Мартин Пас - Верн Жюль Габриэль. Страница 2

— Клянусь Богом, мы пропали! — вскрикнула дуэнья и потащила девушку дальше.

Погонщик поднялся и, не решаясь связываться с индейцем, поспешил к своим мулам, бормоча себе под нос какие-то угрозы.

II

Лима раскинулась по долине реки Римак, в десяти лье от ее устья. С севера и востока от города возвышаются холмы, примыкающие к цепи Анд. Долина Луриганчо, зажатая между горами Кристобаль и Аманкес, подступает к самым окраинам города. Собственно столица расположена на одном берегу реки, а на другом раскинулось предместье Сан-Ласаро, которое связывает с городом пятиарочный мост. Быки этого моста надежно противостоят течению, а парапет служит скамьями для местных щеголей, которые приходят сюда полюбоваться роскошным каскадом.

Город растянулся на четыре мили с востока на запад, а от моста до городской стены — ровно миля с четвертью. Эта стена, высотой в двенадцать футов и шириной у основания в десять, сложена из особого кирпича (глина, смешанная с рубленой соломой и высушенная на солнце), очень устойчива во время землетрясений. В стене прорезаны семь ворот и три потайных хода, на юго-востоке к ней примыкает маленькая крепость Санта-Катерина.

Таков древний Город королей, основанный в 1534 году Писарро — как раз в День богоявления. Он всегда был и поныне остается ареной революции. Лима издавна считалась основным американским складом на Тихом океане благодаря порту Кальяо, построенному в 1779 году весьма оригинальным способом: на берег опрокинули старый океанский корабль, наполненный камнем, песком и всяческим мусором, затем вокруг этого каркаса забили сваи из водостойкой древесины, доставленной из Гуаякиля, — сия конструкция и стала основанием для сооружения мола Кальяо.

Умеренный климат, значительно более мягкий, чем климат Картахены и Баии, [3] расположенных на другом берегу Американского континента, сделали Лиму одним из самых привлекательных городов Нового Света. Ветер здесь дует либо с юго-запада, неся с собой тихоокеанскую свежесть, либо с юго-востока, и тогда веет прохладой с заснеженных вершин Кордильер.

Хороши и прозрачны ночи в тропических широтах: они дарят иссохшей за день земле благодатную росу. Обитатели Лимы долго не ложатся спать, наслаждаясь в своих домах ночной прохладой. К ночи все улицы пустеют, и редко в каком заведении еще можно встретить любителя выпивки.

Молодая девушка, которую сопровождала дуэнья, беспрепятственно добралась до моста через Римак. Она шла, беспокойно прислушиваясь к каждому шороху, в ушах ее еще звучали колокольчики мулов и свист индейца.

Сарра спешила вернуться в дом своего отца Самуэля. Темная юбка с мягкими складками была настолько сужена книзу, что девушке приходилось идти мелкими шажками, что делало ее походку необычайно грациозной — отличительная особенность жительниц Лимы. Юбка была отделана кружевами и цветами, шелковая мантилья с капюшоном ниспадала на нее. На ногах у девушки были атласные башмачки и тонкие шелковые чулки, руки ее украшали дорогие браслеты. Вся она была подлинным воплощением того очарования, которое так хорошо выражает испанское слово «донайре». [4]

Мильяфлорес был прав. В невесте Андреса Серты еврейским было только имя, это была типичная перуанка, прекрасная и очаровательная.

Старая дуэнья, на лице которой лежала печать скупости и корыстолюбия, верно служила Самуэлю, который щедро платил ей за преданность.

Когда обе женщины приблизились к предместью Сан-Ласаро, им повстречался какой-то человек в монашеской одежде. Проходя мимо, он внимательно посмотрел на них из-под своего капюшона. Высокий человек со спокойным добрым лицом по имени отец Хоакин де Камаронес заговорщически улыбнулся Сарре, и девушка, быстро оглянувшись на следующую за ней по пятам дуэнью, ответила ему грациозным жестом.

— Итак, сеньорита, — ворчливо сказала старуха, — мало того, что вас оскорбляют христиане, вы еще и сами приветствуете католического священника. Не хватало только увидеть вас с четками в руках во время обедни.

Жительницы Лимы придают особое значение посещению церкви.

— Странно слышать ваши слова! — вспыхнула девушка.

— Они не более странны, чем ваше поведение! Интересно, что скажет сеньор Самуэль, когда узнает, что случилось сегодня вечером!

— Я что же, виновата в том, что меня задел этот погонщик мулов?

— Вы же прекрасно понимаете, сеньорита, — сказала старуха, покачав головой, — что я вовсе не о нем говорю.

— Выходит, что юноша, который защитил меня, поступил плохо?

— Сдается, этот индеец не впервые встречается на нашем пути!..

К счастью, лицо молодой девушки было закрыто капюшоном, иначе никакая тьма не смогла бы скрыть от глаз старухи смятения подопечной.

— Впрочем, индеец — это моя забота, оставим его в покое. По-настоящему тревожно то, что, боясь помешать этим христианам, вы чуть было не остались в церкви во время службы! Уж не затем ли, чтобы преклонить колена?! Ах, сеньорита, если произойдет такое, ваш отец тотчас же выгонит меня вон!

Но девушка уже не слушала старушечьих упреков и причитаний. Упоминание о молодом индейце наполнило ее сердце нежностью.

Вообразив, что все происшедшее свершилось по воле Провидения, она то и дело оглядывалась, словно предчувствуя — ее защитник где-то рядом. И Сарра не ошибалась. Мартин Пас решил убедиться, что прекрасной девушке больше ничто не угрожает, и незаметно следовал за ней.

Он был очень хорош собой, этот юноша с мягким блеском выразительных глаз, прямым носом и очень красивым ртом. Его смуглое лицо обрамляли черные кудри, выбившиеся из-под широкополой соломенной шляпы. Стройность фигуры подчеркивало яркое пончо. Пас принадлежал к потомкам Манко-Капака [5] и слыл отчаянным смельчаком.

Малайский кинжал — страшное оружие в умелых руках — висел у Мартина на поясе. В Северной Америке, на берегах Онтарио, этот индеец, несомненно, стал бы вождем одного из кочующих племен, которые не раз вступали в схватки с англичанами.

Мартин Пас знал, что Сарра — дочь богатого купца Самуэля и невеста заносчивого метиса Андреса Серты, сознавал он и то, что эта девушка ему не пара — ни по происхождению, ни по положению, ни по богатству, но нынче он словно забыл обо всем.

Погруженный в свои мысли, молодой человек шел очень быстро. И вдруг путь ему преградили двое индейцев.

— Сегодня вечером ты должен встретиться в горах с нашими братьями! — сказал один из них.

— Я встречусь с ними, — холодно согласился юноша.

— Шхуна «Анунсиасьон» [6] подошла к Кальяо, покрутилась там и скрылась за косой — наверняка решила подплыть поближе к устью Римака. Хорошо бы нашим долбленкам разгрузить ее. Надо и тебе быть там!

— Мартин Пас сам знает, что ему делать, — последовал гордый ответ.

— Мы говорим с тобой от имени Самбо!

— А я с вами — от своего собственного имени!

— Ты не боишься, что ему покажется странным твое присутствие в этот час в предместье Сан-Ласаро?

— Я хожу там, где мне нравится.

— Возле дома еврея?

— Те, кто находит это недостойным, пусть встретится сегодня со мной в горах!

У всех троих глаза сверкали гневом. Двое индейцев, не-произнеся больше ни слова, отправились к берегу реки, и скоро шаги их затихли в темноте.

Мартин Пас подошел к дому Самуэля. Как все жилые постройки в Лиме, эта была двухэтажной: нижний этаж — из кирпича, а верхний — из оштукатуренного тростника. Причем верхний этаж, устойчивый к землетрясениям, тоже был покрашен под кирпич. Плоская крыша, засаженная цветами, превратилась в великолепную террасу. Согласно местному обычаю, в этой части дома ни одно окно не выходило на улицу.

В церкви пробило одиннадцать, кругом было тихо. Отчего же индеец, подойдя к дому Сарры, неподвижно застыл у его стен?