Перестрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард. Страница 6

— Мы не будем предупреждать Саламанку, — твердо сказал он Таббсу, — потому что мы справимся с ублюдками сами.

— А вы сможете? — с сомнением спросил Таббс.

— Вам приходилось бывать в битве, майор? — резко спросил он Таббса.

— Мой дорогой друг, я в вас не сомневаюсь! — Таббс поднял руки будто хотел защититься от Шарпа. — Просто я нервничаю, я ведь не солдат как вы. Конечно, вы сможете.

Шарп молился, чтобы это было так, но знал, что не сможет. Он понимал, что должен просить подкрепления, но ему придется драться в одиночку, ибо он слишком горд, чтобы терять лицо и нервничать.

— Мы побьем ублюдков, — заявил он. — Если они придут.

— Уверен, что не придут, — сказал Таббс.

Как Шарп хотел, чтобы Таббс оказался прав.

Три сотни французских пехотинцев были принесены в жертву на дороге в Авилу, и со всей Сьерра-де-Гредос стекались партизаны для сражения, торопясь уничтожить ненавистного врага. Три сотни человек отошли слишком далеко от основной колонны и были обречены, а остальные французы не спешили к ним на помощь, став лагерем в долине. И французов в лагере было так много, что партизаны сосредоточились на обреченных трех сотнях солдат, ушедших далеко в холмы.

Ночью, когда звуки умирающих солдат еще доносились с дороги на Авила, Эро выступил маршем.

Он направил кавалерию через долину, и когда прошел всего пять миль, и перестали слышаться выстрелы, повернул на север, на дорогу, идущую через нижние отроги горного хребта. Он вел гусар, драгун и улан, людей, сражавшихся по всей Европе, людей, наводивших страх на всю Европу, но Эро знал, что великие времена французской кавалерии позади. Не из-за того, что они стали менее храбры, а из-за лошадей. Животные ослабели от плохого корма, крупы изъязвились от постоянной скачки и колонна Эро понемногу неизбежно растягивалась. Их сдерживали не партизаны, а лошади, и Эро, прекрасный наездник, остановился на гребне холма и оглянулся посмотреть как в лунном свете, спотыкаясь, идут его люди. Он планировал прибыть в Сан-Мигель к рассвету, когда гарнизон еще спит и можно будет ринуться с холмов потоком стали и славы, но он понимал, что две тысячи людей не смогут достичь реки к этому сроку. Лошади не способны на это. Некоторые животные охромели, некоторые тяжело дышали, и большинство шли, опустив головы от усталости.

Но то, что не могли сделать две тысячи человек, могла сделать сотня, и старая элитная рота гусар, всадники в черных меховых шапках, имели лучших лошадей, которых Эро смог отыскать. Эту роту Эро баловал, не только потому, что это была его старая рота, а потому, что хотел иметь как минимум эскадрон, оснащенный лучше, чем любой его противник. И он предвидел нынешнюю ситуацию. Он надеялся, что этого не произойдет, что каким-то чудом у всех его двух тысяч лошадей хватит сил, что все они станут крепкими, как Буцефал, но чуда не произошло и поэтому пришло время для его гусар.

Эро подозвал командира элитной роты и указал ему жестом на остальную колонну.

— Ты видишь?

Капитан Пелетерье, чьи косицы и усы казались почти белыми в лунном свете, утвердительно кивнул.

— Да, мой генерал, вижу.

— Ты знаешь, что надо делать.

Пелетерье вынул саблю и отсалютовал Эро.

— Когда можно вас ожидать, мой генерал?

— В полдень.

— К вашему приходу будет горячая пища, — сказал Пелетерье.

Эро наклонился и приобнял капитана, который был лишь на год моложе него.

— Bonne chance, mon brave!

— Ха, чтобы побить роту сонных испанцев удачи не требуется, — заявил Пелетерье, махнув саблей, и рота пошла вперед. Бог да поможет им, подумал Эро, если на дороге остались партизаны.

— Я бы хотел пойти с вами, — окликнул он роту, но они уже исчезли. Лучшие из лучших, элита Эро, скакали к победе.

— Вперед, — приказал Эро остальной кавалерии. — Вперед!

Те из трехсот сотен пехотинцев, которые были мертвы, могли считать, что им повезло. Тем, кого взяли в плен, повезло меньше. Кого-то поджарят на медленном огне, с кого-то снимут живьем кожу, некоторым придется еще хуже, и милостью для них было бы просто умереть. Эро сожалел об их судьбе, но они послужили его целям, дав кавалерии пройти холмы незамеченной.

Остальная французская пехота, три тысячи семьсот человек, шла быстро. Уловка сработала, впереди открывался черный ход в Кастилию.

Луна залила стены фермерского дома призрачно-белым светом. Шарп укрыл там двадцать стрелков, приказав им задерживать продвижение французов по дороге. Стрелки могли сдерживать атакующую колонну в течение минут десяти, после чего Харпер должен был отвести их назад к остальным стрелкам Шарпа и пехотинцам на стены форта или за линию баррикад, сделанных из обоза. У Шарпа была мысль укрепить баррикаду телегами и мебелью из деревни, но он не поддался искушению. Деревни довольно настрадались за войну, к тому же селяне принесли его людям оливки, яйца и свежевыловленную рыбу. Пришлось удовлетвориться одним обозом.

— Почему французы должны сюда прийти? — спросила Тереса. Они стояли на стене форта.

— Если им снова удастся захватить Саламанку, — сказал Шарп, — они отрежут армию Веллингтона от путей снабжения. Им даже не надо захватывать город, чтобы сделать это! Просто можно сидеть на дороге в Сьюдад-Родриго. За пару дней запасы армии будут израсходованы, и Нос будет вынужден отступить, чтобы разобраться с козлами. Удовольствия это ему точно не доставит.

— Значит, мы должны остановить их?

Шарп кивнул.

— Так почему ты не пошлешь за подкреплением?

Шарп пожал плечами.

— Потому, что ты не уверен, что они придут? — спросила Тереса.

— Я не уверен в этом, — признался Шарп.

— И ты боишься выставить себя дураком?

— Если я подниму тревогу, — сказал Шарп, — а лягушатники не придут, они перемоют все мои косточки. Я останусь квартирмейстером до конца жизни! Мне никогда вновь не поверят!

Тереса покачала головой.

— Ричард, ты захватил Орла! Ты первый ворвался в пролом в Бадахосе! Тебе незачем беспокоиться о гордости! Так что пиши письмо о подкреплении сейчас же, — сказала она.

— Ты не понимаешь, — упрямо ответил он. — Я могу взять тысячу Орлов и все равно останусь тем парнем, который выбился из рядовых. Я все равно выскочка. Они пристально следят за мной и надеются, что я облажаюсь, Тереса. Они ждут всего одной ошибки, все они!

— Пиши письмо сейчас же, — терпеливо сказала Тереса, — и как только покажется первый француз, я поскачу в Саламанку. Я поскачу, как только мы услышим первый выстрел в холмах. Тогда тебе не придется долго ждать, Ричард.

Он думал об этом, знал, что она права, поэтому спустился вниз в столовую, зажег свечу и разбудил прапорщика Хики, ибо прапорщик закончил настоящую школу и знал, какие слова надо использовать, затем Шарп подписал эти слова своим неуклюжим почерком. «Имею основания полагать, — писал он, — что к форту, которым я имею честь командовать, подходит французская колонна. Поскольку у меня мало людей, я прошу подкрепления как можно быстрее. Ричард Шарп, капитан».

— Нужно ли поставить дату на письмо? — спросил он. — Или время?

— Я скажу им, что ты торопился, — ответила Тереса.

Хики, смущенный тем, что стоит перед Тересой в кальсонах, вцепился в одеяло.

— Французы действительно подходят, сэр? — спросил он Шарпа.

— Думаю, да. А что? Это тебя беспокоит?

Хики подумал пару секунд и кивнул.

— Да, сэр, беспокоит. Я вступил в армию, сэр, потому, что отец так хотел.

— Он хотел, чтобы ты погиб?

— Конечно же нет, сэр.

— Когда-то я тоже был прапорщиком, Хики, — сказал Шарп, — и за это время я усвоил один урок.

— Какой урок, сэр?

— Прапорщики — это расходный материал, Хики, всего лишь расходный материал. А теперь иди спать.

Шарп и Тереса снова залезли на стену.

— Ты жесток, Ричард, — сказала она.

— Зато честен.

— А ты был расходным материалом? Когда был прапорщиком?