Кругосветное плаванье «Джипси Мот» - Чичестер Фрэнсис. Страница 40

Просушил рундук возле койки.

Привязал шкертом рукоятку трюмной помпы.

Смазал шпиль.

Проверил сигнальный горн.

Прихватил тросом пятку спинакер-гика.

Привязал шкерты к рифовальным рукояткам.

Обновил заплаты на бизань-стакселе.

В штиль покрасил палубу над форпиком в местах, где течет.

Удлинил шкентель кливер-фала.

Оплел ванты, чтобы не перетирало снасти.

Отремонтировал нижнюю шкаторину бизани.

Добавил крючков для вешания чашек.

Передвинул кнехты для крепления шкотов триселя.

Устранял течь в ногах койки.

Переоснастил шкоты штормового кливера.

Заменю болты и шплинты на ветровом крыле, как только позволит погода.

Возился с запутавшимся такелажем стакселя.

Отремонтировал водонепроницаемый электрический фонарик.

Выбирал на баке новое место для лампы.

Проверял свинцовую электропроводку к салингу.

Возился со стаксель-фалом, который захлестнуло за штаги.

Проверял сигнальное реле курсоотметчика.

Установил осветительную лампу.

Оплел просмоленным шпагатом задние оттяжки”.

Испытал под водой прибор Харриэра.

Смазал маслом тросы.

Заново переставил третий ползун бизани.

Проверял каютный компас.

Подтянул болты у пяти стоек поручней (палубный болт на корме, кажется, ослаб).

Обрезал обившиеся концы у всех сигнальных фалов”.

Этот перечень отнюдь не исчерпывает всех работ, выподнявшихся на “Джипси мот”. Наоборот, в него вошли только дополнительные, необычные дела. Так, в нем опущены, например, все работы по перестановке парусов, радиосвязи, регулировке автопилота, постоянная возня в камбузе и каторжный труд по наведению порядка после аварии. Некоторые из перечисленных в “меморандуме” работ, в частности ремонт кокпита, тянулись по нескольку дней. Но, несмотря на неполноту приведенного списка, он дает известное представление о тех нагрузках, которые приходится нести в одиночном океанском плавании. Сверх всего, в течение двух-трех недель, после того как яхта миновала остров Норфолк, я стал усиленно готовиться к новой аварии: наладил запоры ко всем крышкам рундуков в каюте, чтобы из них не вывалились сотни консервных банок и бутылок, а также инструменты. Пришлось подумать над тем, как закрепить крышки, чтобы их можно было легко открыть. Поразмыслив, решил просверлить дыры в рундуках и крышках и пропустил в них отрезки 0,75-дюймового линя. Концы его выходили в два отверстия, просверленные по краям крышек. Таким образом, связав концы линя, я тем самым надежно закрепил крышки. Привязал шкерты к рукояткам лебедок и рукояткам для взятия рифов, чтобы они не упали за борт. Короче, прошел по всему судну, закрепляя все так, чтобы обеспечить, где это можно, наименьшие повреждения при опрокидывании.

В наиболее уязвимом рундуке лежали самые тяжелые инструменты: тиски, гаечные ключи и прочее, включая 20-фунтовый свинцовый груз. Из другого рундука пришлось выгрузить 130 консервных банок, чтобы как следует уложить и закрепить инструментарий, В вахтенном журнале записал: “При одной мысли, что содержимое рундуков может с грохотом посыпаться на подволоку, бросает в нервную дрожь”.

Глава двенадцатая. ДВА ЧЕТВЕРГА

Передо мной расстилался бескрайний простор Тихого океана, 5000 миль пути по безлюдным водам. Человечество осознало, как огромен Тихий океан, только за последние века своей истории. Почти до конца XVIII в. географы просто не могли себе представить такого чудовищного скопления воды и старались “уравновесить” земной шар Великим Южным континентом. Англичанину Джеймсу Куку выпала честь опровергнуть существование этого вымышленного материка. Но даже когда Кук проплыл там, где полагалось быть суше, многие ему не поверили. [8] Кто же, пересекая эти воды, не вспомнит о великих мореходах XVI, XVII и XVIII вв., пускавшихся в неизвестность на своих валких судах, о тех смельчаках, которые развеяли легенды, заменив их географическими фактами, и безмерно обогатили сокровищницу человеческих знаний о Земле. Этот подвиг совершили Магеллан, Дрейк, Ансон, Эрнандо Кирос, Дампир, Бугенвиль и прежде всего Кук.

Я испытал на себе ярость того же океана и тех же штормов, что и они, но их подстерегала еще одна страшная опасность, которая мне не грозила, — цинга.

Я прочел немало отчетов о плаваниях, собирая материал для своей книги “На пути клиперов”, и все сообщения об этой болезни наводили на меня ужас. Самые страшные подробности приведены в описании кругосветного плавания Ансоном. О них не лишним будет напомнить и здесь, хотя бы для того, чтобы показать, что человечеству все же удалось добиться определенных успехов в некоторых областях.

“Вскоре после того, как мы миновали пролив Ле-Мер, среди нас начала свирепствовать цинга. Долгое пребывание в море, усталость и разные неприятности вызвали такое распространение болезни, что к концу апреля [9] лишь немногие на борту не страдали от нее в той или иной степени. В течение месяца на “Центурионе” цингой было унесено не менее 43 человек. Но хотя мы и считали тогда, что недуг достиг исключительной силы, и надеялись, что с продвижением на север его ярость утихнет, случилось иное, и в мае число жертв почти удвоилось. Так как мы не высаживались на сушу вплоть до середины июня, смертность продолжала возрастать, и болезнь приняла такой чудовищный размах, что, потеряв примерно 200 человек умершими, мы уже не могли выставить на вахту более шести работоспособных баковых матросов.

Эта болезнь, столь обычная в дальних плаваниях, но особенно опустошительная в нашем случае, — самый необычный и необъяснимый из всех человеческих недугов. Симптомы цинги непостоянны и бесчисленны, а течение и исход болезни весьма различны. Едва ли встретишь двух человек с совершенно одинаковыми жалобами, а если и замечается известное сходство симптомов, то последовательность их появления различна. Хотя цинга часто проявляется в формах, обычных для других болезней, и поэтому ее нельзя определить и описать на основании безошибочных, единственно ей присущих признаков, все же наблюдаются некие общие и часто повторяющиеся симптомы, которые заслуживают подробного перечисления. К обычным проявлениям цинги относятся большие бесцветные пятна, выступающие по всему телу, распухшие ноги, гниющие десны и прежде всего необычайная утомляемость даже при самых незначительных усилиях. Общее изнурение со временем приводит к полной неподвижности; малейшее напряжение или движение вызывает обморок либо даже смерть.

Эта болезнь часто сопровождается также странной подавленностью духа. Больного мучают озноб и судороги. Он впадает в панику из-за всяких пустяков. В самом деле, как показали наши повторные наблюдения за ходом этой болезни, самым примечательным в ней было то, что всякое расстройство и любая неоправдавшаяся надежда непременно вызывали новую вспышку недуга. Обычно в таких случаях тяжело больные погибали, а те из команды, кто еще мог кое-что делать, оказывались прикованными к койкам. Итак, живость ума и бодрость духа представляются нам не последним средством от этой роковой болезни”.

Вегетарианская диета, кресс-салат и лимонный сок, наконец, знания, доставшиеся человечеству такой дорогой ценой, сполна оплаченной муками старых моряков, защитили меня от этого ужасного бедствия, за что я безгранично благодарен судьбе.

Выйдя из Тасманова моря севернее Новой Зеландии, яхта должна была спуститься к югу до сороковых широт.

Если я даже допустил ошибку, обойдя Новую Зеландию с севера, зато много выиграл от отличной погоды. Она укрепила мои силы, подготовив к суровым условиям, с которыми, как я знал, мне в скором времени предстояло встретиться.

Примерно через час после полуночи 13 февраля мне привиделась в воде большая рыба, которая при свете мощного электрического фонарика превратилась в омерзительную медузу, напоминавшую полупрозрачного угря. В длину она достигала около ярда. Вдоль спины чудовища тянулся ряд коричневых пятен, расположенных через равные промежутки, как пуговицы. Чтобы продвигаться, медуза медленно извивалась из стороны в сторону или опускалась в воду и вновь поднималась на поверхность. В глубине, просвечиваясь сквозь толщу воды, сверкали мириады каких-то существ. Эти светящиеся искры гасли, как только я наводил на них фонарик.