина к месту постоянного проживания, несмотря на бурные протесты первого («У меня не такси, на бензин гони!»). Договорился, пообещав взамен старую автомагнитолу, изъятую у какого-то пацана. Следователь отбывает. Попутного ветра…

Георгий идёт к Шкрябину и объявляет, что тот задержан следователем на трое суток. С последующим арестом. Шкрябин обижается на несправедливость. «Чтоб я ещё раз чужое подобрал… Вот и помогай людям». Ну здесь уже обижайся – не обижайся, а пятилеточку в активе имеешь. А то и больше. Ведь ещё обыск впереди. Глядишь, помимо анаши, пару-тройку паспортов найдём.

Кстати, об обыске. Можно поехать прямо сейчас, но Жора позвонил в адрес и выяснил, что дома у Шкрябина никого нет. А без хозяев лучше обыск не проводить, потом обвинят черт знает в чем. Разумней всего нагрянуть ночью, человек расслаблен, плохо соображает и, главное, наверняка дома.

Самое обидное – эту идею предложил я. Жора одобрил, после чего, вдруг посмотрел на меня взглядом калеки на перекрёстке и заявил, что он сегодня ночью не может. Хотя и очень хочет. Приглашён, дескать, в ресторан. На юбилей тётушки и дядюшки. Серебряная свадьба. Или золотая.

– Ну, и какие проблемы, Жор? Отгуляешь, и на обыск!

– Да ты чего, Андрюхин?! Какой обыск после кабака? Сам посуди?

– А ты не пей!

– Тётушка не поймёт… А тем более дядюшка. Да ладно тебе! Сделай за меня, в следующий раз я отработаю.

Нормальный подход, да? Георгий будет тосты поднимать, плясы плясать, а я вместо него двери ломать и анашу искать. Славно!.. Пока я рассуждаю на эту тему, напарник суёт мне в руку постановление на обыск и скрывается из виду. «Мне ещё костюм отпаривать!..» Ну и что прикажите делать?

В ночь по отделу дежурит Укушенный, но полагаться на него нельзя, случись ночью что посерьёзней, ни на какой обыск он не поедет. А оставлять процедуру на завтра опасно, брат Шкрябина, учуяв неладное, сразу выкинет запрещённое имущество с балкона. Эх… Непременно сделаю укор своим родителям, что воспитали меня слишком хорошим. Другой бы на моем месте свернул бы из постановления журавлика и запустил в форточку… Я же машу рукой и, не дождавшись окончания рабочего дня, отправляюсь домой. Чтоб бодрым и выспавшимся вернуться обратно к станку ровно в полночь.

Возвращаюсь я чуть позже, общественный транспорт свои функции в это время суток исполняет бездарно. Укушенный дежурит в кабинете вместе с женой Лидой. Жена, как я упоминал, жутко ревнивая и на ночные дежурства Бориску одного не отпускает. Тем более что познакомились супруги как раз на дежурстве. Скучал год назад Укушенный в отделе, маялся от безделья да крысу дрессировал подвальную. Наскучавшись вдоволь, выполз на свежий воздух, заманить в отдел какую-нибудь припозднившуюся дамочку. Благо заявок не было. Проделывал он это не впервой и, как правило, удачно. На этот раз тоже повезло. Зацепил. Взял на буксир. Представился хозяином фирмы, ремонтирующей ментовку. Тогда у нас действительно шёл ремонт, но Укушенный не имел к нему никакого отношения. Но хозяин – это же звучит гордо. Не то, что какой то там оперативный уполномоченный. А дамочка возьми да окрути Бориску паутиной страсти. Самое интересное, что была она девушкой милой, доброй, скромной и благовоспитанной. Трудилась в районной библиотеке библиотекарем. В тот вечер возвращалась из Мариинки, опоздала на метро, на такси денег не хватало, пошла пешком. А тут Борька – прораб. Над головой тучка грозовая, Зевс-громовержец молнии кидает, вот-вот вода польётся с небес, ну и решила переждать это дело в отделе… Короче, через пару месяцев расписались. Но с тех пор Лидия Бориса одного на дежурства – ни ногой. Только вместе, памятуя персональный опыт. Укушенный увиливал, как мог, но какое там… Наши поначалу тихо обалдевали, но потом привыкли. Лидия наловчилась составлять протоколы, опрашивать граждан, осматривать места происшествий, и даже колоть преступников. Чем Укушенный беззастенчиво пользовался, нагло давя харю, пока жена, например, принимала заявление от потерпевшего. А однажды, когда не в меру вспыльчивый субъект принялся грязно оскорблять Бориску при исполнении обязанностей, Лидуся зарядила субъекту оплеуху, выбив ему из зацепления челюсть. Когда в больнице челюсть вернули на место, субъект накатал жалобу, что избит сотрудником милиции. И обломился. Укушенный в ответном рапорте указал, что избит гражданин не сотрудником, а случайно проходящей мимо возмущённой общественностью из районной библиотеки, никакого отношения к органам правопорядка не имеющей.