Найденыш с погибшей «Цинтии»(изд.1959) - Лори Андре. Страница 6

Одетый в праздничный костюм, состоящий из отороченного мехом пальто, вышитого жилета и старомодной высокой шляпы, рыбак выглядел совсем не так, как в своей обычной рабочей куртке. И уже окончательно делал его не похожим на самого себя грустный и растерянный вид. Покрасневшие веки свидетельствовали о бессонной ночи.

Так оно и было в действительности. Маастер Герсебом, до сих пор никогда не знавший укоров совести, ни на минуту не сомкнул глаз, ворочаясь с боку на бок на кожаном тюфяке. Под утро он поделился своими грустными думами с матушкой Катриной, которая тоже провела всю ночь без сна.

– Знаешь, Катрина, я все время размышляю о том, что сказал нам доктор, – произнёс он, измученный бессонницей.

– И я тоже об этом не перестаю думать с тех пор, как он ушёл, – ответила честная женщина.

– Мне кажется, тут есть какая-то доля правды, и мы были большими эгоистами, чем сами могли предположить. Как знать, не имеет ли наш мальчик права на какое-нибудь большое состояние и не лишился ли он его из-за нашей беспечности?.. Как знать, не оплакивают ли Эрика в течение двенадцати лет его родные, которые справедливо могут обвинить нас в том, что мы даже и не попытались вернуть им ребёнка?

– То же самое тревожит и меня, – ответила Катрина, вздыхая. – Если его мать жива – бедняжка! – как она должна быть несчастна, считая своего ребёнка утонувшим! Представляю, что было бы со мной, если бы мы лишились таким образом нашего Отто… Мы бы никогда не утешились!

– Я тревожусь не только о его матери. Судя по всему, её давно уже нет в живых, – продолжал Герсебом после некоторого молчания, прерываемого с той и с другой стороны новыми вздохами. – Разве можно допустить, чтобы ребёнок в таком возрасте путешествовал без матери, и кто бы мог привязать его к спасательному кругу и бросить на произвол океана, если бы она была жива?..

– И это верно, но ведь нам ничего не известно. А вдруг ей тоже удалось чудом уцелеть?

– Может быть, у неё похитили, ребёнка? Эта мысль иногда приходила мне в голову, – заметил Герсебом. – Разве можно поручиться, что кто-нибудь не был заинтересован в его исчезновении? Привязать ребёнка к спасательному кругу – это настолько необычный случаи, что допустимы всякие предположения. А раз так, то мы оказались бы соучастниками преступления и невольно способствовали бы его успеху. Даже и подумать об этом страшно!

– Кто решился бы нас обвинить, нас, усыновивших малютку только из добрых побуждений!

– Ну, конечно, ведь мы не причинили ему никакого зла! Мы его вырастили и воспитали как можно лучше. И все же мы поступили безрассудно. Настанет день, когда малыш вправе будет нас за это упрекнуть.

– Этого как раз можно не бояться, я уверена. Довольно и того, что мы сами можем себя кое в чём упрекнуть!

– Прямо удивительно, как одна и та же вещь с разных точек зрения может быть расценена совсем по-разному! Мне бы это никогда и в голову не пришло… Достаточно было нескольких слов доктора, чтобы выворотить нам душу…

Так рассуждали эти славные люди.

Неожиданное появление маастера Герсебома и было результатом их ночной беседы. Рыбак решил посоветоваться с доктором, как исправить допущенную ошибку.

Но доктор не счёл нужным сразу же вернуться к предмету вчерашнего разговора. Он дружелюбно принял Герсебома, заговорил с ним о погоде, о ценах на рыбу, притворившись, будто считает его приход обычным визитом вежливости.

Но это отнюдь не входило в расчёты маастера Герсебома, которому хотелось поскорее перейти к интересующему его вопросу. Он завёл было речь о школе господина Маляриуса, но затем собрался с духом и без дальнейших промедлении приступил прямо к делу.

– Господин доктор, – сказал он, – и я, и моя жена, мы размышляли всю ночь напролёт над тем, что вы нам сказали относительно малыша. Мы никогда не думали, что были неправы, воспитывая его как родного сына… Но вы внушили нам другие мысли, и потому я хотел посоветоваться с вами, как нам поступить теперь, чтобы и дальше не грешить по неведению. Как вы думаете, ещё не поздно начать поиски семьи Эрика?

– Выполнить свой долг никогда не поздно, – ответил доктор, – хотя сейчас эта задача кажется значительно более сложной, чем раньше. Не согласитесь ли вы поручить её мне? Я бы охотно взялся за это дело и приложил бы к нему все силы, но только с одним условием: вы доверите мне и ребёнка, которого я увезу с собой в Стокгольм [14].

Удар дубиной по голове не произвёл бы на маастера Герсебома более ошеломляющего действия. Он побледнел и пришёл в полное замешательство.

– Вам доверить Эрика?.. Отослать его в Стокгольм?.. Но для чего, доктор?.. – спросил он прерывающимся от волнения голосом.

– Сейчас я вам объясню… Мальчик привлёк моё внимание не только своей внешностью, которая резко отличает его от товарищей. Меня особенно поразил его живой ум, его ярко выраженные способности к наукам. Ещё до того, как я узнал о необычном появлении Эрика в Нороэ, я сказал себе, что было бы величайшим преступлением оставлять этого одарённого ребёнка в сельской школе, даже и у такого учителя, как Маляриус. Ведь здесь многого не хватает, что помогло бы развить его редкие способности – здесь нет ни музеев, ни учебных пособий, ни библиотек, ни равных ему по развитию товарищей. Вот что побудило меня заинтересоваться Эриком и разузнать его историю. Ещё не зная её, я загорелся желанием предоставить мальчику возможность получить законченное образование… И теперь вы, конечно, поймёте, почему эта мысль, когда вы сообщили о нем все подробности, ещё больше завладела мною. Разумеется, мои заботы о малыше не могут ограничиться только поисками его родителей… Мне незачем вам напоминать, маастер Герсебом, что ваш приёмный сын, очевидно, происходит из богатой и знатной семьи. Неужели вы хотите, чтобы я вернул в семью, если удастся её найти, ребёнка, воспитанного в деревенских условиях и не получившего надлежащего образования, без которого он будет резко отличаться от своей новой среды? Это было бы по меньшей мере неразумно, а вы достаточно рассудительный человек, чтобы согласиться с моими доводами…

Маастер Герсебом опустил голову. На глаза его невольно навернулись две большие слезы и потекли по загоревшим щекам.

– Но в таком случае, – сказал он, – это заставило бы нас навсегда разлучиться. Ещё не известно, обретёт ли мальчик другую семью, а свой родной дом он потеряет. Вы слишком много требуете от нас, господин доктор, от меня и от моей жены… Ведь ребёнок счастлив, живя у нас. Почему бы его не оставить здесь, хотя бы до тех пор, пока ему не будет обеспечено более блестящее будущее?

– Счастлив, вы говорите? А разве можно поручиться, что так будет и в дальнейшем? И вы уверены, что ему не придётся, когда он вырастет, пожалеть о своём спасении? Интеллигентный и образованный человек – а таким Эрик вполне может стать, – он будет томиться в Нороэ, маастер Герсебом!

– Чёрт возьми, господин доктор, наша жизнь, которую вы так презираете, нас вполне устраивает! Чем же она не подходит для мальчика?

– Я вовсе не презираю её! – запальчиво возразил учёный. – Я люблю и уважаю труд больше, чем кто бы то ни было! Неужели вы могли подумать, маастер Герсебом, что я пренебрегаю той средой, из которой вышел сам? Мой отец и дед были такими же рыбаками, как и вы. И именно потому, что я получил благодаря их предусмотрительности образование, я могу понять, какое это неоценимое благо, и хочу помочь мальчику воспользоваться тем, что должно принадлежать ему по праву. Поверьте мне, я забочусь только о его интересах.

– А кто знает, выиграет ли Эрик от того, что вы сделаете из него барчука, не способного собственными руками заработать себе на жизнь? А если вы не разыщете его семью – это вполне возможно, ведь прошло уже двенадцать лет! – какое будущее мы ему уготовим? Поверьте, господин доктор, морское ремесло вполне достойно хорошего человека и не уступит никакой другой работе! Надёжная палуба под ногами, свежий ветер, развевающий волосы, добрый улов трески в сетях – и норвежский рыбак ничего не боится и ни от кого не зависит!.. Вы говорите, что такая жизнь не принесёт Эрику счастья? Разрешите мне с этим не согласиться! Уж я-то хорошо знаю мальчика. Конечно, он любит книги, но больше всего на свете он любит море! Можно подумать, что он запомнил, как оно качало его колыбельку, и никакие музеи в мире не смогут Эрику его заменить!