Сиреневый туман, любовь и много денег - Черкасов tm Дмитрий. Страница 42
— Этого, в кепаре, я знаю.
И рассказал о том, что видел одного из пацанов на улице, когда тот полез в ларек без очереди:
— Там дедок, ветеран войны стоял, кавалер фиг знает каких орденов, замечание хаму сделал. Так этот кепарь просто отпихнул деда в сторону. Я тогда завелся и уже собрался было влезть в это дело, но шеф срочный сбор объявил. Вот я ему, гниде, сейчас дедушку и Дена нашего припомню, — сказал Крюк и потрогал «вальтер» за пазухой.
Свернув на улицу Справедливости и проехав метров триста, «БМВ» и «восьмерка» остановились у входа в бар «Три Личичикалы». Шестерка бандитов спустилась в подвал. Когда последний из них скрылся за железной дверью шалмана, на противоположной стороне остановилась белая «пятерка», и из нее вышли Шварц, Тихоня, Валдис и Крюк.
Перейдя дорогу, они внимательно посмотрели по сторонам и пошли вниз. Впереди шел Тихоня. Ростом под метр девяносто, он выглядел очень внушительно. Даром, что до работы у Кабачка он был членом сборной города по боям без правил. Он и теперь продолжал регулярно ходить на тренировки, чтобы не терять формы.
Когда они вошли в кабак, трое из бандитов, среди которых был Толян, уже прошли в катакомбы, чтобы поговорить с непонятливым Ивановым. Еще трое стояли у стойки и здоровались со слегка нетрезвым Ботвинником. У самой двери за столиком сидел местный алкаш.
Стоявшие у стойки пацаны обернулись и увидели вошедшего в шалман хорошо одетого громилу с недобрым лицом, а затем еще троих посетителей, внешний вид которых тоже не соответствовал рангу заведения. Они сразу поняли, что эти люди пришли сюда вовсе не для того, чтобы распить стаканчик-другой ботвинниковского «самовара». Несколько секунд все стояли молча, потом стоявший у стойки бандит с погонялом «Гонщик» сказал:
— Что, какие-нибудь проблемы?
Вместо ответа Тихоня спросил:
— Салтыкова давно видел?
Бандит, напрягшись, как пружина, ответил:
— Вчера вечером, а что?
Тихоня помолчал и сказал:
— А то, что больше ты его не увидишь.
И тут же ударил Гонщика в челюсть.
Если бы это был удар человека обыкновенной комплекции и подготовки, дело окончилось нокаутом. Но Тихоня привык бить навылет, и челюсть Гонщика сломалась в восьми местах. Кроме того, отлетев к стене, он сильно ударился головой о кафель и, потеряв сознание, рухнул без сознания на пол. Двое других у стойки были в шоке. Наконец один из них обрел дар речи и, выкрикнув:
— Ты чё творишь, падла?! Братан! Налет! — полез в карман.
Тихоня схватил его за руку и дернул на себя. Затем повернул ее каким-то хитрым образом и крутанулся вокруг своей оси. Опять раздался хруст, и конкретный пацан завопил благим матом. Его рука неестественным образом торчала в сторону и вверх. Тихоня схватил его одной рукой за грудь, другой за ширинку, поднял вверх и с размаху опустил на край прилавка. К этому моменту Крюк уже вынул из-за пазухи «вальтер» и, направив его на стоявшего у стойки бандюка в понтовом кепаре, который даже не попытался бежать, спросил:
— Дедушку помнишь?
— Ка-ка-как-ого дедушку? — заикаясь от страха, изумленно спросил тот, совершенно не понимая, что происходит, и продвигаясь боком к двери в подсобку.
— Обыкновенного, — ответил Крюк, — старенького, ветерана войны, — и прыжком преодолев разделяющее их расстояние, ударил кепаря рукояткой пистолета чуть пониже козырька, а потом сверху вниз по темечку. Голова у бандита дернулась, и он, уже мертвый, упал за стойку, придавив ноги оцепеневшего от страха Ботвинника.
Удалившиеся в глубину подвала, где на полу у батареи сидел измученный Иванов, бандиты собрались для разгона попрессовать его немного, как вдруг из торгового зала раздался крик. Развернувшись, они бросились обратно, на ходу вынимая из карманов оружие: два «Макарова» и один нож.
Первым из подсобки выскочил Толян и тут же получил в голову сразу из двух стволов. Выронив пистолет, он рухнул под ноги спешившему следом с ножом в руке Хотдогу. Хотдог споткнулся и, упав мордой вниз, напоролся щекой на нож. Ему было больно, но недолго, потому что Шварц дважды выстрелил ему в область левой лопатки.
Высунувшийся из коридора Мурза увидел, что дело плохо, и тут же бросился обратно. Он рассчитывал выбраться через черный ход, дверь которого обычно была не заперта. Так бывало обычно, а сегодняшний день был совсем не обычным, так что ему не повезло. Подергав ее, Мурза, матерясь, бросился обратно и, открыв заскрежетавшую железную дверь, спрятался в тесной и темной кладовой.
Шварц и Тихоня, который тоже вынул «вальтер», осторожно углубились в коридор. Крюк и Валдае остались в зале.
Пьяный, мельком взглянув на валившихся на пол бандитов, вернулся к прерванному занятию, продолжая отмерять нужную пропорцию «Льдинки», которая, будучи соединенной с обыкновенной водопроводной водой, превращалась в превосходный эликсир забвения.
Крюк закрыл входную дверь и задвинул штырь, а Валдис подошел к испуганному Ботвиннику и с наигранным прибалтийским акцентом сказал ему:
— Налей-ка со-о-точку.
Ботвинник трясущейся рукой налил, и Вадцис сказал:
— А те-перь вып-пей. Смо-треть стра-шно, как те-бя кол-ба-сит!
Ботвинник послушно выпил. Валдис сказал:
— Ну, вот те-перь, дру-гое де-ло!
Ботвинник закивал. Подошедший Крюк, облокотившись на стойку рядом с Вадцисом, спросил:
— У тебя память хорошая?
Ботвинник опять закивал, и Крюк, огорченно покрутив головой, посетовал:
— Это плохо. А может быть, у тебя все-таки плохая память?
Ботвинник собрался было опять затрясти головой, но Вадцис уже без акцента сказал:
— Что ты все киваешь? Словами скажи!
— Плохая память, очень плохая, — просипел Ботвинник, залавливая не желающую проходить куда надо водку. — Ничего не помню. Сразу дали по голове, и ничего не помню.
— Молодец, — похвалил его Валдис и, повернувшись к Крюку, подмигнул ему. — Люблю понятливых людей! Патроны нам экономят. И насчет по голове тоже правильное предложение. Исполни желание товарища…
—
Тем временем Мурза, заскочив в темную кладовую, вытащил из кармана мобильник. В темноте засветились кнопки. Мурза, повизгивая от нетерпения, прижал трубку к уху. Услышав сигнал соединения, он быстро заговорил громким шепотом:
— Слушай, Рыжий! Мы к Ботвиннику заехали, а тут пришли какие-то быки и всех завалили. Я один остался. Сижу в кладовке.
В коридоре прозвучали быстрые шаги и смолкли у двери, за которой сидел в темноте перепуганный Мурза.
— Да я не знаю, кто это, — в отчаянии выкрикнул он в ответ на вопрос из трубки.
— Как не знаешь? — раздалось из-за двери. — Отлично знаешь! Вы, козлы, зачем Дена замочили, погром в редакции устроили, народ в «бугатти» поубивали?
Ужаснувшийся Мурза все понял и закричал в трубку:
— Это кабачковские! Всех положили, я один остался.
Из-за двери послышалось:
— И тебя сейчас положим. «Открой, Володенька…»
Засова на двери не было, и Мурза понял, что пришел конец.
Он бросил трубку и, выхватив из кармана «Макаров», наставил его в темноте в сторону двери.
Дверь, тихо заскрипев, приоткрылась на несколько сантиметров, и по полу кладовки прокатился какой-то предмет. Страх охватил Мурзу, когда он осознал, что это была граната. Вся прожитая жизнь должна была пронестись в это мгновение перед ним, но передумала.
— Суки, падлы! — только и смог он вспомнить в такой важный в его жизни момент.
Через несколько секунд в тесной кладовой прозвучал удар грома. Дождя не пошло, но в Мурзе появилось от тридцати до пятидесяти лишних дырок, и на полу все-таки образовалась лужа. Она была черного цвета, и ее не было видно в темноте.
Проходя мимо второй открытой двери, через которую было видно сидевшего на полу у батареи Иванова, Тихоня спросил у Шварца:
— А с этим что?
Шварц взглянул на человека, из-под задравшейся штанины которого был виден протез, и ответил: