Войку, сын Тудора - Коган Анатолий Шнеерович. Страница 46

— Ты — рыцарь? — спросила она, с подозрением взглянув на Чербула.

— Нет, — отвечал тот.

— А видел, наверно, рыцарей?

— У меня есть среди них боевые товарищи, — ответил Войку. — Старшие товарищи, — поправился он.

— Не люблю рыцарей, — сурово заявила княжна. — Они — лицемеры. И разбойники, и убийцы, как их собратья, которые разорили двести лет назад Константинополь.

— Те воины только звали себя таким именем, — пожал плечами Войку, вспомнив Жеймиса, Бучацкого, Фанци. — Настоящие рыцари — благородные храбрецы. Да и дядя твоей милости, княжна, базилей Александр, в бою был истинным рыцарем, — сказал он неожиданно для самого себя.

— Он мне не дядя, — отвечала Роксана. — Убив базилея Исаака, он стал для всей нашей семьи ненавистным чужаком.

— Люди говорили мне не раз, каким справедливым и добрым государем был покойный князь Исаак, — заметил Войку. — Все любили его в вашей земле. Но он хотел покориться султану, впустить турок в столицу своих предков. Разве это не измена?

— Дядя Исаак хотел мира, — отвечала Роксана уже без прежней уверенности.

— Желание мира любой ценой редко спасает города, особенно от осман, — возразил сотник. — Базилей Александр знает их лучше чем его несчастливый брат; он встречался с ними в бою.

— Верю, — крикнула Роксана. — Ведь ты, я знаю, сражался в том же бою. Сколько же ты, наверное, убил людей!

— Только одного, — закусил губу Войку. — В битве, твоя милость, не убивают, — пояснил он, увидев в ее глазах удивление, — в битве рубятся. Не достанешь в сече врага саблей — попадешь сам на его клинок. Вот если ты мог оставить противника в живых, да не оставил, — тогда ты, считай, убил. В бою такого не случается, только в поединке, — глухо добавил он, помолчав.

— Значит, в тот раз ты бился в поединке и одолел? — спросила Роксана.

— Дозволь, твоя милость, о том не вспоминать. — В глазах Чербула мелькнула застарелая боль.

Роксана поднялась.

— Не говори мне «твоя милость», Войко, — улыбнулась она, — зови Роксаной, как бабушка Евлалия, как все. А теперь мне пора. Завтра я снова буду в том месте, где ты меня встретил. И, если ты свободен от службы…

— Свободен, — торопливо ответил Войку.

Они прошли уже немало по темному коридору, когда рядом, с пугающей неожиданностью, опять послышалось лязганье ржавых оков.

— Сана, Сана! — прокаркала святая Евлалия из мрачной ниши в стене, — допляшешься ты с этим молодцом, догуляешься! — Но, странное дело, злобы в этом скрипящем карканье уже не слышалось.

В круглом зале, в котором они в тот день уже побывали, княжна остановилась. Столб света, падая сверху, вновь одел сиянием ее черные кудри и тонкий стан, превратив на мгновение в серебряную статую.

— Тебе сюда, — Роксана показала на одну из галерей. — А теперь закрой глаза!

Войку повиновался. Когда юноша поднял опущенные веки, он был один.

После этой неожиданной встречи княжна не стала, однако, спешить домой. Свернув в известный только ей открытый грот, откуда были видны далекие вершины Тавра, [11] княжна присела на камень и задумалась.

Роксана давно слышала рассказы бывалых путешественников о Земле Молдавской, куда в свое время была выдана замуж тетка Мария, где служил в войске и сражался дядя Александр. Глядящим на нее с Великого острова Молдова казалась страной великанов, непобедимых в боях, и уж истинно сказочным богатырем представлялся властитель воевода Штефан. Все виделось там приезжим из Крыма непривычным и огромным: дремучие леса, вековые деревья на них, полноводные реки. Победа над страшными турками вознесла еще выше славу той земли в Мангупе. О ее храбрых сынах феодориты неустанно говорили почти пять месяцев, прошедших после сражения.

Чербула княжна не могла забыть с того мгновения, когда он, словно посланный богом, явился, чтобы защитить ее от надругательства. Служанки княжны, догадываясь о том, по собственному почину постарались разузнать все, что можно было, о красивом и статном молодом сотнике и не замедлили поведать обо всем госпоже. Вести оказались необыкновенными: рассказывали, что молдавский витязь — сын прославленного воина, что он сам, в земле своей и соседних пределах, снискал великую славу, ибо один, движимый доблестью, отвлек на себя чуть ли не половину громадного вражеского войска и одолел всех своих противников, обеспечив христианам победу. Этот воин, конечно, не был великаном, и прибывшие с ним молдаване тоже оказались обыкновенными людьми, такими же, как и феодориты. Но бился он поистине с беспримерным искусством и храбростью, победив двух бывалых наемников на глазах у Роксаны. В этом сотнике была видна сила духа, твердость воли, какую нельзя было заметить у его мангупских сверстников. Или то — от великого сражения, в котором он дрался и добывал своему государю победу?

Падала ночь. Роксана в раздумье добралась до своей светелки в базилеевом дворце. Но долго еще после этого не могла уснуть. Непривычные и тревожные мысли теснились в голове мангупской базилиссы. Этот юноша был хорош собой, учтив, разговаривать с ним было приятно и легко. Но не только добрая слава шла о людях, населявших его родную землю; говорили еще, что они необузданы и дики, жестоки в битвах и буйны во хмелю. Этот юноша спас ее от участи, которая горше смерти; но он же пришел в ее город, чтобы помочь базилею Александру убить доброго дядю Исаака; его же товарищи, ворвавшись во дворец, разгромили его и совершили насилие над многими женщинами. Своим подвигом в битве с неверными этот молдавский сотник встал в один ряд с самыми отважными защитниками истинной христовой, православной веры; но в церкви его встречали редко, да и без того было видно: благочестием он не отмечен.

Может быть, размышляла княжна, она вела себя с этим Войко недостойно девичьей скромности, а теперь грешит перед богородицей, неотступно думая о нем? Может быть, напрасно назначила ему новую встречу, и идти на нее будет еще большим грехом? Нет, она все-таки пойдет: ей непременно нужно о многом еще расспросить этого юношу, несмотря на молодость, столько повидавшего и испытавшего. А потом она никогда более не будет видеться с этим сотником, как и подобает девице ее сана.

10

Назавтра Чербул не попал на свидание, которое и пугало, и манило его. В полдень сотника вызвали во дворец, велели приготовиться в дорогу. Накинув походный плащ и надев новый шлем, Чербул поспешил на зов.

Войку быстрым шагом прошел по двору, вдоль дворцовой стены, украшенной каменными гербами, взбежал по широкой парадной лестнице. Он был уже почти наверху, когда его внимание привлек странный шум, доносившийся со двора.

Внизу, перед черной дырой наподобие большого кошачьего лаза, проделанной под основанием дворцовой башни, большими шагами расхаживал князь Александр Палеолог. А из подполья доносились резкие вопли и звон железа: домовая святая мангупских базилеев, потрясая цепями, проклинала своего властелина. Немногие свидетели этой сцены испуганно жались по углам двора.

— Каин! — кричала блаженная. — Нашлет святой Федор за грех твой немыслимую кару! Прожарят в преисподней диаволы каждую твою жилочку, истолкут каждую твою косточку!

С губ побелевшего от гнева князя срывался яростный шепот: «Удавлю проклятую! Утоплю!»

— Не удавишь, Сатанаил! — с издевкой отвечала святая. — Не убьешь меня, Ирод! Кротчайшего брата, равноапостольного мученика базилея Исаака убил, а меня не посмеешь! Поразит тебя за меня пламенем молний святой Илия! Ступай, Каин, ступай! Не будет у господа Иисуса, простившего татей, милосердия для тебя, убийца!

Князь Александр овладел собой; гордо выпрямившись, он отошел от башни; теперь на лице его блуждала чуть смущенная улыбка.

— Коней! — приказал он. И вскочил в седло подведенного ему вороного.

Вскоре Александр во главе сотни всадников скакал по дороге, протянувшейся к синевшему вдали морскому заливу. Войку, по молчаливому знаку базилея, занял место по его правую руку. Иосиф с небольшим дозором ехал впереди, зорко осматривая окрестности.