Серые братья - Шервуд Том. Страница 9

Незнакомец кивнул массивной, с двумя макушками, головой.

– Ты где-то служишь, или наёмник, или чей-то вассал? – продолжал интересоваться сидящий в карете.

– Я вольный, – ответил путник, глядя в глубокое осеннее небо. – Был в обучении у мастера. Теперь – один.

– Мастера – чего?

Сидящий на ступеньке перевёл взгляд на вращающееся колесо лежащей на боку кареты и ничего не сказал.

– Я участник одного общества в Плимуте, – понизив голос, сообщил сидящий в карете, – не состоять в котором я не могу, но и состоять в котором – довольно опасно. Мне нужен телохранитель. Моему ты только что шею сломал. Назови цену или условия…

Если бы говорящий это смотрел собеседнику не в макушки, он, быть может, заметил бы движение на его лице, тень тайной мысли, случившееся при упоминании об «одном обществе» в Плимуте. Но тень прошла незамеченной, и сидящий на ступеньке ровным голосом произнёс:

– Работа – знакома. Твоё поведение – благорасполагает. Служить тебе – соглашусь. Ты только иногда отпускай меня, ни о чём не спрашивая. Время от времени мне нужно человеческой крови попить.

– Назови… – голос нанимателя задрожал от радостного волнения, – … цену!

– В деньгах не нуждаюсь, – сказал рекрутируемый головорез. – Покровительство от полиции, стол, и – время от времени – крови.

– Можешь приступить прямо сейчас?

– Могу. Пусть твои люди здесь приберут. Лошадей моих к задней карете привяжут. А я переднюю подниму, да в ней лягу-ка спать. Основная работа, как я понимаю, начнётся в Плимуте?

– Правильно понимаешь, – одобрительно кивнул наниматель, и крикнул своим: – Это – мой новый телохранитель! Возьмите его лошадей! Быстро прибрать здесь – и в путь. Ничего не было!

Не прошло и пяти минут, как кортеж уехал со страшного места. О происшедшем могли бы рассказать лишь небольшие лужицы крови, если бы они не были старательно присыпаны дорожным песком.

Стрит-флэш

Целью визита лондонского вельможи был не сам Плимут, а небольшое, скрытое за несколькими высаженными в ровные каре рощами поместье. В центре этих каре высился едва наметившийся круглый холм, на котором стоял сказочный замок. (Здесь нет художественного преувеличения, – он был действительно сказочным: множество башен и башенок, – и с плоскими зубчатыми верхушками, и с крышами в виде острых конусов; каменные лесенки, бегущие вверх по спиралям, огибающим округлые каменные бока; горбатые мостики, балконы, балкончики, порталы и переходы, множество окон – стрельчатых, округлых, со ставнями и без них, – на много веков запечатлённая безвестным теперь зодчим причудливая каменная паутина, – смесь романтики, фантазии и мастерства.)

К замку прибыли ранним вечером. Кареты въехали на широкое кольцо газона у подножья холма и остановились. Долго стояли в молчании и неподвижности, дожидаясь какого-то урочного часа. Бэнсон сидел в карете со своим новым хозяином. Тот сказал ему, когда подъехали к Плимуту:

– Ничего объяснять и рассказывать не буду. Ценно то, что глаз у тебя будет «свежий». Присмотрись и определи, откуда мне могла бы грозить опасность. Хотя обычно всё проходит спокойно. А завтра днём всё обсудим в подробностях.

Бэнсон кивнул, давая понять, что понял, и дальше просто сидели, молчали.

С разных сторон на круг выезжали кареты; останавливались поодаль и тоже ждали. Наконец стемнело. Из карет стали выходить люди. Они шли к замку – от каждой кареты по два человека.

– В каждой паре, – пояснил Бэнсону плешивый толстяк, – один – из общества «серьёзных людей», второй – телохранитель. Видишь, телохранители несут сундучки? Довольно тяжёлые. Там – деньги. И кроме сундучка телохранитель не должен иметь ничего. Это строгое правило: никакого оружия. Внутри всем придётся раздеться по пояс, так что ты тоже оставь здесь, на сиденье все, какие имеешь, ножи или пистолеты.

Кучера и охрана кортежей уводили в рощи экипажи и лошадей. Хозяин Бэнсона не спешил, давая ему рассмотреть, как всё происходит. Наконец, пошли и они.

(Первая странность, замеченная Бэнсоном, неприятно его уколола: в замок входили гости, и, разумеется, были в нём и хозяева, – но ни одно окно не осветилось огнём, все они оставались непроницаемо чёрными. Трудно отсмотреть и запечатлеть в памяти устройство дома и расположение комнат. Да ещё если был бы обычный дом! Нет, здесь – целый город. Не запомнить и за неделю. Однако Бэнсон старательно, пока смеркалось, смотрел и запоминал, – хотя бы то, что можно было успеть запомнить.)

Темно было и за дверью. Но, когда миновали короткий тамбур и открыли главную дверь, слепящий свет прыгнул на Бэнсона с потолка и со стен.

– А вот и Дюк! – закричал какой-то весёлый и развязный человек (похоже, он был слегка пьян), направляясь к Бэнсону и его спутнику. – Здравствуй, Дюк!

– Пошёл к чёрту, Базилло, – демонстративно неуважительно откликнулся на приветствие спутник Бэнсона, сбрасывая, однако, на руки пьяненькому весельчаку свой длинный дорожный плащ.

Базилло, как ни странно, не обиделся и даже не смутился. Подхватив плащ, он проворно накинул его на один из стоящих в ряд у стены манекенов. Потом заторопился к следующей входящей в холл паре.

– А вот и Горбун! – весело крикнул он, – привет, Горбун! – и Бэнсон услышал раздавшийся за спиной хрипловатый, с подвизгом, голос:

– Пошёл к чёрту, Базилло!

Проворно и лихо поспешающий «к чёрту» слуга метнулся к манекенам, и ещё пара их накрылась дорожной одеждой – широким, но коротеньким, почти детским плащём и затейливым, плотным, с ремнями и клапанами рединготом, а безголовые шеи манекенов накрылись шляпами. Мимо действительно прошествовал невеликого роста горбун и сопровождающий его, с суровостью на лице и выпяченной грудью телохранитель. Очевидно, под рединготом у него из всей корпусной одежды имелись лишь два широкие кожаные ремня, которые сейчас пересекались на груди косым длинным крестом. Да и все остальные вошедшие с приехавшими гостями телохранители под плащами были до пояса обнажены. Они выставляли на общее обозрение могучие мышцы и следы былых схваток.

– А ты, новичок, что стоишь? – услышал возле себя Бэнсон и, повернув голову, увидел Базилло, протягивающего руку за его курткой.

Всё оружие, по требованию хозяина, Бэнсон оставил в карете, и сейчас снял куртку легко и быстро, не опасаясь, что выпадут из-за пояса пистолеты или острая, весьма неудобная для ношения альбова Кобра. Базилло выхватил куртку, укрыл ею очередной манекен и, когда повернулся обратно, лицом к гостям – замер: оставшийся одетым в тонкую вязанную блузу Бэнсон протягивал ему полусоверен [3]. Рот слуги дрогнул, теряя беззаботную и хмельную улыбку. Он в полупоклоне принял в неуверенно протянутую руку монету и негромко сказал:

– Это впервые за двадцать лет…

Бэнсон вдруг остро почувствовал направленные на них взгляды и, повинуясь наитию, равнодушно промолвил:

– Это ничего не значит. Если хозяин прикажет – я убью тебя в две секунды.

Базилло, прижав руку с монетой к груди, обретая временно сброшенную напускную весёлость, сказал:

– Это мы понимаем. Это вполне уважительно…

А Бэнсон понял, что угадал и что поступил правильно: стекало напряжение с лиц, и взгляды отчётливо помягчели. Дюк кому-то довольно и многозначительно закивал. На том бы инициация [4]новичка и закончилась, но один из присутствующих подтолкнул дело дальше. Окрестованный толстыми, свиной кожи ремнями телохранитель горбуна насмешливо и довольно громко спросил:

– Может, ты и меня убьёшь в две секунды?

Не помедлив ни мига, Бэнсон поймал взгляд Дюка и спокойно спросил:

– Можно?

В невыразимо бесстрастном и уверенном голосе его были опыт и кровь. Повеяло могильным холодом. Торопливо отступил в сторону Базилло. Надсадно кашлянул, вскинув носатое личико, горбун. Смутная тень мелькнула в глазах ремненосца. Дюк торопливо проговорил: