Гончие Бафута - Даррелл Джеральд. Страница 29

– Маса! – закричал он и расплылся в улыбке. – Я его поймать.

Я кинул вниз мешок, чтобы он сунул туда зверька; потом все, кто стоял на лестнице, стали передавать мешок по рукам, покуда он наконец не попал ко мне. Я поспешил засадить пленницу в клетку, поскорей ее осмотрел и убедился, что она ничуть не пострадала, вот только настроение у нее оказалось из рук вон плохое. Это была черноухая белка, пожалуй, самая красивая из всех камерунских белок. Спинка у нее темно-оливкового цвета, а брюшко яркое, желтовато-оранжевое. По бокам от плеча до зада тянется цепочка белых пятнышек, а уши оторочены кромкой черной шерсти, и вид у зверька такой, точно он никогда не моет за ушами. Но, конечно, самое красивое в этом пушистом тельце – хвост, длинный и необыкновенно пышный; сверху он зеленовато-коричневый, полосатый, а с изнанки – ярчайшего оранжевого цвета, прямо огненный. Когда белка очутилась в клетке, она раза два махнула на меня своим ослепительным хвостом, а затем уселась и занялась неотложным делом: стала уплетать плод манго, который я для нее приготовил. Я с удовольствием за ней наблюдал и думал: какое счастье, что она уцелела во всей это кутерьме, и как хорошо, что я ее все-таки заполучил! Если бы я тогда знал, сколько еще мне предстоит с ней хлопот, я, наверно, радовался бы куда меньше.

Потом я снова занялся всевозможными мешками и корзинками, которыми была завалена веранда, и взял в руки первый попавшийся, довольно большой калебас. Как обычно, горлышко у него было заткнуто плотно свернутым пучком зеленых листьев; я вытащил затычку и заглянул внутрь, но калебас был слишком велик, и я ничего не разглядел в его темной глубине. Я отнес его к верхушке лестницы и высоко поднял.

– Где тот человек, который принес этот калебас? – спросил я.

– Я тут, сэр, я тут! – раздался крик откуда-то с середины лестницы.

Меня всегда поражало, что африканцы умудряются различать свои калебасы среди сотен других. Я никак не мог уловить между ними разницы, разве только в размерах, но каждый африканец мгновенно узнает свой сосуд и ни с каким другим его не спутает.

– А какая там у тебя добыча? – спросил я, держа калебас за веревку, обвязанную вокруг горлышка, и небрежно им помахивая.

– Змея, сэр, – был ответ, и я поспешно сунул зеленую затычку обратно в горлышко.

– Какая же змея, друг мой?

– Гера, сэр.

Я сверился со своим списком местных названий и обнаружил. что это означает "зеленая древесная гадюка". Эти красивые змеи широко распространены в Бафуте, и у меня уже набралось несколько штук. Длиной они дюймов по восемнадцать, расцветка у них примечательная: спина необычайно яркая, зеленая, как трава, живот канареечно-желтый, а по бокам широкие белые полосы. Я понес калебас туда, где у меня стоял неглубокий открытый ящик, затянутый сверху марлей, – тут жили остальные гадюки, – чтобы посадить к ним туда и "новенькую". Надо сказать, что вытряхнуть змею из калебаса в клетку – дело несложное, если, конечно, соблюдать два-три простейших правила. Первое: убедись, что все остальные обитатели клетки находятся далеко от дверцы. Это я сделал. Второе: прежде чем вытряхивать змею из калебаса, выясни, одна ли она там. Вот этого-то я и не сделал.

Я открыл дверцу клетки, вытащил затычку и стал осторожно встряхивать калебас. Иногда вытряхивать змею из калебаса приходится очень долго: бывает, что она свернется там в клубок и прижмется изнутри к стенкам сосуда, и тогда сдвинуть ее с места очень трудно. За спиной у меня стоял Джейкоб и тяжело дышал прямо мне в затылок, а за ним плотной стеной теснились африканцы и, раскрыв рот, следили за каждым моим движением. Я легонько тряхнул калебас – ничего. Я потряс посильнее – опять ничего. В жизни своей не встречал я гадюки, которая с таким упорством цеплялась бы за свою темницу. Наконец я разозлился, тряхнул калебас изо всей силы, и он тут же развалился надвое. На клетку с устрашающим стуком вывалился спутанный клубок – с полдюжины больших, сильных и разъяренных змей.

Они сплелись в такой тугой, огромный узел, что не провалились внутрь клетки сквозь отверстие сверху, а застряли, и закрыть дверцу я никак не мог. Потом с необычайной грацией, которую я не успел оценить по достоинству (мне было не до того), они расплелись и решительно заскользили по краю дверцы на пол. Здесь гадюки выстроились полукругом, с точностью солдат, которым отдан приказ наступать, и двинулись на нас. Джейкоб и бафутяне, что теснились за его спиной, исчезли в мгновение ока, словно по мановению волшебного жезла. И трудно было их за это винить – ведь все они были босиком. Но и моя одежда никак не годилась для того, чтобы любезничать со стаей гадюк, – на мне были только шорты да сандалии. И вдобавок моим единственным оружием оказались две половинки сломанного калебаса – не слишком удобная снасть для обращения со змеями. Поэтому я оставил в их распоряжении веранду и кинулся в спальню. Там я отыскал палку и осторожно вернулся на веранду. Теперь змеи расползлись во все стороны и загнать их поодиночке а угол, прижать каждую к полу палкой и подобрать не составляло уже никакого труда. Одну за другой я сбросил их в клетку и со вздохом облегчения захлопнул и запер дверцу. Бафутяне вновь появились на веранде так же внезапно, как исчезли: все они болтали, смеялись и щелкали пальцами, рассказывая друг другу, какая страшная опасность им грозила. Я холодно посмотрел на того, кто принес мне змей.

– Ты! – сказал я. – Почему ты не сказал мне, что в этом калебасе так много змей?

– Ух ! – изумился он. – Я все сказать маса, я сказать там внутри змея.

– Змея, да. Одна змея. Но ты не сказал, что их там шесть штук.

– Я сказать маса, там змея внутри, – с негодованием повторил он.

– Я ведь спросил, какую добычу ты принес, – терпеливо объяснял я. – И ты сказал "змея". Ты не сказал "шесть змей". Откуда же мне знать, сколько их там? Ты, верно, думаешь, я колдун – как гляну на калебас, так и увижу насквозь, сколько ты поймал змей.

– Глупый человек, – вставил свое слово Джейкоб. – Вот одно время змея укусить маса и маса умереть. И что ты тогда делать, а?

Тут я накинулся на Джейкоба.