Адъютант его превосходительства - Северский Георгий Леонидович. Страница 7

— Простите, значит, Софья Николаевна — это вы? — любезно спросил Кольцов.

— Да.

Кольцов встал, щегольски щёлкнул каблуками, склонил голову.

— Капитан Кольцов!.. Я к вам за помощью! — И лишь после этого он извлёк из кармана кусок картона, на котором химическим карандашом были выведены всего три буквы: СЭР — и чуть ниже витиеватая подпись.

— А все же где вы встречали Петра Николаевича? — поинтересовалась дама, становясь более любезной. — Помнится, он собирался переходить через фронт к нашим.

— Нет, мадам. Обстоятельства, как вам известно, изменились. Началось наступление. В армию влилось много новых сил, и Антон Иванович нуждается в офицерах. Поэтому Пётр Николаевич выехал в Славянок, там собралось много офицеров, которых надо переправить через фронт. Затем Пётр Николаевич выедет в Екатеринослав. По тем же делам, — сказал Кольцов и многозначительно умолк, продолжая любезно смотреть в глаза хозяйке.

Софья Николаевна тяжело вздохнула и мелко перекрестила себе грудь.

— Помоги ему всевышний.

Кольцов набожно опустил глаза, понимая, что каждый его жест, каждое движение проверяются хозяйкой.

А Софья Николаевна торопливо поднялась с дивана и неожиданно легко для её грузной фигуры заспешила к двери в другую комнату, с некоторым смущением отдёрнула портьеру.

— Войдите, господа, — сказала она кому-то, и голос её прозвучал успокаивающе.

В комнату вошли двое. Вероятно, они все время стояли за портьерой, потому что вошли тотчас. Человек, выступивший первым, — высокий, с глубокими залысинами — недружелюбно скользнул острыми, слегка выпуклыми глазами по лицу Кольцова, и что-то в госте ему явно не понравилось.

— Знакомьтесь, господа! Капитан Кольцов! — представила Софья Николаевна.

— Ротмистр Волин! — сухо произнёс высокий и, чтобы не подать руки, тотчас же отвернулся.

Товарищ Волина — круглолицый юноша в кителе с высокой талией — лихо щёлкнул каблуками:

— Поручик Дудицкий… — и, подойдя вплотную к Кольцову, сказал: — Капитан, мне определённо знакомо ваше лицо! Честное слово, мы встречались! Да-да! Но где же?

Кольцов вопросительно посмотрел на поручика — начиналось именно то, чего он больше всего опасался. Вполне возможно, что это — всего лишь проверка. Но не исключено, что и встречались. Вот только где? При каких обстоятельствах?.. Выгадывая время, Кольцов небрежно спросил:

— В армии вы давно?

— С шестнадцатого…

— В германскую я воевал на Юго-Западном…

Поручик широко заулыбался:

— Так и есть! Я служил в сто первой дивизии, у генерала Гильчевского.

Разговор принимал неожиданно удачный поворот. «Теперь, чтобы как можно быстрее сломать ледок отчуждённости у ротмистра, надо выложить несколько фактов, подробностей», — подумал Кольцов и с нескрываемым дружелюбием спросил поручика:

— Насколько мне помнится, вы квартировали в Каменец-Подольске?

— Совершенно верно, капитан!.. Значит, и вы тоже бывали там?

— Я имел честь принимать участие в смотре войск, который производил в Каменец-Подольске государь император. — Вздохнув, Кольцов опустил голову, словно предлагая присутствующим почтить молчанием далёкие уже дни империи.

— Вот где я мог вас видеть! — воскликнул Дудицкий. — Ах, господа, какое было время! Войска с винтовками «На караул!». Тишина. И только шаги государя! Он прошёл совсем близко от меня, ну совершенно рядом, честное слово. Я даже заметил слезы на его глазах! Потом церемониальный марш!.. Ах, а вечером!.. Бал, музыка, цветы… Вы были в тот вечер в Дворянском собрании, капитан?

— Не довелось… Вечером я был в наряде по охране поезда его величества.

— Да-да! Я определённо встречался с вами в Каменец-Подольске, капитан! У меня удивительная память на лица!.. Ах как было тогда славно! Казалось, все обрело ясность! Казалось, вот-вот объявят перемирие и вернутся добрые старые времена… — Поручик окончательно признавал в Кольцове своего.

Глаза ротмистра Волина, до сих пор сохранявшие ледяную напряжённость, слегка оттаяли, и оказалось, что они совсем не холодные и даже чуть-чуть лукавые. Ротмистр щёлкнул портсигаром и, словно объявляя мир, гостеприимно предложил Кольцову:

— Отведайте моих! Преотменнейшие, смею доложить вам, папиросы! — и улыбнулся краешками губ; улыбка, как улитка из раковины, высунулась и тут же спряталась.

— Благодарю, — потянулся за папиросой Кольцов, показывая, что и он обрадован примирением.

Поручик Дудицкий тоже протянул руку к портсигару:

— Разрешите, ротмистр! Я, знаете, вообще-то не курю, но в такой день… — поспешно оправдывался он, с почтительностью беря папиросу из портсигара.

Ротмистр Волин понимающе кивнул и присел к столу. Откинувшись на высокую спинку кресла и не спеша затянувшись папиросой, он поочерёдно посмотрел на Дудицкого и Кольцова:

— Значит, вы сослуживцы, господа?

— Относительно, — благодушно уточнил Кольцов. — Дивизия Гильчевского была в восьмой армии Юго-Западного фронта. А я служил в девятой. На смотр, как известно, были выведены отборные части этих двух армий.

Волин удовлетворённо кивнул головой и старательно стряхнул пепел папиросы в пепельницу:

— Давно в тылах красных?

— Порядочно уже… Был тяжело ранен, — стараясь, чтобы разговор тёк по-домашнему, запросто, а не состоял из вопросов и ответов, с готовностью отозвался Кольцов. — Спасибо добрым людям — выходили… Мне бы ещё месяц-два отлежаться, но…

— Да, правильно, что спешите… За месяц-два, от силы за полгода, полагаю, все закончится, — глубокомысленно сказал Волин. — Простая арифметика, капитан. Здесь, на Южном фронте, у Советов до недавнего времени было семьдесят пять тысяч штыков и сабель. А у нас — сто тысяч. Далее. Восстание донских казаков отвлекло на себя тысяч пятнадцать штыков и сабель, не меньше…

— Остановитесь, ротмистр! А то окажется, что нам уже и воевать не с кем! — поощрительно пошутил Кольцов.

— Но это ведь факты! — с неожиданной горячностью возразил Волин. — Да, воевать уже практически не с кем.

— А генералы, господа! — вклинился в разговор поручик Дудицкий. — У красных войсками командуют мужики. Неграмотные мужики. Посему и этот фактор не следует сбрасывать со счётов.

Волин коротко взглянул на Дудицкого и снисходительно улыбнулся. Затем небрежно, почти по-свойски спросил у Кольцова:

— А где, позвольте узнать, вы познакомились с Петром Николаевичем?

Кольцов нахмурился и, выдержав паузу, сухо ответил:

— Видимо, нам не следует задавать друг другу подобных вопросов, господин ротмистр!

Волин засмеялся:

— Что ж, может, вы и правы!..

Софья Николаевна, о чем-то пошептавшись с Дудицким, вышла.

Волин продолжал:

— Но я спросил о Петре Николаевиче потому, что меня предупредили: мы с поручиком — последние, кто идёт через это «окно».

— Я тоже об этом предупреждён, — спокойно подтвердил Кольцов. — С тем лишь уточнением, что последним буду я!

В гостиную с подносом в руках вошла сияющая Софья Николаевна.

— Ах, господа, прекратите проверять друг друга! И так кругом сплошное недоверие, распри, вражда! — воскликнул поручик Дудицкий, скосив глаза на рюмки и гранёный хрустальный графин, в котором покачивалась густая малиновая жидкость. — Важно лишь одно: мы живы, мы встретились, мы скоро будем у своих… А с такой наливочкой и в такой превосходной компании я не против и здесь подождать нашего освобождения. Дней через семь, от силы через десять наши точно будут здесь! — И затем он деловито обратился к хозяйке: — Я угадал, Софья Николаевна, это наливка?

— Конечно же, это не шустовский коньяк, поручик. — И, расставляя рюмки на столе, хозяйка многозначительно добавила: — Кстати, войска Антона Ивановича перешли на реке Маныч в общее наступление. Красные бегут…

— Кто это вас так хорошо информировал, Софья Николаевна? — скептически поднял брови ротмистр.

— Зря иронизируете. Я читала газету красных. Они сообщают, что оставили Луганск! — решительно произнесла Софья Николаевна, и её величественный подбородок заколыхался.