Шансон для братвы - Черкасов Дмитрий. Страница 27

Подъехав на место, Денис с Левой стали выволакивать «ценность» из машины.

Абрамович суетился вокруг, мешая всем и причитая о разрывающей сердце тоске по виденному в последний раз предмету его многолетней заботы. Денис тихо матерился. Происходящее напоминало еврейский анекдот в плохом исполнении.

Наконец часы занесли в зал. Григорий с Левой стали обозревать стенды, вышедший директор отвел Дениса в сторону.

— Сколько они хотят? — тихо спросил он.

— Двадцать пять, — так же тихо ответил Денис, — а почему шепотом?

— На футболе вчера был, горло болит...

— А-а, — Денис улыбнулся. Юлий Николаевич был страстным болельщиком. — Ну как?

— Два — ноль. Опять проиграли... Двадцать пять — нереально. На руки — штук пятнадцать, я их за тридцатник могу выставить, да и то сомневаюсь...

— Слушай, Юлик, выстави, как он просит, а продадутся или нет — его проблемы. Мне в этом интереса нет...

— Ладно, сейчас оценщик выйдет, оформит, — пожал плечами директор. Денис оглянулся, но Абрамовича с племянником не увидел.

«Курят на улице», — подумал он.

Вышел оценщик, долго вздыхал, осматривая часы.

— Молодой человек, видите, часть бронзы утрачена...

— Вижу.

— И трещина на постаменте, чтобы потом претензий не было.

— Не будет, — пообещал Денис.

— Сколько Юлий Николаевич ставить сказал?

— Двадцать пять тысяч зеленых на руки.

— Пятьдесят в продаже? Тяжело будет, если только на дурака...

— Пусть будет на дурака, — согласился Денис.

— Давайте паспорт и пойдемте в кабинет...

— Сейчас, минуточку, принесу документ, — Денис направился к выходу.

Но на улице не было ни «Москвича», ни Абрамовича. Денис прошел метров сто туда и обратно от входа — владелец часов будто испарился.

«Что за черт», — подумал Рыбаков и снял трубку телефона-автомата.

— Агата Соломоновна? Денис Рыбаков на проводе, — обычно вежливо представился он, — я в магазине, а Григорий Мульевич делся куда-то, вещь выставлять надо...

— Ой, а он тебя не предупредил?

— Нет.

— Ну что же он! — затараторила мадам Абрамович. — У Гриши паспорт в ОВИРе, мы с папой твоим договорились, что ты или он на свой паспорт пока поставите, потом переоформим...

— Можно было на племянника...

— Да у него тоже в милиции. Вкладыш российского гражданина надо вклеить, вот он и сдал.

— А, ну понятно. Хорошо.

— А с Сашенькой мы все обсудили до его отъезда, — Рыбаков-старший кайфовал на даче, — все нормально, не волнуйся...

— Да я не волнуюсь. Договорились так договорились. Я квитанцию тогда папе отдам, когда вернется...

— Конечно, конечно...

— Хорошо, до свидания, — Денис повесил трубку, нащупал в кармане свой паспорт и вернулся в магазин.

Глава 8

А кто не вьет? Нет, ты скажи!

Тулип важно восседал в новеньком черном «шевроле-субурбане».

— А куда тебе, Сережа, такой танк? — Денис похлопал ладонью по полутораметровому капоту.

— Нормально, классная тачка. На дороге — улет...

— Ты бы наклейку сзади сделал «Мы ни перед кем не тормозим» и звезды на капоте, как у истребителя по числу побед. Или лучше «Хаммера» возьми...

— Не, я катался на «Хаммере», не то. Прием слабый, скорость... комфорт не очень... багажника нет.

Сергей Александров был товарищем домовитым и рассудительным. Кличку Тулип он получил за эпохальную бойню со всем составом участковых инспекторов своего участка.

Возвращался он как-то домой на свою Малую Ладожскую улицу, проходил по двору мимо мусорных баков, и тут вдруг два каких-то придурка — прыг да хвать за рукава! Сережа воспринял это как наглый гоп-стоп и меланхолично забросил тела за бачки. Оттуда внезапно вывалились еще человек десять и стали кидаться на мирного жителя. Александров разозлился и начал громить силы противника. Волны нападавших то накатывали, то откатывали, унося раненых. На гоп-стоп по массовости исполнения это явно не походило, что и неудивительно — двенадцать участковых в штатском, собравшихся в одном месте, думали, что проводят задержание матерого уголовника.

К счастью, пистолеты были сданы на какую-то очередную проверку состояния оружия и биться приходилось вручную. Не привыкшие к таким «махаловкам» участковые чувствовали себя неуютно. К приезду патруля на ногах оставалось трое, включая Александрова. На него наставили автоматы и приказали сдаться.

— Ни за что! — закричал гордый Тулип.

— Матвеев! — предупредил старший наряда. — Мы будем стрелять!

— Я не Матвеев, — ответствовал Сергей и добавил: — А вы — не стрелки!

— Точно, это Сережа Александров из пятой квартиры, — радостно сообщила бабулька со второго этажа, с удовольствием наблюдавшая за ходом сражения.

— Сереженька, что они хотят? — спросила другая старушка. — Может, на телевидение позвонить? Чай, не тридцать седьмой год на дворе!

Тулипа любили за то, что он за два дня вывел в округе всех хулиганов и постоянно помогал многочисленным пожилым обитательницам дома — то продукты поднесет, то денежек подбросит, гвоздь где забить — Сережа никогда не отказывал. Где живешь, надо со всеми дружить.

Автоматы опустились. Ситуация была идиотская. Если приедут телевизионщики, то сегодня же вечером будет объявлено, что дюжина тупорылых ментов и два экипажа ППС нападают на граждан на улицах, естественно, по пьяни и, естественно, по скудоумию. Старший наряда стиснул зубы.

Скудоумие действительно присутствовало — ведущий «диверсионной группы» участковых перепутал Малую Ладожскую с Большой и вывел «ударное подразделение» в чужой двор. Хотя все были трезвые. Старший патруля прислонился к машине.

— Вызывай скорую, кретин. Коммандос хреновы! Как объяснять будем?

Тулип величественно удалился в свой подъезд.

— Группа хулиганов успела скрыться, — вздохнул околоточный Сусанин.

Ортопед с Пыхом увязались за Денисом на ревизию заводика Циолковского. Они были свободны — только поздно вечером надо было заехать «обкашлять» одну проблему с сибиряками. Ортопед накануне разжился очередной патриотической книжкой, и ему не терпелось блеснуть эрудицией. Тулип бросал «Субурбан» из ряда в ряд, сверхмощная машина со свистом рассекала теплый осенний воздух, окружающие автомобили разлетались, как вальдшнепы из кустов после выстрела.

Тулип довольно скалился.

— В России всегда было сильно развито национальное самосознание, — многозначительно начал Ортопед, — идеи соборности превалируют над индивидуализмом, насаждаемым Западом...

От обилия умных слов сидящему рядом с Ортопедом Пыху стало плохо.

— Мишель, ты язык не сломаешь? — протянул Денис. — Ты еще скажи «споспешествование»...

Ортопед сбился с мысли.

— Какая соборность? Кончилась она, Мишель, с приходом Петра, и все...

— Как это кончилась?

— А так, совсем. Сначала истории с Лжедмитриями, потом Петр и — капец соборности.

— А русское сознание?

— Какое? — Денис был несколько зол, но не на братков, а на дурацкую историю с часами Абрамовича.

— Русское, ну, российское...

— Миша, да нет никаких русских. Мы даже название своей страны правильно произнести не можем — все базарим: Россия, Россия, а надо — Русия, с ударением на первый слог. Опять в луже — польские бояре на свой манер слово переделали при Иване Грозном и нам подсунули.

— А народа русского тоже нет? — Ортопед навис сзади.

— Нет, конечно. Их и было-то на реке Рось не так много. Ну, тысяч восемь. Новгородцы их в двенадцатом веке выгнали, больно гадостный народец попался, потом они в районе нынешнего Гамбурга обосновались, но их тоже скоро попросили оттуда за сволочной характер. А последних росичей в устье Гвадалквивира вырезали, в начале четырнадцатого века.

— А мы кто?

— А черт нас знает. Метисы какие-то. Намешали племен, кочевников всяких, вот мы и получились. Со своей дурной наследственностью и физической выносливостью — Тупиковая ветка, типа кроманьонцев. Лет через пятьсот генофонд стабилизируется, там и посмотрим.