Десятый круг ада - Виноградов Юрий Александрович. Страница 69

Профессор понимал, что если его уже и без того затянувшиеся эксперименты окажутся безрезультатными, то может начаться расследование деятельности химической лаборатории, и тогда станет ясен конкретный виновник. Поэтому он вынужден был передать сверхмощное газовое отравляющее вещество доктору Штайницу. Штайниц радовался как ребенок. Именно такого ОВ и не хватало ему для создания уникальнейшего бактериологического оружия ближнего боя. Выработанный профессором газ в комбинации с заразными бактериями обессмертит имя его создателя.

Расторопный Ладушкин уже нашел пути к бактериологической лаборатории — через виварий. А вот Лебволь до сих пор еще не мог проникнуть туда. С доктором Штайницем он встречался довольно часто. После прогулки на лошадях с Эрной Штайницы приглашали его к семейному столу. Разговор обычно шел о будущей жизни молодых, и больше всех болтала счастливая Эрна. Лебволь пытался заговорить о важной для Германии работе, которую проводят в бактериологическом центре, но Штайниц всякий раз умело уходил от этой темы. Он не приглашал будущего зятя в свою лабораторию, хотя бы посмотреть на уникальное оборудование, и это озадачивало Лебволя. Возможно, будущий тесть не доверяет ему? Или считает недостаточно подготовленным специалистом? А может быть, существуют и другие причины?!

Женитьба на дочке главного бактериолога рейха никак не входила в планы Лебволя. Если же отказаться, то, значит, навсегда закрыть себе доступ в бактериологическую лабораторию. Через Ладушкина он запросил подполковника Григорьева, как ему поступать в создавшемся положении. Поскольку прямой радиосвязи с Центром нет, ответ придет не скоро. А пока Лебволь решил поговорить обо всем с дядей. Необходимо, чтобы профессор был в курсе опытов, происходящих в бактериологической лаборатории. Штайниц довольно часто приглашал его к себе для консультаций. Вот и сегодня он два часа находился у него, правда, вернулся совсем расстроенным.

Вечером Лебволь позвонил Эрне и, сославшись на головную боль, отказался от прогулки. Он пошел в кабинет профессора с твердым намерением выяснить его истинное отношение к происходящему в бактериологическом центре и по возможности склонить на свою сторону, заставить активно включиться в борьбу за срыв нацистских планов варварского уничтожения людей.

Шмидт, как обычно, полулежал в своем кресле-качалке. Усталый вид старика невольно вызывал сострадание и жалость. В такие преклонные годы нелегко работать с огромным напряжением.

— Что с вами? — участливо спросил Лебволь.

Профессор тяжко вздохнул, болезненно поморщился.

— Был сегодня у него, — он кивнул в сторону окна, за которым вдалеке едва проглядывался бактериологический центр. — Видел там то, чего, по совести говоря, боялся все время. Боялся с того самого момента, когда согласился на это гнусное дело…

Лебволь тронул Шмидта за плечо и прижал палец к губам, давая понять, что их могут услышать. В последнее время, боясь подслушивания, они беседовали, гуляя в саду. Профессор понял племянника и, с трудом поднявшись с кресла, медленно пошел к двери. Лебволь заботливо накинул ему на плечи плед, и они вышли в сад.

— Ты, как я вижу, не только предупредителен, но еще и осторожен, — проговорил профессор, шагая по прямой как стрела аллейке.

— Этому меня научила жизнь, — ответил Лебволь. — Я не хочу, чтобы мы оказались в глупом положении. Время для нас с вами наступает сложное. Едва ли нацисты станут церемониться на завершающем этапе создания этого мерзкого оружия.

— Это ужасно, ужасно, — почти простонал Шмидт, — У меня перед глазами до сих пор тот мужчина, что лежал под стеклом у доктора Штайница. А он, мой бывший ученик, он был доволен…

Лебволь взял старика под руку.

— Вам действительно трудно сейчас, отец, — сказал он. — Ведь если даже мы с вами и сможем что-либо сделать у себя, то не в силах повлиять на ход исследований у моего будущего тестя! А ответ перед людьми, перед народами мира за его варварские действия придется держать и вам…

Профессор схватился за голову.

— Что делать, что делать? — повторял он, убавив и без того короткий шаг. Повернув лицо к Лебволю, с надеждой спросил: — Что же мне делать? Как ты думаешь, сынок?!

«Взрывать все к чертовой матери!» — впервые за все время «превращения» в немца по-русски подумал Лебволь.

— Мне кажется… — он оглянулся, до боли в глазах всматриваясь в густые кусты, тянувшиеся вдоль аллеи, и, убедившись, что никого, кроме них, нет, тихо продолжал: — Надо иметь своего человека в лаборатории доктора Штайница. У вас там никого нет из таких людей?

— Нет, — как-то по-детски откровенно признался Шмидт и для убедительности добавил: — Нет, нет, сынок…

— Тогда надо постараться послать к Штайницу своего человека!

Профессор задумался над словами племянника. Они уже дошли до конца аллейки и повернули назад. Становилось сыро и прохладно, Лебволь поправил съехавший с плеч старика плед.

— Я глубоко заблуждался, отец, когда выступал за новое оружие великой Германии, — признался он. — Но я, клянусь, не знал, что? за оружие готовит доктор Штайниц. Теперь я вижу: его создатель — опасный преступник.

— Рад, что наши мысли совпадают. Спасибо тебе, сынок, — и профессор с нежностью посмотрел на племянника.

— Значит, вы согласны, что в лаборатории доктора Штайница нужен свой человек?

— Да. Но ведь у меня никого нет… Постой! — профессор резко остановился. — На днях доктор Штайниц поинтересовался, нет ли у меня на примете хорошего химика-фармацевта. Так есть у меня такой специалист, есть! — воскликнул он и, перейдя на шепот, рассказал племяннику о своем любимом ученике докторе Юргене Лаутербахе, который до войны работал у него ассистентом здесь, в Вальтхофе. Перед чтением курса лекций в Берлинском университете Юргена неожиданно мобилизовала организация Тодта и направила работать на военный завод. Без сомнения, Лаутербах был бы рад снова трудиться рядом со своим учителем.

— Доктору Лаутербаху можно вполне доверять? — спросил Лебволь.

— Вполне! Как нам с тобой. К тому же Юрген безнадежно влюблен в Регину. Я даже мечтал видеть его своим зятем…

— Это же здорово! — невольно вырвалось у Лебволя. — Я мог бы сам пригласить доктора Лаутербаха. Моя невеста фрейлейн Эрна давно мечтает побывать на юге Германии. Вот причина для поездки.

Профессор обнял Лебволя, прижал к себе.

— Так и порешим, — согласился он. — А в помощники себе возьмешь Регину.

14

Регина сказала Эрне, что неплохо бы ее жениху показать хотя бы частичку юга его второй родины. А то видел он лишь один район Шварцвальда и не представляет, что такое Германия.

Эрна ухватилась за мысль подруги и стала упрашивать Лебволя съездить на юг Германии, уверяя, что от этой поездки он получит огромное удовольствие. Лебволю было интересно осмотреть юг фатерланда, но сейчас, по его мнению, такая поездка несвоевременна, ибо у дяди очень много работы и он должен ему помочь. Эрна поделилась планами предстоящей поездки с баронессой, и та изъявила желание поехать вместе с молодежью. Она, к удивлению всех окружающих, одна почти безвыездно жила в Оберфельде, в то время как ее муж барон Карл фон Тирфельдштейн не появлялся в имении и занимался в Берлине своим незаконнорожденным сыном Германом Баремдикером, обвиненном в шпионаже в пользу английской разведки.

Под давлением Регины, Эрны и баронессы и при одобрении доктора Штайница и профессора Шмидта Лебволь согласился на поездку, но при условии, что она будет продолжаться не более трех дней. Можно было ехать не на самый юг, к Альпам, а куда-либо поближе — например, в район Хемница, что находится в живописных местах поблизости от бывшей границы с Чехословакией. Маршрут разработала Регина. Эрна охотно согласилась с ней. Ей было все равно куда ехать, лишь бы быть рядом с Леби.

Выехали на трех машинах. В первой вместе с горничной Габи ехала Регина, во второй, тоже с. горничной, — баронесса. Кортеж замыкала машина Лебволя, сидящего за рулем. Эрна не захотела брать для себя служанку, ибо она стесняла бы ее при поездке.