Токей Ито (Художник А. Громов) - Вельскопф-Генрих Лизелотта. Страница 60

— Хау! — выкрикнул из толпы Старый Ворон.

— Я знаю, что вы голодаете, что у вас не хватает воды и что вас обманывают, — снова заговорил вождь. — Может быть, Большое Ухо Вашингтона наконец услышит об этом и вы когда-нибудь получите и пятнистых бизонов и мясные консервы, которые вам полагаются. Многим из нас придется погибнуть от голода и болезней, а кое-кто потом, может быть, и наестся досыта и будет танцевать перед белыми людьми, чтобы развлекать их.

Вождь посмотрел на людей. Никто не шелохнулся.

— Неужели нас ждет собачья участь и мы позволим уайтчичунам издеваться над нами? — спросил Чотанка.

— Может быть, уайтчичуны и не будут издеваться, — ответил вождь. — Но вам придется обрезать ваши волосы, потому что они так прикажут. Вы не сможете говорить со своими братьями по племени, потому что уайтчичуны нас разъединят. Вы не сможете здесь на этой земле добыть столько пищи, чтобы обеспечить ваши палатки, и будете всегда голодать или ожидать подачек.

— Уведи нас отсюда! — раздались голоса.

— Вот поэтому я и хочу вести вас туда, — говорил вождь, — где вдоволь воды и где травы растут зеленее и гуще. Дорога туда очень длинная, а зима сурова. Некоторые смелые воины уже прошли этот путь или пытаются пройти. Чтобы вы знали, какие подстерегают вас опасности, я перескажу вам речь вождя Хинматон Ялаткит перед своим племенем сахаптин. Когда племя сахаптин переживало то же самое, что сейчас дакоты, и не смогло жить в отведенных им местах охоты, они начали зимой, в беспрестанной борьбе с преследователями, великий путь в земли Большой Матери(Канаду). Но когда они достигли границы, мужчины, женщины и дети настолько обессилели, а Длинные Ножи были в таком численном превосходстве, что храбрым сахаптинам в одном шаге от границы вольных прерий пришлось сдаваться. Вождь Хинматон Ялаткит сказал в тот час своим людям такие слова: «Я устал от борьбы. Ваши вожди убиты. Зрячее Стекло — мертв, Тохульхульзате — мертв. Старые люди все мертвы. Только молодые могут теперь сказать „да“ или „нет“. И тот, кто вел молодых, тоже мертв. Холодно, и у нас нет одеял. Маленькие дети замерзают. Много народу убежало в горы, но у них нет ни пищи, ни одеял. И кто знает, что с ними… может быть, они замерзли… Слышите меня, вожди, я устал. Сердце мое болит и полно печали. Солнце заходит. Я больше никогда не буду бороться». Так сказал вождь, который сдался Длинным Ножам за несколько шагов до границы вольной земли. Нам предстоит путь, такой же длинный и холодный. Мы будем мерзнуть и голодать, и, вероятно, нас тоже будут преследовать Длинные Ножи. Но они не выставят против нас на позиции большое таинственное железо(пушки), как они это сделали против отряда Тачунки Витко. Мы лишь небольшая часть племени. В этом наше спасение. Если наша воля будет достаточно сильна, мы пройдем сквозь зиму. Наше сердце не должно уставать и печалиться. Уже сегодня ночью нам надо выступить. Мы уйдем отсюда. Ничего другого не могли бы посоветовать и наши большие верховные вожди и наши большие жрецы, если бы они были сегодня тут с нами. Если их уши услышали бы, что мы решили добиваться свободы, то их сердца были бы рады. Я сказал, хау!

Когда вождь закончил говорить, пришел старик Хавандшита.

Одновременно к женщинам подошла Унчида.

Молодой вождь покинул свое место. Следуя обычаю, он пошел навстречу старому жрецу, подал ему руку и повел в типи Черного Сокола. Никто не закрывал входа, и палатка осталась открытой, так что стоящие вокруг могли видеть и Токей Ито и старца. Вождь подвел Хавандшиту к очагу, и старик медленно сел.

Токей Ито сел напротив него и кивнул Уиноне, которая возвратилась в палатку. Девушка знала, что ей надо делать. Она достала тщательно завернутый в кожу предмет, развернула его, и все узнали священную трубку, которую она вручила своему брату, и вместе с ней вышитый мешочек с табаком.

Вождь взял трубку. Длинный чубук ее был сделан из ясеня; он был до половины обернут окрашенными в красный цвет иглами дикобраза, украшен мехом горностая и хвостом редкого белого бизона. Головка трубки была из красной глины с берегов Миссури. На священных холмах, откуда доставали эту глину, господствовал вечный мир. Так, по верованиям индейцев, велела людям таинственная, никогда не родившаяся и никогда не умирающая Птица Гром. И это было напоминанием о том, что сперва, в начале всех времен, на земле царил мир, и не только между людьми, но и между людьми и животными. При восходе солнца сыновья и дочери дакота и теперь не забывали просить Вакантанку — Великого и Таинственного — о мире. Но мир так и не приходил. И вот сегодня надо было раскурить трубку мира и совета, раскурить для того, чтобы подготовиться к большому походу.

Токей Ито зажег трубку от своего собственного огнива, и наступил момент, которого все ждали с тайным волнением. По обычаю, вождь перед началом важного предприятия подносил жрецу священную трубку. Если жрец брал из рук вождя трубку и курил ее, — значит, заявлял этим о своем согласии. Если не брал, — значит, отклонял предлагаемое.

— Мы вступаем в путь!

Старец медлил.

— Мы уходим отсюда прочь!

— Я слышу мычание бизонов и голоса наших отцов. — Взгляд жреца устремился вдаль, будто он там что-то видел. — Мы идем назад к горам Большой Медведицы! Вернитесь мертвые и бизоны!

— Мы пойдем через Миссури — нас ведет имя Тачунки Витко!

Воины испугались, потому что в резких словах вождя уже проявлялся разлад. Что же закрепит клятва священной трубки?!

— Мы уходим отсюда прочь… — И Токей Ито хорошо раскурил трубку и подал ее старцу.

Старик протянул руку и взял трубку.» Мы уходим отсюда прочь «. Как только прозвучали эти слова, установилась полнейшая тишина. Пророни кто-нибудь хоть слово, и. Хавандшита должен был бы отдать трубку, и ее нельзя было бы снова раскурить.

Старик поднялся и с благоговением сделал шесть затяжек: небу, земле и четырем сторонам света — востоку, западу, югу и северу. Потом он опять сел и подал трубку молодому вождю, который сделал шесть таких же затяжек. Затянувшись последний раз и выпустив дым, он передал трубку Уиноне. Та убрала ее.

Хавандшита поднялся, и вождь повел его в типи. В тишине все ждали возвращения Токей Ито. И вот он снова обратился к ним:

— Люди дакота! Мы уходим отсюда! Хавандшита решился на это. Решайтесь и вы!

Вождь раскурил маленькую красную, искусно сделанную военную трубку и ждал ответа воинов. С давних времен повиновение вождю было добровольным.

Чапа — Курчавый первый выступил вперед и принял военную трубку, чтобы сделать следующую затяжку.

— Я пойду с тобой, мой вождь! Я знаю теперь, что ты не вслепую собрался вести нас по опасной дороге, но с верным взглядом и твердым сердцем. Я иду с тобой. Хау.

Когда после жреца согласился и этот, которого считали умнейшим среди молодых воинов, другие больше не сомневались. Трубка пошла по кругу, и каждый, кто делал из нее затяжку, объявлял этим о своей готовности следовать за вождем.

Пока трубка обходила по кругу, полетели первые снежинки. Все знали, что начнется сильный снегопад. Женщины и дети вернулись в палатки, чтобы закончить приготовления. Токей Ито позвал воинов в палатку Четанзапы.

— В любой момент может появиться Шонка, — сообщил он. — Как ведут себя Шонка и его пособники, когда приходят?

— Они идут всегда по двое, — объяснил Старый Ворон. — Сначала обыскивают палатки Четанзапы и Чапы, потом идут дальше.

— Значит, так же они поступят и в этот раз, ведь они подумают, что я в палатке Черного Сокола или Бобра. Шонка придет с тремя своими людьми, и они могут разделиться на две группы. Я предлагаю и нам тоже разделиться. Три воина останутся со мной в палатке Четанзапы, трое пойдут с Чапой в его палатку. Как только Шонка или кто-то из его людей войдут, нужно схватить их в темноте, обезоружить, связать. Хау.

— Хау! — крикнули воины.

Три Ворона остались с вождем в палатке Четанзапы, остальные пошли с Чапой. Вождь почувствовал, что целительные травы, которые ему дала Уинона, оказывают свое действие. Его сердце билось ровнее, правда, он еще ощущал усталость и его продолжало лихорадить. Но он уже не боялся, что силы совсем оставят его. Дав еще несколько указаний, он вышел наружу в темноту зимней ночи, чтобы взять Буланого и собаку. Шонке раньше времени не следовало их видеть.