Дети капитана Гранта(изд.1955) - Верн Жюль Габриэль. Страница 68

Эта тирада, стремительно произносимая Паганелем, казалось, никогда не кончится. Красноречивый секретарь Географического общества уже не владел собой. Он несся все вперед и вперед, отчаянно жестикулируя, и при этом так размахивая вилкой, что его соседям по столу положительно грозила опасность. Наконец голос его был заглушён громом аплодисментов, и он умолк.

Конечно, после всего этого перечисления особенностей Австралийского материка никому не пришло в голову задать географу еще какие-либо вопросы. Только майор спросил-таки своим неизменно спокойным голосом:

— И это все, Паганель?

— Нет, представьте, не все! — воскликнул с новым азартом ученый.

— Как, в Австралии есть что-нибудь еще более удивительное? — спросила заинтригованная Элен.

— Да, ее климат: он своими особенностями превосходит все, о чем я упоминал.

— А именно? — раздалось со всех сторон.

— Я не говорю уж о том, как богат воздух Австралии кислородом и беден азотом, не говорю также об отсутствии влажных ветров вследствие того, что пассаты дуют параллельно побережью, не говорю и о том, что большинство болезней, начиная от тифа и кончая корью и разными хроническими болезнями, здесь неизвестно…

— Однако это является немалым преимуществом, — заметил Гленарван.

— Без сомнения, но, повторяю, я не это имею в виду, — ответил Паганель. — Здесь климат обладает свойством… прямо-таки неправдоподобным…

— Каким же? — заинтересовался Джон Мангле.

— Вы ни за что мне не поверите…

— Поверим! — воскликнули заинтересованные слушатели.

— Ну, так он…

— Что — он?

— …благотворно действует на нравственность!

— На нравственность?

— Да, — с убеждением ответил ученый. — Он благотворно действует на нравственность. В Австралии металлы не ржавеют на воздухе, то же происходит и с людьми. Сухой и чистый воздух здесь быстро все выбеливает. В Англии подметили это свойство здешнего климата, почему и решили ссылать сюда людей для исправления.

— Как, в самом деле такое влияние чувствуется? — спросила Элен Гленарван.

— Да, оно заметно и на животных и на людях.

— Вы не шутите, господин Паганель?

— Нет, не шучу. Даже австралийские лошади и рогатый скот и те послушны. Вы сами в этом убедитесь.

— Не может быть!

— Но тем не менее это так. Преступники, переселенные в эту живительную, оздоровляющую атмосферу, через несколько лет духовно перерождаются. Это известно филантропам. В Австралии все люди делаются лучше.

— Но тогда каким же станете вы, господин Паганель, в этой благодатной стране, вы, и без того хороший? — улыбаясь, проговорила Элен.

— Стану превосходным, просто превосходным! — ответил географ.

Глава X

Река Виммера

На следующий день, 25 декабря, двинулись в путь на заре. Уже чувствовался зной, но терпимый. Дорога шла почти без подъемов и была удобна для лошадей. Пролегала она по довольно редкому лесу. Вечером, после основательного перехода, отряд сделал привал на берегу Белого озера, вода которого оказалась солоноватой и непригодной для питья.

Жак Паганель принужден был согласиться, что это Белое озеро не более бело, чем Черное море черно, Красное море красно, Желтая река желта, а Голубые горы голубого цвета. Впрочем, побуждаемый профессиональным самолюбием, географ попытался было спорить, но его доводы не имели успеха.

Мистер Олбинет с обычной для него аккуратностью приготовил и подал ужин. Затем путешественники — одни в колымаге, другие в палатке — не замедлили заснуть, невзирая на жалобный вой динго — этих австралийских шакалов.

За Белым озером раскинулась чудесная равнина, вся пестревшая хризантемами. Проснувшись на следующее утро, Гленарван и его спутники пришли в восторг от раскинувшейся перед их взором великолепной картины.

Снова двинулись в путь. Местность была ровная, только вдали виднелось несколько пригорков. Всюду до самого, горизонта зеленела и алела цветами беспредельная равнина. Голубые цветы мелколистного льна красиво сочетались с ярко-красными цветами медвежьих когтей. Солончаковую почву густо покрывали серо-зеленые и красноватые цветы серебрянки, лебеды, свекловичника. Растения эти очень полезны, так как из их золы путем промывки добывается отличная сода. Паганель, который, очутившись среди цветов, сейчас же сделался ботаником, принялся называть все эти разновидности растений и, верный своему пристрастию к цифрам, не упустил случая заявить, что австралийская флора располагает четырьмя тысячами двумястами видов растений, принадлежащих к ста двадцати семействам.

После того как колымага проехала за короткое время еще с десяток миль, ей пришлось ехать среди рощиц высоких акаций, мимоз и белых камедных деревьев с их разнообразными цветами. Растительное царство этих равнин, богатых источниками, нельзя было упрекнуть в неблагодарности по отношению к дневному светилу: все, что солнце изливало на него в виде света и тепла, оно возвращало ароматами и цветами. Зато царство животных представлено было более скупо. Лишь кое-где бродили по равнине эму, приблизиться к которым оказалось невозможным. Майору все же удалось подстрелить одну очень редкую и уже исчезающую птицу. Это был ябиру — гигантский журавль английских колоний. Ростом он был пяти футов, а клюв его, черный, широкий, конической формы, очень заостренный с конца, имел восемнадцать дюймов длины. Лилово-пурпурная окраска его головы составляла резкий контраст с лоснящейся зеленой шеей, блестящей белой грудью и ярко-красными длинными ногами. Казалось, что природа израсходовала все свои основные краски на оперение этого ябиру.

Путешественники залюбовались этой птицей, и майор был бы, конечно, героем дня, если бы юный Роберт, проехав несколько миль дальше, не встретил и безбоязненно не убил какое-то бесформенное животное — нечто среднее между ежом и муравьедом, напоминавшее недоразвитое существо первобытных времен. Из его сомкнутой пасти висел длинный, растягивавшийся липкий язык, которым это животное вылавливало муравьев — свою главную пищу.

— Это ехидна, — объяснил Паганель. — Случалось ли вам когда-либо видеть подобное животное?

— Она отвратительна! — отозвался Гленарван.

— Отвратительна, но интересна, — заметил Паганель. — К тому же она встречается только в Австралии. Тщетно было бы искать ее в другой части света.

Понятно, Паганелю захотелось увезти с собой отвратительную ехидну, и он задумал положить ее в багажное отделение, но тут мистер Олбинет запротестовал с таким негодованием, что ученый должен был отказаться от мысли сохранить для науки этого представителя австралийской фауны.

В этот день наши путешественники достигли 141°31? долготы. До сих пор им в пути встречалось мало колонистов-земледельцев и мало скваттеров. Местность казалась пустынной. Туземцев и совсем не было видно, так как дикие племена кочуют севернее, по бесконечным пустыням, орошаемым притоками Дарлинга и Мёррея.

Отряд Гленарвана очень заинтересовался встречей с одним из тех колоссальных стад, которые предприимчивые торговцы пригоняют с восточных гор в провинции Виктория и Южная Австралия.

Около четырех часов пополудни Джон Манглс указал своим спутникам на огромный столб пыли, поднимавшийся вдали, милях в трех впереди. Никто не мог догадаться, что означало это явление. Паганель склонен был видеть в этом влияние какого-нибудь метеора, и пылкая фантазия ученого уже подыскивала ему естественное объяснение, но Айртон, не дав географу углубиться в область догадок, заявил, что пыль эту поднимает двигающееся стадо.

Боцман был прав. Густое облако пыли все приближалось. Оттуда неслось мычанье, ржанье и блеянье. К этой пасторальной симфонии примешивались также — в виде криков, свиста и брани — человеческие голоса.

Из шумного облака появился человек. То был главный вожатый этой четвероногой армии. Гленарван поехал к нему навстречу, и они разговорились без дальнейших церемоний. Вожатый был в то же время и владельцем части этого стада. Звался он Сэм Митчель и направлялся из восточных провинций к бухте Портланд.