Чекисты. Книга первая - Марченко А. А.. Страница 17

Искать уездную ЧК не имело смысла. Пока найдешь ее, объяснишь, что к чему, и вернешься, след Галины простынет. Он принял, как ему казалось, единственно правильное решение: ехать с Галиной в Парканы. Дело надо довести до конца. Будет артачиться — заставить: как доверенное лицо Шаворского, он имел на это право.

У входа в трактир Алексей по привычке огляделся и увидел выходивших из вокзала красноармейцев — патруль. Не от них ли спешила укрыться Галина?

Веселье в “Днестре” шло на полный ход. Около помоста раздвинули столы. Матрос и один из его собутыльников, положив друг другу руки на плечи, яростно молотили пол каблуками.

Галина сидела одна у входа, на том самом месте, с которого несколько минут назад встал Алексей.

Когда он появился на пороге, она резко вскинула голову. Испуг, злость, растерянность, досада — все это одновременно отразилось на ее лице.

— Вы?! В чем дело?!

Не отвечая, Алексей смотрел на ее столик. Рядом с глиняной миской, в которой дымилась мамалыга, лежал небольшой пакет из плотной оберточной бумаги, накрест перевязанный синей шелковой тесьмой…

Смутная догадка медленно прошла в мозгу Алексея, но он тотчас отбросил ее.

Галина?! Галина имеет какое-то отношение к ЧК? Нет, невозможно.

Алексей так привык считать Галину завзятой контрой, что мысль о ее принадлежности к ЧК показалась ему дикой нелепостью.

Но факт оставался фактом: вот он, трактир “Днестр”, вот пакет, перевязанный синей тесьмой, — знак, по которому должен быть опознан “свой”, и рядом сидит Галина, одна, и пакет, видимо, только что вынут из ее дорожного узелка. Не снится же ему все это!

Перехватив его взгляд, Галина подалась вперед и накрыла пакет локтем.

И тогда, чувствуя, что все в нем до дрожи напряглось, Алексей спустился с лестницы.

— Что вы ходите за мной?.. — свистящим шепотом произнесла девушка. — Провалить хотите? Кругом шпики!..

— Тихо, — сказал Алексей, — дело есть. — Он придвинул стул и сел напротив нее. — Слушайте, я нашел одного нужного человека. Дайте карандаш адрес записать…

Его слова не сразу дошли до сознания Галины. Она продолжала сидеть неподвижно, привалившись грудью к столу и по-прежнему судорожно накрывая локтем свой бумажный пакет. Потом что-то расслабилось в ней, глаза растерянно мигнули, и на лице появилось такое выражение, какое бывает у ребенка, увидевшего, как в руках фокусника, откуда ни возьмись, вспыхнул огонь.

— Что?.. — переспросила она. — Карандаш? Вам?!

— Ну да, мне.

— Карандаша нет, пишите угольком… — почти беззвучно произнесла она и тряхнула головой, точно отгоняя наваждение.

— Нет… Не может быть!

— Может! — уже вполне убежденно сказал Алексей. — Может, как видите!

Облизнув разом пересохшие губы, Галина медленно отстранилась к спинке стула.

— Подождите, — сказала она, — подождите… — и потерла пальцем висок. — А чей это адрес?

Алексей понял, что нужны еще доказательства.

— Василия Сергеевича, — сказал он. — Фамилия известна?

— Инокентьев…

— Вот именно.

— А кого вы еще знаете?

— Ну, Оловянникова.

— Как его зовут?

— Геннадий Михайлович.

— Разве они не предупредили вас обо мне?

— Я никого не видел перед отъездом. Получил записку с паролем и местом — трактир “Днестр” в три часа — да вот бумажный пакет… Там было сказано “свой” — я думал, мужчина…

С минуту они молчали, разглядывая друг друга, еще боясь верить и уже веря, что все это наяву.

— Вот это да! — Алексей в полном ошеломлении поскреб ногтями затылок. — А я ведь вас ликвидировать собирался!

Галина так и подскочила. Глаза ее стали круглыми, как пятаки.

— Вы — меня?! — чуть не закричала она. — Да знаете ли вы!.. — Она испуганно оглянулась по сторонам и зашептала, наклоняясь через стол: — Да знаете ли вы, что из-за вас я целый день потеряла! С утра глаз не свожу. На берегу сидела, пока вы спали, боялась отойти, чтобы не упустить! Как назло, никто не прошел, не проехал, а то вы бы давно уже объяснялись с Недригайло в УЧК! Подумать только: он меня ликвидировать хотел!..

Алексей вспомнил, как купался в Днестре в чем мать родил, и густо побагровел.

— Шутите!..

— Хороши шутки! Весь день по жаре вещи с собой таскаю! Думаете, я не видела, как вы сюда пришли? Ого! Я потому и задержалась, что побежала за помощью. — Вдруг она нахмурилась: — Кстати, к вам никто не подходил?

— Когда?

— Да вот сейчас на площади.

— Нет, — сказал Алексей.

Галина всплеснула руками.

— Батюшки мои! Они, наверно, там караулят! Сидите их надо предупредить!

Она вскочила и, легко взбежав по лесенке, выскользнула на улицу.

Алексей видел через полукруглое подвальное окошко, как она подбежала к водоразборной колонке, где в ожидании стояло пятеро красноармейцев. Это был тот самый патруль, который вышел из вокзала, когда он открывал дверь трактира…

Били каблуки об пол, взахлеб разливалась гармошка, хмельные голоса орали припевки, и кто-то взвизгивал “и-их! и-их!..” — подзадоривал танцующих. Все было так же, как пять минут назад, и все было по-другому. Галина своя! Вот это номер!..

Алексей стал вспоминать, что произошло за последние четыре дня, и почему-то прежде всего вспомнил, как подсаживал девушку в окно вагона и в воздухе беспомощно мелькнули ее маленькие крепкие ноги в сбитых матерчатых стукалках, как потом она сидела с затвердевшим недобрым лицом, слушая рассказы попутчиков. Теперь все приобретало иной смысл… Еще он вспомнил, как она побледнела, услышав крики истязаемых бандитами продотрядовцев. Алексей, грешным делом, подумал: “Слабонервная контра, тебя бы этак!..” А ведь она в тот момент испытывала то же, что и он. Она была своя, понимаете, своя! Эта девушка, с тяжелым узлом волос на затылке и нежным, точно выточенным лицом, была такой же, как другие наши девушки, только чуточку смелее, рисковее…

— Все в порядке, — сказала Галина, вернувшись. — Можете гулять на свободе. Между прочим, как вас зовут по-человечески?

— Алексеем. А вас?

— Галиной, у меня имя настоящее. Послушайте, вы и в самом деле наш?

— А то чей же!

— Вот так история! Это что-то невероятное!

— А я что говорю! — сказал Алексей. — Просто даже ерунда какая-то!

Вдруг его осенила неожиданная мысль:

— Галина, вы почему заставили нас в степи ночевать по дороге к Нечипоренке? Боровой еще жаловался…

— А, тогда… Из-за машинки. Не хотела ее целой доставить. Думаете, она сама поломалась? Как же! Это я ее ночью… Что вы смеетесь?

Алексей рассказал, что он сделал с “Ундервудом” еще перед выездом из Тирасполя.

— Ой, не могу! — сказала Галина. — Ой, не могу!.. — Она поставила локти на стол и уткнулась лицом в ладони. Потом вскинула на Алексея мокрые карие глаза и тихонько всхлипнула: — Я же только повернула там что-то, а она трах… — и рассыпалась!.. — И снова ее узкие худенькие плечи стали часто вздрагивать под марлевой блузкой…

Алексей трясся от смеха, глядя на нее, и чувствовал себя счастливым оттого, что рядом сидит свой человек и можно хоть на короткое время быть самим собой…

Галина была урожденной харьковчанкой. Отец ее, тихий и болезненный человек, служил в городской управе и даже имел какой-то низший гражданский чин. Доходы семьи были самые скромные, но их, впрочем, хватало на то, чтобы дать детям образование. Старший брат Галины, Юрий, учился на юриста в Киевском университете, сама Галина — в гимназии. Характерами они вышли ни в мать, ни в отца…

Юрия два раза исключали из университета за участие в студенческих беспорядках. Старику Литвиненко приходилось ездить в Киев и обивать пороги у большого начальства. Снисходя к просьбам старого чиновника, Юрия восстанавливали, но он не утихомиривался. Отец знал: мальчишка увлекается нелегальщиной. Каждый день можно было ждать исключения, ареста, а то и чего похуже.

В воздухе пахло революцией. Гимназисты читали Плеханова. Среди многочисленных поклонников Галины, были такие, которые мечтали о “жертвенности во имя свободы”. Один даже писал стихи о тех, кто в “кромешном и пагубном мраке готовит сияющий взрыв”.