Токей Ито (Художник А. Громов) - Вельскопф-Генрих Лизелотта. Страница 43

Шонка, Красное Крыло и Татокано подняли револьверы:

— Молчать!

— Я не замолчу…

Все трое спустили курки, но Четанзапа уже отскочил в сторону, пули только задели его. Он швырнул Шонку наземь, ткнул Красное Крыло ножом в плечо и исчез между палатками и скалами. Взвыв, все трое понеслись за ним. Собравшиеся на площадке стойбища услышали беспорядочные выстрелы. Грозовая Тучка и Ящерка стояли рядом с Хапедой и Часке. Они дрожали от гнева и страха.

Наконец стрельба затихла. Красное Крыло появился у драгун и стал перевязывать рану. Шонка и Татокано, тяжело дыша, вышли из-за скал, размахивая револьверами.

— Вшивый койот убежал, — крикнул Шонка. — Это — смутьян и заводила, это — друг предателя. Он получит нашу пулю. А кто попытается помочь ему, спрятать его, того тоже ждет смерть! И я требую от членов совета, чтобы они содействовали нам. А не то я скажу Длинным Ножам, и они разрушат ваши палатки, а вас, ваших жен и ваших детей расстреляют! Я сказал, хау!

Воины, которые считались членами совета, смотрели в землю. Наконец вперед тяжело выступил Старый Ворон:

— Пусть между дакотами и Длинными Ножами будет мир! То, что вы сделали, было необходимо. Мы пустим по кругу в палатке совета трубку и закрепим наше согласие! Я сказал, хау!

В палатке ждали, прислушивались. Надеялись, что Четанзапа все-таки сумеет убежать. Медленно текли часы ожидания.

На следующее утро уехали драгуны. Днем позже ушли и индейцы-разведчики, исполняющие одновременно и обязанности полицейских. И тут же через день появился другой отряд. Обещанного продовольствия, однако, не доставляли. Хапеда, Часке, Грозовая Тучка, Ящерка, как и все, голодали. Щеки у них ввалились, руки стали худые. Один из драгун подошел и хотел дать девочке открытую банку консервов. Запах их вызывал у девочки отвращение, мужчина — ненависть, потому что это был враг. «Потом еще станет рассказывать, что накормил дакотскую девочку, словно голодную собачонку». Горе и отчаяние владели чувствами девочки, она молчала отвернулась. Драгун с консервами в руках отправился назад к своим и был осмеян товарищами.

Этот отряд тоже скоро убрался, а продовольствия все не было.

На четвертую ночь, когда все вокруг было тихо и спокойно, Хапеда испуганно вскочил со своего ложа. Он услышал, что у входа в палатку кто-то шевелится. Это был его отец, Четанзапа. Измученная мать спала так крепко, что ничего не слышала, а отец приложил палец к губам и дал понять, что будить ее не надо. Четанзапе нужно было перевязать раны. Мальчик знал, где у матери хранятся лыковые повязки, и помог отцу найти их. В две раны, видно, попала грязь, и они уже стали гноиться. Хапеда сунул отцу трех пойманных им ящериц, и Четанзапа проглотил их. Юноша позаботился и о зимней меховой куртке для отца, достал ему одеяло из шкуры бизона. Четанзапа взял вещи и дал мальчику поручение: Чапе — Курчавому и Чотанке нужно было поехать в агентуру и потребовать продовольствия, а Ихазапе и Острию Копья — разузнать что-нибудь о верховных вождях.

— Ты еще придешь, отец? — прошептал юноша. — Или мне с тобой где-то встретиться?

— Я прячусь в скалах. Если этих изменников и койотов не будет, каждую третью или четвертую ночь я буду приходить в палатку. Если случится что-то важное, найдешь меня у скалы, похожей на голову коршуна.

Четанзапа исчез так же тихо, как и появился.

Когда ночь была на исходе, Хапеда поднялся. До восхода солнца оставалось около часу. Воды было мало, и юноша обтерся снегом. Едва забрезжило утро, он вызвал из палатки восьми женщин Чапу — Курчавого и сообщил ему о тайном поручении Четанзапы.

— Хорошо… очень хорошо… — Казалось, это поручение и в Чапу вдохнуло новую жизнь. — Хорошо. Твой отец выбрал настоящих мужчин. Ты можешь идти, Хапеда, Остальным займусь я.

Когда солнечные лучи засияли над пустынной землей, над палатками, четыре воина тронулись в путь. Чапа — Курчавый и Чотанка поскакали на юг, к агентуре. Там сидели белые люди, которым было предоставлено право распоряжаться на землях дакотов, как в большом лагере для заключенных. Ихазапа и Острие Копья ушли пешком. И никто не помешал им.

Хапеда встретился с Часке, своим другом и вторым руководителем Молодых Собак. Они решили, что надо начать охоту на птиц. Можно было ставить петли, можно было пустить в ход камни. Оба вожака так были уверены в успехе, что дети повеселели, и приподнятое настроение проникло во все палатки.

Прошел день, другой, третий. Юноши все чаще и чаще посматривали, не покажется ли кто-нибудь из мужчин, покинувших стойбище. Утром пятого дня что-то появилось на юге. Хапеда и Часке выехали навстречу. То, что они увидели, очень удивило их.

Большой фургон тащили два рогатых, худых, как щепки, отвратительных пятнистых животных. Позади были привязаны еще четыре таких же твари; шли они неохотно, спотыкались, далеко вытягивали шеи. На повозке сидел Чапа — Курчавый и погонял упряжку. Его мустанга вел в поводу Чотанка, который шагом следовал за ними. У палаток повозка остановилась. Одно из животных в упряжке от усталости свалилось. Мужчины, женщины и дети молча смотрели, что же предпримут Чапа — Курчавый и Чотанка.

Чапа спрыгнул с телеги и выпряг обеих коров. Хапеда и Часке помогли ему. Эти животные, думали они, пожалуй, немного похожи на бизонов — у них есть рога, четыре ноги и шкура, но уж воняют они невыносимо. Чапа — Курчавый и сам едва не плакал.

— Шесть коров! — сказал он. — Но мы их можем только заколоть, потому что они вот-вот околеют. А здесь, у наших палаток, да еще зимой, для них нет никакого корма!

Этим утром мальчики и девочки поняли разницу между охотой и убоем. Но что значит разводить животных, они из этого примера усвоить не могли.

Подошел Хавандшита. Вместе с Чотанкой они определили, как разделать тушу. Затем мужчины принялись снимать шкуру, а женщины отгоняли плетками голодных собак.

Хапеда, Часке, Грозовая Тучка и Ящерка стояли вместе с остальными вокруг пустой повозки. Только Чапа умел с ней обращаться. А что перевозить? Время больших кочевий миновало. Начиналась зима, в палатках было холодно, а дров не хватало. Мужчины решили сломать ее и понемногу жечь. Только одно колесо Чапа поставил у своей палатки. Он объяснил Грозовой Тучке, что ему хочется получше разобраться, как оно сделано.

Прошло еще три дня, и вернулись в стойбище Ихазапа и Острие Копья. Было созвано собрание совета, и скоро во всех палатках стало известно, что верховных вождей они нигде не нашли. Должно быть, они отправились со своими воинами через льды и снега далеко на север. Если они еще свободны, то прячутся от преследования Длинных Ножей, потому что боеприпасов мало. А над дакотами в резервациях поставлены теперь новые вожди. И неоткуда ждать помощи. Шонка сказал правду.

Когда вся тяжесть известий была осознана, а мясо тощей коровы съедено, состояние у мальчиков и девочек стало такое, как будто им не вздохнуть полной грудью. Лужа поблизости совсем пересохла, и женщины тащились за несколько миль, чтобы принести питьевой воды. Умываться не приходилось. Непривычная грязь унижала, безнадежность угнетала узников резервации.

Хапеда, его друг Часке и Грозовая Тучка только по вечерам ненадолго забывали о своем отчаянии и усталости. Вечерами они могли посидеть с Уиноной в палатке Четанзапы. И Унчида, которая жила теперь в палатке жреца, старалась в это время приходить сюда. Уинону на время покидала ее печаль. Она шила в сумерках одежду из меха, мокасины. Работала она не торопясь.

— Для кого же ты шьешь? — спросила как-то Грозовая Тучка.

— Я работаю ради своего сна, — ответила Уинона.

— Что же у тебя был за сон? — допытывался Часке: от тайком посещал палатку бежавшего Четанзапы, ведь его приемная мать Белая Роза и ее муж, Шонка, не должны были знать об этом.

— Что за человека ты видела во сне? — спросил Хапеда, ощупывая меховую куртку, которая, по-видимому, предназначалась для рослого стройного воина.

— Моего брата, — призналась Уинона.

— Он убит, — сказал Хапеда.