Четверо и Крак - Кораблев Евгений. Страница 12

VII. В ожидании заморозков

Ночи становились все холоднее. Однажды, когда ребята проснулись, кругом них было бело. За ночь выпал снег.

– Здесь зима раньше, – сказал Гришук, – да и то ведь начало октября.

– Белые комары приятней тех, что были летом, – смеялся Федька, сдувая с тулупа снежинки.

Крак с удивлением смотрел на такое множество белых мух, которых он видел впервые, сначала даже пытался их ловить, но потом оставил бесполезное занятие.

Постройка дома подвигалась медленно. Выходил скорее прочный шалаш, чем дом.

И мысль о том, как они проведут в нем холода, не раз тревожила ребят. Здесь морозы зимой доходят до -40°. И зверье становилось все смелее и нахальнее, в особенности волки. Ночами вой их слышался совсем неподалеку. Издали ребята видели их: громадные зверюги. Они ходили стаями, и это тоже не обещало ничего хорошего.

Тошке все время вспоминалось мрачное предположение, что остров станет их могилой.

Андрею посчастливилось однажды убить у водопоя лосиху. Они сделали большие запасы мяса, сняли кожу, но на труп лося в первую же ночь собралось столько зверей, что ребята не рады были и добыче. Страшные завывания и рев составили такой ужасающий концерт, что ребята не рискнули ночевать у костра и провели ночь на дереве. И чуть там не закоченели. Один Крак только чувствовал себя превосходно. Он оброс теплой шубой, которую к ночи тщательно чистил. Распушится весь, как комок, голову под крыло, заберется на макушку дерева и спит себе. Если его тревожили, он спросонок злобно шипел, как змея, хлопал носом и больно щипался.

Хотя на острове начались первые морозы, но болото только чуть подернулось льдом.

Все лихорадочно принялись за постройку.

– Ребята! Надо прочней, а то медведи ночью растащат, – шутил Тошка.

– Как только болото замерзнет, все звери отсюда уберутся.

– Тогда и мы уйдем. Надо до тех пор уцелеть.

Работа кипела.

Ребята очень жалели, что ни один не знал плотничьего ремесла. Делали, как могли. Скоро начали класть стропила и крышу.

Да и было пора. По дневнику Гришука выходило, что ребята жили на острове скоро уж месяц. Так за работой незаметно летело время.

Но однажды в постройке случился невольный перерыв, изменивший все прежние их планы и предположения.

VIII. Загадка

Ребята обедали. Вернувшийся с охоты Андрей небрежно кинул повару Гришуку зайцев и как-то особо торжественно положил на обрубок, заменявший им стол, свежую беличью шкурку.

– Интересная находка, ребята! – сказал он значительно.

– Что же тут интересного? Простая белка, – пробормотал Федька. – Когда только ты успел ее так ловко ободрать?

– Да, работа чистая, – одобрил и Тошка.

– В том-то и дело, что я ее такую нашел, – многозначительно сказал Андрей.

– Содранную?

– Да.

Ребята как ели, так и застыли с жующими ртами. У всех мелькнула одна мысль: снять так шкуру мог только человек. Белка свежая, убита недавно, значит на острове не одни они!

– Ни медведь, ни волк шкурок не берегут и не снимают, – подтвердил их тайную мысль Андрей.

– Где ты ее нашел?

Андрей рассказал, что сегодня он попробовал проникнуть в самую чащу и там наткнулся на эту шкурку, зацепившуюся за кустарник.

– Но вот что, ребята, – воскликнул Тошка, – если там живет человек, то он не мог не слышать наших выстрелов. Или у него есть основания прятаться.

Это была новая загадка.

Лежавшая перед всеми шкурка белки доказывала, что на острове, действительно, имелся какой-то таинственный жилец, скрывавшийся от ребят. Может быть, враг, поджидавший только удобного случая перебить их поодиночке и завладеть их оружием.

Решили приостановить на день постройку, чтобы произвести обследование острова вглубь.

Плохо спалось им в эту ночь. К тому же бушевала метель. Лес шумел и стонал. Спали теперь ребята в недостроенном помещении, сверху прикрытом хворостом. У входа горел костер. Каждый по очереди стоял на часах.

День для разведки выдался удачный, ясный и морозный. В полдень, после завтрака, захватив на всякий случай вяленой лосины, двинулись в путь, готовые ко всяким случайностям. Крак над головами перелетал с ветки на ветку, иногда скрывался, потом снова откуда-то появлялся около них.

Темна и торжественно-мрачна была усыпанная снегом вековая чаща, куда они вступили. Шли гуськом. На Крака можно было положиться, как на хорошую собаку. Зоркостью он обладал изумительной. Подвигались по чаще очень медленно, ставя время от времени отметки топором на гигантских соснах, чтобы не потерять обратный путь.

Зимний день короток, в таком густом лесу тем более. Быстро стемнело. Крак вечером почти ничего не видел и задолго до ночи обычно переставал летать. И сегодня, как только солнце село, он начал примащиваться то там, то здесь на ночлег.

– Ночевать, ребята! – крикнул Андрей.

Все устали, никто не возражал.

Ночевали у костра, дежурили из осторожности по двое.

Утром набрали в котелок снегу, напились кипятку, поели вяленого мяса и двинулись дальше.

Еще до полудня они ясно увидели в свежевыпавшем снегу, среди звериных следов, полузанесенные следы человека. Но это были какие-то странные следы: от одной ноги – обыкновенный, а от другой – необычно широкий и глубокий. Но все же, несомненно, это были человеческие следы.

Дело, видимо, шло к развязке.

Ребята, затаив дыхание и взявшись за ружья, стали прокрадываться по ясно видневшимся следам в чащу. Вдруг Крак вернулся с неистовым криком, сел на лиственницу и, вздыбя перья, заорал, точно его резали.

– Боится, – тихо сказал Гришук. – Значит, не хорек, что-нибудь серьезней.

Ребята пошли еще медленней, подвигаясь в молчании шаг за шагом.

Крак летел с ними, но уже не обгонял, а, напротив, как-то жался к ним. Вот он сел на гигантский вереск и неистово заорал и зашипел, вытянув голову к старой ели, раскинувшей низкие ветви над самыми человеческими следами.

– Смотри, – сказал Федька, отличавшийся более острым зрением. – Молодец все-таки. Крак!.. Видишь?

– Что?

– Рысь... Вон... Прямо висит над следами, караулит.

– Да. Если он ходит здесь, ему грозит немалая опасность.

Рысь, увидев ребят, мгновенно скрылась. Крак сорвался, полетел и орал ей вслед со злобным торжеством.

Было уже за полдень, когда Федька, шедший впереди, остановился. Крак опять носился с неистовым карканьем. То улетал, то вновь возвращался, но, видимо, не боялся, а просто был чем-то взволнован.

Ребята снова сгрудились, но едва сделали несколько десятков шагов, стали, как вкопанные.

Странные человеческие следы привели их на полянку и там кончилась. Зато там под гигантской мохнатой лиственницей, виднелась ветхая охотничья избушка – «станок» по-уральски. Следы шли к ней. Но за ночь их на поляне почти замело снегом. Очевидно, со вчерашнего утра человек со странной походкой в свою избушку не возвращался.

Крак помнил человеческое строение по скитской стайке и не боялся жилья, но из осторожности поместился на самой макушке старой лиственницы и оттуда с видом следопыта наклонял голову то налево, то направо, внимательно разглядывая, что это за штука.

Ребята по следам подошли к жилью.

– Войдем, – оказал Андрей.

Дверь была не заперта.

В убогом закопченном жилище никого не оказалось. Но, несомненно, человек ушел отсюда только несколько дней назад. Очаг был холоден. На лавке лежали разостланные две медвежьи шкуры, служившие постелью. В углу также было сложено много беличьих, волчьих и лисьих мехов. Лежали рога лося.

– Да тут порядочное богатство, – оценил Андрей меха. – Видно, хороший охотник.

Больше никаких следов таинственный жилец не оставил. Только над очагом висел охотничий задымленный котелок.