Дети капитана Гранта(изд.1955) - Верн Жюль Габриэль. Страница 115

С момента отплытия маори, малоразговорчивые, как все дикари, едва перекинулись между собой несколькими фразами, но даже из них Гленарван мог заключить, что английский язык был им хорошо знаком. Он решил расспросить новозеландского вождя о той участи, которую тот им готовил.

— Куда везешь ты нас, вождь? — спросил он Каи-Куму голосом, в котором не слышалось ни малейшего страха.

Вождь холодно посмотрел на него и ничего не ответил.

— Что собираешься ты сделать с нами? — снова задал ему вопрос Гленарван.

Глаза Каи-Куму блеснули, и он с важностью ответил:

— Обменять тебя, если твои захотят взять тебя. Убить тебя, если они откажутся.

Гленарван не стал больше задавать вопросов, но в сердце его вновь затеплилась надежда. Без сомнения, какие-нибудь маорийские вожди попали в руки англичан, и туземцы собирались сделать попытку вернуть их путем обмена. Значит, имелись какие-то шансы на спасение и положение не являлось уж столь отчаянным.

Тем временем лодка быстро шла вверх по реке. Паганель, который в силу подвижности своей натуры легко переходил от одной крайности к другой, снова воспрянул духом. Ему уже казалось, что маори избавили их от необходимости самим добираться до английских аванпостов и что плен послужит им в этом смысле даже на пользу. Примирившись со своей судьбой, географ принялся рассматривать по карте тот путь, которым несла Вайкато по равнинам и долинам свои воды.

Элен и Мэри Грант, подавляя свой ужас, вполголоса разговаривали с Гленарваном, и самый опытный физиономист не прочел бы на лицах этих женщин, какие душевные муки терзали их.

Вайкато является, так сказать, национальной рекой Новой Зеландии. Маори гордятся ею. Река эта несет свои воды на протяжении двухсот миль по самым плодородным и красивым местностям северного острова — от провинции Веллингтон до Оклендской. Она дала свое имя всем тем прибрежным туземным племенам, неукротимым и неукрощенным, которые поднялись все, как один человек, против захватчиков. На Вайкато почти не видно иноземных судов. Одни пироги островитян рассекают своими высокими носами ее волны. Очень немногие туристы отваживаются плыть среди ее священных берегов. Что же касается верховий Вайкато, то доступ туда нечестивым европейцам, по-видимому, и вовсе прегражден. Паганель знал, как чтят туземцы эту великую новозеландскую реку. Ему также было известно, что ни один естествоиспытатель не поднимался по Вайкато выше ее слияния с Вайпа. Но куда же заблагорассудится Каи-Куму увезти своих пленников? Этого географ не смог бы угадать, если бы часто повторяемое вождем и его воинами слово «Таупо» не привлекло его внимания. Справившись по карте, он увидел, что название это относится к озеру, знаменитому в географических летописях. Расположено оно в самой гористой части острова, на юге провинции Окленд. Вайкато выходит из этого озера. Географ по карте определил, что длина реки от ее слияния с Вайпа до озера — около ста двадцати миль.

Паганель попросил Джона Манглса на французском языке, чтобы не быть понятым дикарями, определить скорость движения их лодки. Молодой капитан определил ее примерно в три мили в час.

— В таком случае, — сказал географ, — если мы будем останавливаться на ночь, наше путешествие продлится около четырех дней.

— Но где же находятся английские посты? — спросил Гленарван.

— Это трудно сказать, — ответил Паганель. — Но можно думать, что военные действия сосредоточились в провинции Таранаки. Поэтому войска скопились, по всей вероятности, по ту сторону озера, за горами, там, где находится очаг восстания.

— Будем надеяться, что это так! — промолвила Элен.

Гленарван с грустью посмотрел на свою молодую жену и на Мэри Грант. Несчастные женщины были во власти свирепых туземцев; их увозили в дикий край, где на помощь им не мог прийти ни один человек. Но, заметив устремленный на него взгляд Каи-Куму, Гленарван из осторожности, боясь, как бы вождь не догадался о том, что одна из пленниц — его жена, подавил свое волнение и стал рассматривать с самым равнодушным видом берега реки.

Пирога прошла, не остановившись, мимо бывшей столицы короля Потатау, расположенной в полумиле от слияния рек. Никакая другая пирога не бороздила вод Вайкато. Несколько развалившихся хижин, видневшихся там и сям по берегам, свидетельствовали о недавних ужасах войны. Прибрежные поселения казались брошенными, берега были пустынны. Одни водяные птицы вносили жизнь в эти печальные, безлюдные места. Взвилась в воздух и исчезла за деревьями тапарунга — болотная птица с черными крыльями, белым животом и красным клювом. Матуку, неуклюжая, глупая на вид цапля пепельного цвета, и красивая цапля котуку, вся белая, с желтым клювом и черными ногами, спокойно смотрели на проплывавшую пирогу. Где высокие покатые берега указывали на глубину воды, шрикун — «котаре» на языке маорийцев — подстерегал крошечных угрей, миллионы которых резвятся в новозеландских реках. В кустах, над водой, охорашивались при первых лучах солнца гордецы удоды и прелестные куры султанки. Весь этот мирок пернатых наслаждался свободой в отсутствие людей, изгнанных или уничтоженных войной.

Сначала Вайкато течет, широко разлившись среди необозримых равнин, но ближе к верховью холмы, а затем горы суживают долину, в которой река проложила себе русло. В десяти милях от слияния рек, согласно карте Паганеля, на левом берегу должно было находиться поселение Кири-Кирироа, и оно действительно там оказалось. Каи-Куму не сделал здесь остановки. Он велел дать пленникам их собственные съестные припасы, захваченные маори во время ночного нападения. Что же касается самого вождя, его воинов и рабов, то они довольствовались своей обычной пищей — съедобным папоротником, печеными кореньями и картофелем капанас, в изобилии разводимым на обоих островах. Никакого мяса за трапезой маори не было, и, видимо, мясные консервы пленников нисколько их не прельщали.

В три часа дня на правом берегу реки показались отроги горной цепи Покароа, походившие на разрушенные крепостные стены. На их остроконечных вершинах виднелись там и сям развалины па — укреплений, когда-то воздвигнутых на неприступных местах маорийцами. Они походили на огромные орлиные гнезда.

Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда пирога причалила к крутому берегу, заваленному пемзовыми камнями вулканического происхождения, нанесенным сюда водами Вайкато. Здесь росло несколько деревьев, и место это показалось маори удобным, чтобы расположиться лагерем.

Каи-Куму приказал высадить своих пленников на землю. Мужчинам связали руки, женщин по-прежнему оставили свободными. Всех их поместили в центре лагеря, а вокруг разложили столько костров, что из них образовалась непреодолимая огненная преграда.

До того как Каи-Куму сообщил пленникам свое намерение обменять их, Гленарван и Джон Манглс обсуждали способы бегства из плена. То, что немыслимо было сделать, находясь в пироге, они надеялись попытаться осуществить на берегу во время привала, пользуясь благоприятными случайностями, возможными в ночное время.

Но после разговора Гленарвана с новозеландским вождем было более благоразумным отказаться от подобных попыток. Надо было запастись терпением. Ведь обмен пленными представлял больше шансов на спасение, чем рукопашная схватка или бегство через неведомый край. Конечно, могли возникнуть обстоятельства, способные задержать переговоры об обмене или даже помешать им, но все же наилучшим выходом было ждать исхода этих переговоров. И в самом деле, были ли в силах десять безоружных людей справиться с тридцатью вооруженными дикарями? К тому же Гленарван предполагал, и не без основания, что был захвачен в плен какой-нибудь видный вождь племени Каи-Куму и что его соплеменники хотят во что бы то ни стало освободить его.

На следующий день пирога понеслась вверх по реке с еще большей быстротой. В десять часов она остановилась ненадолго у впадения в Вайкато маленькой речки, извивавшейся по равнинам правого берега, — Похайвены. Здесь к пироге Каи-Куму подплыла пирога с десятью туземцами. Воины небрежно обменялись приветствием: «Айрэ-май-ра», что значит: «Приходи сюда здоровым», и обе пироги пошли рядом. Вновь прибывшие маори, видимо, недавно сражались с английскими войсками. Об этом говорили их одежда, вся в клочьях, окровавленное оружие и видневшиеся из-под лохмотьев раны, из которых еще сочилась кровь. Воины были мрачны, молчаливы. Со свойственной всем диким народам сдержанностью они сделали вид, что не обращают внимания на европейцев.